Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России - Ника Марш

хозяевам. Если землевладельцы прогоняли своих крестьян (такие случаи в условиях безденежья и голода тоже не были редкостью), то отпускную для них оформляли в Москве, в приказе Холопьего суда.

Получить такую отпускную могли все обратившиеся. А без бумаги бежавших холопов на работу брали неохотно. Соответственно, недавним крестьянам оставался один путь – в последователи Хлопка. Годунов дал холопам альтернативу, его указ позволял надеяться на свободу. Но… уступка просуществовала недолго. Год спустя царь передумал, указ был отменен. Начался новый виток бунтов и недовольства.

Глава 17

Болотников осаждает Москву

23 апреля 1605 года умер царь Борис Годунов. Более неподходящей ситуации, чтобы лишиться государя, Русь еще не знала: наследник престола, Федор, был шестнадцатилетним неопытным юношей, а к Москве шли войска Лжедмитрия I[73].

Венчать на царство юношу не стали – некогда, отложили до лучших времен. Ограничились провозглашением Федора царем и присягой. Но при восшествии на трон было принято совершать милостивые поступки, и Федор объявил амнистию. Все, кого сослал царь Борис, могли вернуться. Среди них оказался и Богдан Бельский, родственник нового государя.

Царю Федору Борисовичу не хватало мудрости и прозорливости. Он не сумел разглядеть, что среди его собственных родственников зреет заговор. Что те, на кого он думал полагаться, ведут двойную игру. Поэтому-то правление младшего Годунова продлилось не больше семи недель: самозванец вошел в Москву и стал именоваться царем Дмитрием Иоанновичем.

Узурпатор выдавал себя за младшего сына Ивана Грозного, Дмитрия, который погиб в Угличе 15 мая 1591 года[74]. А Богдан Бельский, тот самый, что был возвращен Федором Годуновым, громко рассказывал, как лично спасал мальчика. Шестнадцатилетний царь этого уже не слышал: его вместе с матерью уже устранили. Сохранили жизнь только молодой царевне Ксении, которую Лжедмитрий взял в наложницы. Вдоволь наигравшись с дочерью Бориса Годунова, узурпатор отправил царевну в монастырь, где она приняла постриг.

Но век самозванцев, как и кавалергардов, недолог. Спустя год Лжедмитрию донесли: готовится мятеж. Однако царь и великий князь только махнул рукой. Он был занят пышными свадебными торжествами – брал в жены Марину Мнишек. И эта беспечность дорого стоила ему, потому что князь Василий Шуйский на самом деле был готов действовать. Ночью 17 мая ударили в набат – и начался переворот. Лжедмитрия убили очень быстро, а государем провозгласили Василия Шуйского.

Третья династия на русском троне за короткий срок! Известия о чехарде, происходящей в Москве, докатывались до глубинки, обрастая слухами и невероятными подробностями. Никто не мог в точности сказать, действительно ли был убит Лжедмитрий. Однажды ведь уже приходили вести: царевич Дмитрий – жив! Теории заговора были крайне популярны, и снова понесся шепоток: «Да нет же, сын Ивана Грозного еще здравствует!»

Не было понятно, отчего царем стал Шуйский. При всем его княжеском происхождении находился он от трона далеко. И в среде знати возникло вполне понятное возмущение: а почему не мы? Не любой из нас? Если уж выбирать царя – то сообща, а не горсткой вооруженных людей в Москве! Все это создавало благодатную почву для новых бунтов, для восстаний. И они не заставили себя ждать.

В отличие от Хлопка, который занимался исключительно грабежами, новые восставшие преследовали совсем другие цели. Они были настроены свергнуть Василия Шуйского, забрать власть себе:

И примем Москву, и потребим живущих в ней, и обладаем ею, и разделим домы вельмож и сильны, и благородныя жены их и тщери примем о жены себе».

Среди восставших был и Иван Болотников, холоп князя Телятевского. Его отряд, поначалу малочисленный, постоянно пополнялся за счет новых сбежавших холопов. Кормить эту орду было нечем, и начались нападения на помещичьи угодья. В этом вопросе люди Болотникова оказались ничем не лучше, чем сообщники Хлопка.

В прошлом, государь, году, – писали челобитную помещики Сухотины, – отца нашего Денисья воры убили з башни, и… все розграбили». Речь шла о том самом 1606-м. Взбунтовавшиеся холопы действовали жестоко.

Царь направил свои войска на подавление смуты, но в августе 1606 года удача была не на его стороне: сначала потерпел поражение воевода Трубецкой, а затем Воротынский. У Болотникова к тому времени была целая армия, сумевшая подчинить себе Коломну. Осенью княжеский холоп уже осаждал столицу. Такой дерзости от него никто не ожидал.

Эта осада началась осенью 1606 года, но историки спорят о точных датах. Подсказкой может быть «Повесть о чудесном видении протопопа Терентия», где говорится о том, что с 14 октября и по 19-е число по всем храмам пели молебны и молились за царя, «чтобы Господь Бог отвел от нас праведный гнев свой, остановил междоусобную брань, установил мир и спокойствие во всех городах и концах Московского государства». Стало быть, в середине октября ситуация стала совсем напряженной.

Кроме болотниковских холопов, против царя Василия в тот момент сражался и Филипп Пашков, по прозвищу Истома. Он происходил из дворянского рода и успел послужить Лжедмитрию, бился под Серпуховом с отрядом Кольцова-Мосальского и разбил его. Но… в решающий для этой войны момент два предводителя не сумели договориться.

Союзниками в настоящем смысле этого слова они никогда не были. Все свои поступки совершали не сговариваясь. И у стен Москвы каждый мог претендовать на главенствующую роль. С Пашковым шло дворянство, с Болотниковым – холопы. И люди Истомы посматривали на простых мужиков свысока. Лучшим для них было бы объединиться, но тогда один должен был признать лидерство другого. А уступать главари не собирались.

Истома Пашков, не советуясь с Болотниковым, выдвинул требование о сдачи Москвы. Продемонстрировав свое главенство, ничем не подтвержденное, Истома вызвал неприязнь. Причем и в своих же рядах! Его войско было неоднородным, в нем хватало и простых людей, и вот они-то начали потихоньку убегать к Болотникову. Перевес в численности и так был на стороне холопов, теперь он стал еще больше.

Не желая признавать верховенство Болотникова, Пашков тем не менее был вынужден – хотя бы внешне – показывать единство во взглядах с ним. Его люди держались особняком, но пока это было не открытое противоборство. Болотников же вел себя как настоящий лидер и начал свои переговоры.

В то время Василий Шуйский уже знал, что в стане его противников не все так гладко. Были предприняты попытки сманить одного из предводителей, и они увенчались успехом. Начиная с 5 ноября 1606 года из лагеря стали уезжать несогласные с Болотниковым[75], в том числе и Истома Пашков. Они направлялись… в Москву. К Василию Шуйскому. Но холопье войско одновременно пополнилось свежими силами – к нему присоединился казак Илейко Муромец, провозгласивший себя царевичем Петром. Версия Илейки была еще призрачнее, чем у Лжедмитрия, – он называл себя сыном царя Федора Иоанновича (то есть внуком Ивана Грозного).

Войска государя возглавлял князь Василий Скопин-Шуйский. С середины ноября 1606 года он нанес несколько поражений отрядам Болотникова, а 2 декабря, во время решающей битвы за Москву, холопы были наголову разбиты. Принимал в этом участие, на стороне