Демидовы: Столетие побед - Игорь Юркин

А что же компания с Генниным, о создании которой хлопотал Демидов? Ничего больше не слышно об этой компании. Не исключаем, что обещаниями законных прибылей заводчик торил путь к лояльности не дававшего себя подкупить генерала, а когда надобность в ней отпала (после получения дворянства и указов, разрешавших строительство новых уральских и алтайских заводов), спустил вопрос на тормозах. В конце концов компания — вещь сугубо коммерческая. Если одной из сторон (Акинфию) она стала невыгодна — кто мог заставить ее завести?

Обострения, впечатляющую перспективу которого в угоду Акинфию нарисовал Геннин, удалось избежать благодаря доброй воле и расчету Демидова. Но как же боевой дух, свойственный его отцу, — неужели уже в этом поколении его потомков он стал ослабевать?

Мы еще убедимся, что подозревать это нет оснований. Тем более нет, говоря о другом духе — духе созидания, в неменьшей мере присущем Демидовым в первых поколениях их рода.

Горизонты Акинфия Демидова

Акинфий в Туле

На Тульском заводе, каким его оставил сыну комиссар, было две домны, из которых одна уже несколько лет простаивала. В апреле 1726 года Акинфий ее сломал[341], чем дал понять, что производство в Туле чугуна наращивать не будет. К этому и шло, поскольку уголь с каждым годом дорожал. Но отец, вероятно, держал про запас в уме вариант, при котором запасная домна могла понадобиться. Не понадобилась. Новый хозяин поставил точку, вскоре после смерти отца уничтожив бездействующий агрегат.

В оставленных в строю трех молотовых, в каждой по два горна, делалось железо полосное и связное — оно и составляло основную продукцию предприятия. Артиллерийских орудий завод не производил, хотя при необходимости мог: в 1732 году на нем было отлито 12 пар аршинных пушек, в следующем — 6 пар полуаршинных[342].

Эти пушки сделал на Тульском заводе «про себя» Прокофий, старший сын Акинфия, подраставший и постепенно входивший в тонкости отцовского дела. Но главной фигурой на Тульском заводе после смерти Никиты оставался дядя Прокофия Семен Пальцов. В 1726 году в одном из прошений он прямо так себя и рекомендовал: «при заводах по отлучении оного Акинфия Демидова на Сибирския заводы всякия дела отправляю один». Мы еще встретимся с ним, пока же обратим внимание на только что цитированный документ — его челобитную, поданную в июле 1726 года в Тульский провинциальный магистрат. В ней, ссылаясь на законы, Пальцов напоминал, что «прикащики, и мастеры, и ученики их свободны от службы», в связи с чем просил его челобитную «для ведома записать в протакол, дабы за неведением оных именных блаженныя и вечнодостойныя памети Его Императорского величества указов от оного магистрату не выбран был х каким делам и чтоб за тем в завоцких всяких отправах не учинилась остановки»[343]. Демидовский шурин снисходил до переписки с магистратом, сохраняя максимум достоинства: не просил, но уведомлял, действовал вроде как не ради себя (был настолько, по его мнению, защищен указами, что за себя не беспокоился), а из снисхождения к магистрату — чтобы там по незнанию указов дров не наломали и себе же не навредили.

Высокомерие Семена Пальцова зиждилось на его близости к Акинфию Демидову. Тот, между прочим, как раз в эти годы в известной мере восстанавливал свою связь с Тулой, ослабевшую за годы, когда по сложившемуся в фирме распределению обязанностей он занимался делами на Урале. Восстанавливая и не собираясь в будущем ее разрывать, радикально перестраивал главное (после завода), что у него здесь было: отцовскую усадьбу в Оружейной слободе — ту, которую, по преданию, посетил царь Петр. На месте обветшавших деревянных построек, помнивших царскую щедрость (оплеуху хозяину и поцелуй хозяйке), он построил обширный (по фасаду 64 метра, в высоту 15 метров) каменный дом с поместительными подвалами.

С обликом и интерьерами нового дома в кузнецкой слободе мы еще познакомимся. Его описание, заимствованное из сочинения И.Ф. Афремова, который постройку во всей ее красе уже не застал, не может претендовать на точность документа. Это не портрет, а оставшийся в памяти потомков образ до пожара 1779 года, превратившего дворец в обгоревшие руины. Но образ, несомненно, опиравшийся на реальные впечатления. Строительство дома, по мнению Афремова, является прямым свидетельством того, что около этого времени «Акинфий Никитич решительно изменил свой образ жизни и стал жить вельможею»[344]. Согласимся с этим: тульский дом стал одной из официальных резиденций Акинфия, понадобившихся после смерти отца, когда контакты с высокопоставленными особами легли уже на его плечи. Императрица Елизавета Петровна, в 1744 году отправившись в Киев и прибыв в Тулу, разместилась именно в демидовском доме.

Еще один каменный дом Акинфия Демидова находился на Тульском его заводе. Но он был построен скорее всего в последние годы его жизни, в связи с чем рассказ о нем отложим.

В эти же годы Акинфий строит в Туле две церкви.

Совершенно преображается приходская церковь Демидовых, священники которой являлись их духовными отцами.

Две деревянные церкви — Никольская (летняя) и во имя Рождества Христова с Георгиевским приделом (зимняя) — впервые упомянуты в писцовой книге Тулы 1625 года. При Акинфий Демидове их сменила построенная им чуть в стороне от существовавших двухэтажная кирпичная церковь, именуемая в просторечии Николо-Зарецкой, с находящейся внутри усыпальницей храмоздателя и его рода. На прилегающем к зданию с севера приходском кладбище покоился прах прихожан — казенных кузнецов и членов их семей, в том числе представителей фамилий металлопромышленников, не только Демидовых — также Баташевых, Мосоловых, Красильниковых. В 1996 году на территории этого городского некрополя, на месте, где по приблизительной оценке может быть захоронено до трети тульских оружейников Петровской эпохи, был установлен каменный памятный крест.

Считается, что к строительству храма приступили в 1730 году. Мы, однако, не исключаем, что начало следует отодвинуть к несколько более раннему времени — во всяком случае на год[345]. Службы в нижнем храме шли уже осенью 1730 года, верхний освятили 25 июня 1735-го, соответственно, последнюю дату можно считать временем завершения работ[346]. Имя архитектора неизвестно. Высказывалось мнение, что им был кто-то из видных петербургских зодчих, соответственно, храм, выстроенный по его проекту, характеризовался как яркий образец новой столичной архитектуры. Действительно, формы и декор здания, в которых властвует петровское барокко, отличаются от тульских храмов близкого времени. Напротив, в церковной колокольне несомненна преемственная связь со старой архитектурой города[347].