Демидовы: Столетие побед - Игорь Юркин

Транспортная схема при таком положении мест добычи и переработки руды была организационно и технически вполне осуществимой, хотя и необычной. Прежде водой отправляли потребителю готовую продукцию, теперь дополнительно к этому должны были подвозить руду.

Между тем некоторое время спустя после восшествия на престол императрицы Анны Иоанновны произошла реорганизация управления горной отраслью, помимо прочего отразившаяся на судьбе первых демидовских предприятий на Урале, как действовавших, так и только еще задуманных. Берг-коллегия, более десятилетия вполне исправно исполнявшая возложенные на нее государством функции, изменила название и статус: 8 октября 1731 года на правах экспедиции вошла в состав Коммерц-коллегии[362].

Первым важным для алтайских предприятий Демидова мероприятием реорганизованного горного ведомства стал приезд сюда созданной по указу императрицы особой комиссии, которой предстояло ревизовать государственные и частные, железные и медеплавильные заводы. Комиссия (ее возглавляли горный советник Винцент Райзер и капитан артиллерии Вильгельм Фермор) трудилась долго. Побывав на предприятиях Демидова и осмотрев Екатеринбургский казенный завод, она возвратилась в Петербург в сентябре 1732 года. Ее заключение совершенно совпало с выводами, к которым пришел Акинфий Демидов (фактически его приказчики): леса мало, при работе на Колывано-Воскресенском заводе всего четырех печей его хватит «токмо на пятнатцать лет»[363]. Отсюда напрашивался вывод: поскольку перевозить древесный уголь на большие расстояния невозможно, развивать металлургию на Алтае можно единственным способом: приближая заводы к лесам даже при неизбежном удалении при этом от руд.

Но это — что касается стратегии развития. Требовалась еще и тактика, включающая план спасения уже действовавшего предприятия. Выводы комиссии Райзера — Фермора и в этом совпали с мнением демидовских приказчиков. Сократить потребления заводом леса предлагалось на основе того же принципа, которому рекомендовали подчинить географию размещения предприятий: путем приближения производства к местам, изобильным лесом. Для колыванской меди пошли на разрыв технологической цепочки, оставив на существующем заводе только первичную переработку руды. Часть полученной черной меди для очистки стали отправлять по воде на Урал, от недостатка лесов пока не страдавший. С 1732 года такая схема работы утвердилась как основная. На двух коломенках, в мае следующего года отправленных с шестью тысячами пудов алтайской меди по Чарышу на Урал, чистой меди было всего три процента[364].

Справедливо отмечается, что «отправка медного полуфабриката, а не чистого металла, тысячекилометровым водным путем на Урал была необычным решением»[365]. Необычным, но отнюдь не уникальным. Обратим внимание на многочисленные параллели, логично подталкивавшие к нему Акинфия. Всегда подчеркивается, что Демидовы стремились к хорошим рудам. Это совершенно так, поскольку без них металла не выплавить. Но не всегда замечается, что при этом они столь же последовательно бежали от малолесья. Отмена Петром данного Никите Демидову разрешения жечь лес в казенной засеке под Тулой явилась основной причиной, подтолкнувшей заводчика разыграть уральскую карту — и мы уже видели, какие последствия имел этот опыт, на который Никита решился далеко не сразу. Вернувшись на Тульский завод в 1713 году, Никита некоторое время спустя остановил одну из доменных печей, решив, что основной центр производства выгоднее держать на богатом лесами Урале («понеже те железные заводы без лесов не могут быть»[366]). Его младший сын Никита Никитич, долгое время эксплуатировавший свой Дугненский завод как завод полного цикла, со временем оставил там одно доменное производство, переведя передел на новые заводы в калужском крае, достаточно удаленном, но более изобильном лесами.

Вот что говорил по поводу лесов Никита Демидов в давней, 1704 года, своей сказке, посвященной ответам на жалобы крестьян, прежде в отданных ему лесах охотившихся: «А леса де ему даны около заводу (Невьянского. — И. Ю.) по тритцати верст… безспорно; и те де леса велено ему беречь накрепко, чтоб те леса огнем не выжигали, и чтоб от тех огней не было в лесах пожару, и леса б не выгарели. А буде кто в тех лесах станет класть огни, и тех де людей велено ему ловить, и бить гораздо, и отсылать на Верхотурье, чтоб тем заводам за лесами остановки не было». И далее, со ссылкой на статьи, присланные к нему из Сибирского приказа: «А леса де однолично беречь и велеть сечь с ряду, чтоб то место в запусте опять поросло. А что мужики своим глупым неразумением или озорничеством леса жгут и тем дубравы редковаты, потому что с травою малые деревца погарают, учинить объезды почасту и заказ жестокой. И где мужики наедут, кои зажигают, бить премногих, гораздо отсылать в город или просить указ, чтоб то зажиганье было во всех страшно»[367].

Продолжавшаяся многие годы отправка черновой меди для ее доочистки в печах Невьянского и Выйского заводов породила легенду, дающую объяснение экономически вполне прозрачной кооперации двух промышленных районов: одного богатого великолепными полиметаллическими рудами с другим, богатым лесами и уже накопившимся за три десятилетия профессиональным опытом мастеров. Легенда дает другое, не требующее углубления в историю экономической географии объяснение этим далеким перевозкам: в подвалах Невьянской башни Демидов тайно выделял из полуфабриката содержащуюся в ней примесь серебра, из которого делал фальшивую монету. Вот и объяснение баснословному богатству заводчика: деньги печатал. Просто и романтично. Мы еще коснемся этой легенды, здесь же еще раз подчеркнем, что загадка медных караванов легко объясняется и без примысливания чего-то такого, что сколько-нибудь надежно доказать до сих пор никому не удалось[368].

Прощаясь на время с алтайскими делами и планами Демидова, зададимся вопросом: как он справлялся со всем этим — с Тулой, Уралом, Алтаем? Причем справлялся успешно? Алтайский проект особенно поражает: ведь до сих пор доподлинно неизвестно, бывал ли Акинфий Никитич в этих краях лично.

Сам он в 1744 году (это — за год до смерти) заявил в Московской конторе Сената, что «на своих Колыванских заводах никогда не бывал»[369]. Некоторые историки вполне ему в этом поверили[370]. Но размах, с которым удалось поставить здесь дело и за сравнительно короткий срок добиться поистине поразительных результатов, заставлял некоторых историков усомниться в правдивости этого заявления. В.И. Рожков прямо писал, что «память изменила Демидову»[371]. Были и другие, полагавшие, что поездки на Алтай имели место[372].