«Если», 2011 № 10 - Журнал «Если»

— Мирек, я понимаю, что ты не можешь пользоваться ногами, — сказала Тэб, — но думаю, ты приспособишься. Пока что мы, наверное, откроем для тебя одну из запечатанных комнат. Полагаю, ты какое-то время побудешь у нас в гостях.

— А что если я этого не хочу? — поинтересовался я и остановился, ожидая ответа.

Тэб посмотрела на меня, удивленно подняв бровь.

— Мальчик, ты и в правду думаешь, что у тебя есть выбор?

— Папа говорил, что выбор есть всегда.

Тэб открыла рот, собираясь поспорить, но потом передумала и посмотрела на меня с опаской.

— Что ж, вполне справедливо, дитя мое. Господь дал нам свободу воли, и не мне отнимать у тебя это право. Мы можем выделить тебе спасательный катер. Отправляйся, куда захочешь.

Я посмотрел на Тэбиту.

Если останусь в обсерватории, боль никуда не уйдет — это я понимал. Но поможет ли от этой боли хоть что-нибудь? На глаза навернулись горячие слезы, и я быстро отер их рукавом. Затем выругался по-польски.

Тэб вздохнула и наклонилась, чтобы посмотреть мне в глаза. Когда она заговорила, ее южный акцент зазвучал особенно четко:

— Все произошедшее — позор для человечества, Мирослав. Твоя семья. Моя семья. Все остальные — их больше нет. Судный день наступил и прошел, а мы все еще здесь. Думается мне, что у Господа еще осталась для нас работа. Наша встреча не случайна, уж в этом-то я уверена. Не знаю, что еще говорил тебе твой папа, но позволь поделиться тем, что говорил мой отец мне. Он говорил так: «В этой жизни никуда не деться от боли». Еще со времен Адама и Евы Господь хочет, чтобы мы знали боль — такова часть испытания. Я не могу исцелить твои раны, могу лишь сказать: нас будут судить по тому, как мы справились со своей болью, как мы использовали ее, чтобы, несмотря ни на что, исполнять Божью волю. Ты понимаешь меня?

Нет, я ее не понимал. Мои родители — физики. Наша семья никогда не ходила в церковь. А речи Тэб звучали как цитаты из старых книг о тех временах, когда люди отдавали предпочтение религии, а не науке. Я не привык к этому, чувствовал себя не в своей тарелке и тем не менее не мог не заметить убежденности, с которой говорила Тэбита. Не мог я отрицать и искренность ее доброты.

Слезы хлынули рекой, и я оставил бесполезные попытки вытереть их. Иренка наверняка полюбила бы Тэб, если бы только оказалась здесь вместе со мной.

Я пробормотал что-то в этом духе и тут же почувствовал, как Тэб с неожиданной силой обхватила меня и чуть не задушила в объятиях.

Впервые кто-то по-настоящему обнял меня с тех пор, как мы попрощались с папой.

Я ревел, уткнувшись в ее плечо, а она стала тихонько напевать какую-то песенку (как я выяснил позже — церковный гимн).

Я, конечно, решил остаться.

Потом мы с Тэб заговорили о Бродягах.

— Так с чего же начнем? — спросил я. — Не можем же мы искать их вслепую.

— Самая крупная группа, говорят, полетела по траектории «Пионера-10». Мы можем сделать то же самое, Говард?

— Посмотрим… — голос Говарда раздавался из динамиков под потолком. — Ага, вот этот файл. Да, думаю, все получится. Нам по пути — хорошо, что от Юпитера мы направились в эту сторону. Придется еще подождать, прежде чем я осмелюсь снова включить двигатели — мы недостаточно далеко.

— Договорились, — ответила Тэб. — Уж времени-то у нас точно с избытком.

Она не шутила. Даже с постоянным ускорением до орбиты Плутона мы добрались только через два месяца. Еще восемь ушло на то, чтобы добраться до внутренней границы пояса Койпера. Обсерватория оказалась прекрасно подготовлена для дальних экспедиций. Обширные запасы антиматерии обеспечивали энергию, а гидропоника — рециркуляцию воздуха. Тэб научила меня пользоваться системами жизнеобеспечения обсерватории, затем мы дважды провели подробную инвентаризацию всех расходных материалов и запчастей. Говард построил графики, показывающие, на какой период нам хватит ресурсов.

Допустим, с обсерваторией ничего не случится и двигатель будет включаться только для коррекции курса, тогда пройдет двадцать лет, прежде чем у нас закончится что-нибудь важное. Даже если откажет главный реактор, запасной сможет обеспечивать нас энергией еще десять лет. А если свести все к минимуму и оставить только системы жизнеобеспечения, этот срок увеличится втрое. Следовательно, все, что нам нужно, — заботиться о гидропонной ферме, и тогда воздуха и еды нам с Тэб хватит на десятилетия.

Десятилетия. Мысль о столь длительном путешествии вызвала у меня ужас.

Шестнадцать месяцев спустя Говард перестал следить за эфиром Солнечной системы. Среди передач не осталось криков о помощи — только автоматические сигналы нескольких боевых спутников, повинующихся приказам, даже несмотря на то что отдавших приказ людей давно уже не осталось в живых.

Не удалось обнаружить и никаких признаков связи между кораблями. Впрочем, если кто-то и выжил, они, наверное, вели себя так же, как мы: старательно хранили молчание.

Несколько раз мы с Тэб обсуждали возможность возвращения. Но по мере того, как росло расстояние до Земли, сама эта идея становилась все более абстрактной. Мы уже забрались достаточно далеко, чтобы Солнце стало лишь еще одной точкой на сияющем звездами небосводе. Каковы наши шансы на успешное возвращение? Как мы будем искать выживших, когда нужно постоянно прятаться от боевых спутников?

Нет, лучше уж двигаться дальше.

Когда мне исполнилось тринадцать, Тэб сказала, что научит меня астрономии.

Это оказалось не так уж и сложно: в базах данных Говарда нашлось все необходимое. К тому же обучение помогало мне скоротать время и отгоняло неприятные мысли. Среди этих мыслей по-прежнему присутствовали мама, папа и Иренка — они стали для меня старой раной, с которой постоянно сдирается засохшая кровь. Но постепенно, день за днем, я начал сближаться с Тэб. И боль стала ослабевать, а ноша сделалась легче.

Мы с ней работали с сенсорами и прочим оборудованием обсерватории, каталогизировали объекты, встречавшиеся на пути.

Тэб говорила, что космос, вопреки расхожим представлениям прошлых веков, вовсе не пуст. Пояс Койпера и облако Оорта на самом деле огромные поля астероидов, а составляющие их осколки постепенно улетают в межзвездное пространство, туда, где правят планемо.

Планемо. Планеты без звезды. Миры в себе.

Может, Бродяги в итоге поселились на одной из них? В конце своего путешествия, длившегося веками?

Несколько раз Говард отклонялся от курса, чтобы изучить аномалии, появлявшиеся на радарах обсерватории. И не находил ничего — даже если кометы сами по себе и представляли кое-какой интерес. Впрочем, по большей части они оказывались кусками скал, обросшими заледеневшим газом и водой. Обычное дело за орбитой Плутона.