Проклятый - Анна Мистунина

Колдун молча зашагал обратно. Лестница, длинный коридор с боковыми ответвлениями, еще одна лестница -- бесконечно длинная, уводящая на самый верх.

-- Как ты покорил этого грифона? -- спросил вдруг Оун.

-- Я не покорял его. Я... Он съел моего коня. Так мы встретились.

-- И что произошло?

Кар пожал плечами.

-- Мы узнали друг друга.

Оун резко остановился.

-- Между вами возникла мгновенная связь?

-- Да... Наверно. Я не думал, что это такое.

-- Ты дикарь, -- растерянно, почти жалобно произнес Оун. -- Ладно, пусть наполовину дикарь. Ты не мог этого сделать!

Его упрямство позабавило Кара.

-- Я и не делал этого -- нарочно. Само вышло.

-- Бессознательное использование Силы? Да понимаешь ли ты, что говоришь, дикареныш?!

Кар снова пожал плечами. Он едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.

-- Не понимаю. Это вы говорите, Оун, не я.

Мгновение колдун сверлил его возмущенным взглядом, потом фыркнул и отвернулся.

-- Тебе туда, -- махнул он на занавесь, отделявшую широкий, увенчанный аркой вход. -- Поторапливайся, тебя ждут.

И, уже занося руку, чтобы отодвинуть занавесь, Кар заметил быстрое движение Оуна. Ноющая боль от горящих под одеждой ударов хлыста исчезла.

Каменные стены терялись в полумраке, отчего зал казался бесконечным. Деревья из прозрачного хрусталя, плод чьего-то немыслимого искусства, раскинули изящные ветви над круглым столом, словно выросшем из пола. Подобно золотой листве, обтекал их искристый свет. За столом восседали шестеро мужчин и две женщины. Блестящая ткань их одежд, таких же, какую дали Кару взамен его жалких тряпок, переливалась в струях света. Изящнейшие кавалеры Империи отдали бы все свои драгоценности за отрез такого материала. На столе была серебряная посуда тончайшей ковки; для Кара оставлено место возле отца.

Кар приблизился. Взгляды сидящих остановились на нем. Снова показалось -- его просматривают насквозь, оценивают, будто самоцвет сомнительного качества. Внезапно оробев, он поклонился, но колдуны словно и не заметили. Ни слова не было произнесено, ни одной мысли не отразилось на лицах сидящих, пока наконец пронизывающие взгляды не потухли.

-- Садись, -- сказал отец.

Кар подчинился. Молодая -- или похожая на молодую, колдунья ободряюще улыбнулась с другой стороны стола. Ее губы показались бы чересчур крупными на любом другом лице; в глазах плясали огненные демонята. Она заговорила, обращаясь к отцу Кара. Сидящий рядом колдун резко произнес что-то, видимо, возразил. Вмешалась вторая женщина...

Нетрудно было догадаться, о ком речь, и Кар дорого дал бы за возможность понимать певучий, с растянутыми гласными, язык колдунов. Он заметил, что отец не участвует в споре. Заметил неприязненный взгляд колдуна, чье лицо казалось гротескной маской высокомерия -- именно такими древние хозяева Империи изображались на картинах и фресках. Заметил, что колдунья, заговорившая первой, смотрит скорее одобрительно и морщится, когда говорит высокомерный.

-- Это тебя не касается, -- негромко сказал отец на языке Империи. -- Ешь.

Справа от тарелки лежал небольшой нож, ложка и незнакомый предмет: витая рукоятка, скреплявшая три металлических зубца. Такие же, но больше, лежали на краях серебряных блюд в центре стола.

Молодая колдунья большим трезубцем подцепила с блюда мясной шар. Положив на тарелку, при помощи ножа и маленького трезубца ловко разделила на кусочки, и, подхватив трезубцем один кусочек, ловко отправила его в рот. Кар благодарно улыбнулся, на миг поймав ее веселый взгляд, и колдунья отвернулась. Как ни в чем не бывало, продолжила спор. Остальные ничего не заметили, кроме отца, внимательно наблюдавшего всю сцену.

Кар попробовал повторить. В последний миг кусочек мясного шара соскочил и шлепнулся обратно на тарелку, но уже вторая попытка увенчалась успехом. Краем глаза Кар заметил улыбку колдуньи. Возможно, у него появился друг. Очень ценный, ведь для отца и Оуна Кар лишь инструмент неведомых планов. Впрочем, может быть, и колдунья видит в нем что-то вроде забавной игрушки?

"Нет, ты не игрушка, талантливый мальчик-дикарь, и они в этом еще убедятся. Прикрой свои мысли. Ты сейчас словно голый".

Опыта пятнадцати придворных лет едва хватило Кару, чтобы скрыть изумление. Колдунья чуть заметно кивнула.

"И что же, все видят мои мысли?" -- спросил Кар так же, как говорил с грифоном.

"Не совсем, -- был ответ. -- Благодари за это их самомнение. Амон -- видит. Прикройся".

Амон -- это отец? Или кто-то другой? Кар не решился спросить. Не умея закрыть от наблюдения свои мысли, он попробовал не думать вовсе. Получилось плохо. Колдунья опечаленно качнула головой. Отец послал ей сердитый взгляд.

-- Если хочешь закрыться, имей в виду, что твои чувства пылают куда ярче мыслей, -- сказал он. -- Ты щетинишься от страха, как дикий звереныш. Успокойся. Расскажи, как ты покорил грифона.

Почему всех беспокоит его грифон?

-- Я спал в лесу, -- ответил Кар. -- Он напал на моего коня. Я прибежал на крик, и мы встретились. Вот и все.

Отец быстро перевел для остальных его короткий рассказ. Колдуны заговорили разом, их недовольные взгляды перевода не требовали.

-- Этого недостаточно, -- сказал отец. -- Вспомни отчетливо все, с самого начала. Вспомни, что ты чувствовал. Нет, молчи, просто вспоминай. И не пытайся закрываться, все равно не умеешь.

Кар послушно принялся вспоминать. Равнодушие, завладевшее им в ночном лесу, тяжелый сон. Жалобный конский крик. Золотистого в лунном свете грифона. Испуг, оцепенение, гнев, отчаянное бесстрашие, готовность умереть... Неповторимый экстаз узнавания, когда человек и грифон стали едины. Кар не сдержал улыбки, поймав отзвук памяти Ветра. "Мы -- вместе..."

Отец произнес несколько слов, резко, со властью. На этот раз никто ему не возразил. Молодая колдунья, за ней остальные, согласно склонили головы.

-- Ты останешься здесь, -- сказал отец. -- Как один из нас. Тебя научат языку и основам магии. Когда ты достигнешь уровня наших детей, присоединишься к другим ученикам и получишь возможность овладеть полнотой Силы. Надеюсь, ты не обманешь моих ожиданий.

-- Я постараюсь, господин.

-- Постараешься, -- подтвердил отец. -- Что до планов, которых ты страшишься, сейчас рано говорить о них. Придет время, и ты узнаешь. Пока -- учись.

Годы при дворе научили Кара не только высокомерию принца, но и покорности верноподданного. Ошибки быть не могло: Сильнейший приказывает -- ему повинуются. Все, даже могучие колдуны. И неважно, что лежит в основе его власти -- простое наследственное право или неведомая Сила. Кар склонил голову.