Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России - Ника Марш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Водки в Москве хватало разной, но чтобы брали именно «смирновку», следовало превратить ее в популярный продукт. Петр специально нанимал людей, которые бы в каждом кабаке или ресторане задавали один и тот же вопрос: «А у вас есть “смирновка”?» Поскольку клиент всегда прав, владельцы заведений начали приобретать напитки у Петра. Клиентура выросла, производство стало расширяться. Но дело было не только в рекламе. Смирнов отчаянно боролся за качество и даже при повышенном спросе отказывался снижать планку. Это было трудно, постоянно требовались новые работники, а еще их следовало обучать, но Петр не сдавался.
К началу 1870-х Петр Смирнов превратился в купца 1-й гильдии, то есть приобрел право на торговлю за рубежом. И это было очень вовремя: в 1873 году в Вене открылась Всемирная выставка, где бывший крепостной и представил свой товар. И его отметили! Смирнов был горд: выставку посетили 33 правителя и 13 престолонаследников. В такой компании еще не бывал ни один выходец из низов…
Дела не шли – летели в гору. Годовой оборот подошел к шестистам тысячам рублей, а производство давало 100 тысяч ведер. «Смирновке» отдавали предпочтение и крестьяне, и богачи. Петр сделал все, чтобы его напиток запомнили, – боролся за качество и привлекал внимание яркими этикетками и разнообразными фигурными бутылками. Обычная тара выглядела скучно, и такой было слишком много. А продукцию Смирнова замечали издалека.
В погоне за прибылью многие дельцы XIX века буквально загоняли своих рабочих. Однако Смирнов отличался от них и в этом плане. Его подход был построен на компромиссах: он может предоставить своим рабочим достойное жилье, возможность получать врачебную помощь и неплохой оклад, но за это требует повиновения и безукоризненной работы. Система штрафов, которую вводили на других предприятиях, у Смирнова тоже была. Но тем не менее за то время, что руководил Петр Смирнов, его рабочие ни разу не бастовали.
На следующей Всемирной выставке в Филадельфии Петр Смирнов уже получил золотую медаль. Он с гордостью разместил ее на этикетках своей продукции – теперь «смирновка» получила международное признание. Затем была Парижская выставка и новый успех… Обороты выросли до трех миллионов рублей.
Была еще одна вершина, которую Петр мечтал покорить: стать поставщиком двора Его Императорского величества. Для этого требовалось признание государя, и он получил его в 1886 году. Александр III попробовал «столовое вино» на Нижегородской ярмарке, и Смирнов обрел желанный статус поставщика.
На русского бывшего крепостного сыпался поток наград – от шведского и испанского королей, орден Святого Станислава. Чтобы наращивать темпы производства, Смирнов приобрел современную технику и набрал еще больше работников. Его семье теперь принадлежали почти 60 процентов алкогольного рынка империи. На коронации Николая II щедро разливали «Столовое вино № 21» – самый популярный напиток в линейке Смирновых.
Крайне неприятным годом для Петра стал 1894-й. Тогда министр финансов Витте начал вводить винную монополию в России. Казенные напитки оказались дешевле смирновских, и продажи резко упали. Но Смирнов не сдался. Он продолжал работать до самой своей смерти в 1898 году и оставил пятнадцать миллионов рублей детям и супруге[79].
Не все наследники крепостного миллионера Петра Смирнова оказались по-настоящему деловыми людьми. Производство переживало и взлеты, и падения. Но сильнее всего ударил по предприятию сухой закон 1914 года. После Первой мировой войны семья уехала из России.
А вот в происхождении Елисеевых, потомок которых создал знаменитый Елисеевский магазин[80], есть большие сомнения. Легенда гласит, что род Елисеевых идет от крепостного садовника графов Шереметевых, который получил от них вольную и подъемные средства. Это случилось после того, как однажды зимой садовник предложил гостям графа отведать земляники, которую он сумел вырастить в теплицах, несмотря на мороз. Другая версия говорит о том, что Елисеевы графскими крепостными никогда не были, но действительно жили по соседству от Шереметевых.
Судя по всему, много раньше они находились в зависимости от монастыря, но в 1764 году Екатерина II провела секуляризацию. В России оказалось слишком много земель и вотчин, освобожденных от уплаты налогов. А казну требовалось регулярно наполнять. Поэтому государыня повелела – упразднить часть монастырей. При этом их владения отходили казне, а крестьяне, проживающие на монастырской земле, приобретали новый статус «экономические». Подчинялись они Коллегии экономии, и набралось таких после реформы почти 910 тысяч человек. Среди них были и Елисеевы.
Конечно, предки основателя Елисеевского магазина вполне могли работать у графа Шереметева, но при этом не считаться крепостными. В этом случае им, в отличие от Смирновых и Морозовых, не приходилось никому платить за свою свободу.
Монастырским (то есть принадлежащим обители) крестьянином числился также Иван Прохоров – и тоже благодаря Екатерине II получил право на свободу. Известно о нем мало, а вот его сын Василий прославил фамилию. Сначала занимался пивоварением и в 1784 году смог записаться в московские купцы, а потом переключился на ситценабивное дело. Василий Иванович Прохоров стал одним из основателей Трехгорной мануфактуры, старейшего текстильного предприятия в Москве.
История успеха и Морозовых и Смирновых началась в ту пору, когда они еще были крепостными. Но в России существовало и счастливое меньшинство несвободных людей, которые обладали крепким хозяйством и даже значительными накоплениями.
«Крестьяне, – писал дворянин Федор Дурасов[81], – ведут торговлю на правах купечества, на сотни тысяч собственного капитала».
Но в этом Дурасов был не совсем прав. У купцов имелось куда больше прав и полномочий в торговле, нежели у крепостных, даже с капиталом. По этой причине для совершения сделок они прибегали к помощи третьих, подставных лиц. На чужие имена приобретали дома в столице. Однако даже при наличии свободных и немалых средств они все равно оставались зависимыми. Граф Виктор Панин[82], по утверждению публициста Василия Берви-Флеровского[83], отнял у собственного крепостного петербуржский дом. Поэтому-то крепостные, которым удалось заработать, старались как можно скорее приобрести свободу.
Обходилась она дорого. Савва Морозов заплатил за вольную не самую большую сумму в истории. Крепостные графа Шереметева, Гарелины, внесли в казну хозяина почти двадцать пять тысяч рублей (к слову, прибыль их фабрики в 1817 году составляла 45 тысяч рублей в год). Крестьянин Михаил Ямановский внес чуть меньше, и это его практически разорило – у него не осталось оборотных средств, и в конце концов с предприятием пришлось расстаться.
Но это все было возможно, если помещик соглашался. Сначала требовалось написать челобитную, и приносили ее лично. Дальше следовало дожидаться волеизъявления хозяина. Платон Богданович Огарев, помещик из Пензенской губернии, не разрешил своему предприимчивому крепостному уйти на вольные хлеба. Спустя почти двадцать лет, в 1846 году, крестьян села Белоомут освободил от крепостной зависимости его сын, Николай. Тысяча восемьсот душ! Николай Огарев пытался создать коммуну, новую форму порядка на своей земле, простил
