Как жить и властвовать - Александр Александрович Игнатенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При докладе сведений властелину визирь обязан помнить, что «правда говорит ясно, а ложь косноязычна». От него также требуется своего рода ощущение пропорциональности, чтобы он «не сократил сообщения настолько, что они станут незаметными, и не распространялся о них так, что они исказятся». Здесь речь идёт о форме донесения. Непропорционально большое сообщение может внушить впечатление особого значения сообщаемого факта. И наоборот.
Пожалуй, в единственном случае в «зерцалах» рекомендуется спешка – в доведении сведений до властелина без задержки и опоздания. Аль-Маварди специально оговаривается: «хотя дело в связи с этими сведениями можно и задержать». Как обосновывает аль-Маварди требование незамедлительности в снабжении владыки сведениями о происходящем? «Ведь исполнительный министр по отношению к владыке – как его зрящее око и его внемлющее ухо, при посредстве которых знание устремляется в душу человеческую. Поэтому нужно, чтобы на визиря распространялось то, что присуще им (оку и уху. – А. И.), чтобы мог владыка постигнуть то, что нужно ускорить, рассмотреть то, что можно замедлить». Наконец, визирь должен снабжать владыку информацией обо всём происходящем, не упуская малого и не преувеличивая его, не приуменьшая большого. «Тот, кто опасается, что мелкие дела станут большими, а большие превратятся в малые, должен в самом их начале сообщать о них как они есть, указывая и их цели (т. е. то, чем они могут стать. – А. И.)». Здесь, в отличие от первого пункта, речь идёт о содержании донесений: они должны быть объективными и содержать факты, подвергнутые реалистической оценке. Если же министр распространяется о своём видении ситуации и её перспективах, не давая «историю вопроса», то он подменяет информирование советом и оказывается неверным информатором. Необходима исключительная точность в выражении сущности происходящего. Ведь «война может начаться от одного неверного слова» [399].
Опасность изоляции от реальности
Но описанный у аль-Маварди министр, доводящий до властителя точный и полный информационный образ действительности, – идеал. В жизни дела обстояли не так хорошо.
Находчивая наложница, или Прорыв информационной блокады
Ас-Саалиби в своём «Подарке визирям» рассказывает историю – предупреждение против той изолированности от сведений о происходящем, в которой может оказаться властелин по воле приближённых, имеющих свои собственные цели. Эпизод, один из самых критических в истории Аббасидского халифата, начался с того, что халиф аль-Мамун (813–833), выполняя давнее и твёрдое обещание семейства Аббасидов своим союзникам по борьбе против предшествующей династии Омейядов, назначил своим преемником Али Ибн-Мусу ар-Риду, представителя рода Алидов, потомков знаменитого имама и халифа Али Ибн-Аби-Талиба. В это время халиф находился в Мерве (ныне город Мары) в сопровождении (или, лучше сказать, под присмотром) уже известного нам министра аль-Фадля Ибн-Сахля. А тем временем, когда новость о поступке аль-Мамуна достигла других Аббасидов в Багдаде, столице государства, последние возмутились и заявили, что не станут подчиняться халифу, «изъявшему власть из нашего дома». Они собрались и принесли клятву верности Ибрахиму Ибн-аль-Махди, дяде аль-Мамуна. Что касается Алидов, то, воодушевлённые первым фактом (передачей им власти) и возмущённые вторым (клятвой новому Аббасиду – Ибрахиму), они восстали в Хиджазе, Йемене, Ираке, Табаристане, нанеся поражение пошедшим на их усмирение халифским войскам.
Всего этого аль-Мамун не знал, хотя понятно, что события такого рода угрожали его власти самым непосредственным образом. Оказалось, что министр при помощи почтовых чиновников и информаторов, которые призваны были снабжать халифа новостями о происходящем, сумел это происходящее скрыть от него.
Далее начинается чисто детективная история. Для прорыва своего рода информационной блокады вокруг халифа одна из наложниц аль-Мамуна послала ему из Багдада одеяние из расшитого шёлка, предварительно написав на его подкладке сообщение о происходящем. Сверху она нашила ношеные подкладки. Когда одеяние было сначала представлено аль-Фадлю для контроля (ещё одно свидетельство того, что халиф находился под колпаком у министра), он ничего не заметил и передал его халифу. Тот же удивился, когда увидел изношенные и грязные подкладки на своём одеянии, стал их сдирать и обнаружил под ними послание верной наложницы. Далее – гнев аль-Мамуна, смещение аль-Фадля, преждевременное путешествие в Багдад и, в частности, строгий наказ почтарям ничего не скрывать [400].
* * *
У приведённой истории, конечно, есть мораль – рекомендация властелину исключить зависимость осведомителей от министров, ибо подобная ситуация может стать причиной сокрытия от властелина важнейшей информации: «держава станет обессиливать, случатся важные вещи, а властелин и подозревать об этом не будет» [401]. Есть и требование к министру – не утаивать от властелина, например из опасения огорчить его, неприятные сообщения, так как обстановка может стать неуправляемой [402].
Подобные ситуации были, по-видимому, настолько часты, что на протяжении всего Средневековья из одного «зерцала» в другое проходит повторяющееся предупреждение властелину – не оказаться в изоляции от достоверных сведений о происходящем в государстве.
Свергнутый властелин о причинах своего поражения
Передаётся история о том, как у одного низвергнутого властелина спросили о причинах гибели его державы. На это он ответил: «От дел нас отвлекали развлечениями. Мы доверяли своим приближённым, а они предпочли нашей пользе свою собственную. Сборщики податей притесняли подданных, неправедно обогатились и начали от нас отходить. Наши доходы уменьшились, непосильная ноша легла на тех, кто платил налоги. Задерживалось жалованье войску, и оно перестало нам подчиняться. Пошёл на нас враг, но не стало у нас защитников». Наконец, самое существенное: «Главное же, что привело наше царство к гибели, – это то, что от нас утаивали сведения» [403].
* * *
Едва ли не каждое «зерцало» предупреждает, что существует серьёзное препятствие для осведомлённости правителя о происходящем в его владениях. Это – хиджа́б, ставший своего рода символом отчуждения властелина от народа и изоляции от реальности [404]. Он, по выражению аль-Муради, буквально «отрезает» властелина от сведений о происходящем [405]. Подробно проблема хиджаба рассматривается у знаменитого историка и политолога Средневековья Ибн-Хальдуна в его «Введении» к «Большой истории» и у его последователя, автора «зерцала» «Чудеса на пути» Ибн-аль-Азрака [406]. Исходно слово хиджаб обозначало занавесь, закрывавшую вход в бедуинскую палатку, В дальнейшем оно стало обозначать допуск, вход к халифу или султану. В функцииха́джиба (первоначально – своего рода швейцара) входило предварительное рассмотрение важности дела и разрешение на вход к правителю.
Поначалу, когда устанавливается новая власть, государь является доступным, но в дальнейшем он отделяется
