Король Крыс - Виктор Доценко

А в том, что Максим Александрович Нечаев сгорел в самолете, Савелий ни минуты не сомневался.

Как часто мы выдаем желаемое за действительное, а потом раскаиваемся в собственной ошибке!

Он жив!

Это было первое, что Говорков услышал от Богомолова, когда спустя несколько часов после катастрофы явился к нему с докладом. Генерал выглядел хмурым и утомленным. Красные глаза, заторможенность движений, землистое брыластое лицо — сразу видно, что день для генерала выдался тяжелый.

Бешеный с трудом подавил стон — уточнять, кого подразумевает Богомолов под местоимением «он», не приходилось.

Он жив, черт бы его побрал! — со злостью повторил Константин Иванович, прошел по коридору до лестничной клетки, остановился, закурил, после чего продолжил: — Спасатели обнаружили в сгоревшем самолете семь трупов. Все они уже идентифицированы. Двое — члены экипажа, трое — из сабуровской братвы плюс артист оригинального жанра, лилипут, некто Владимир Мадамчик, плюс девушка, восемнадцатилетняя Светлана Пузиновская. Максима Александровича Нечаева среди погибших не обнаружено.

Они стояли в конце длинного коридора, устланного бордовой ковровой дорожкой. Тусклый блеск бронзовых ручек бесчисленных дверей, далекий прямоугольник окна на противоположной стороне, мертвенный электрический свет, струившийся из высоких плафонов… Все эти вещи, такие знакомые и привычные, сейчас действовали раздражающе.

Извини, что принимаю тебя не в кабинете, — вздохнул генерал, — весь день за столом просидел, ноги затекли. Давай немного походим.

Богомолов курил молча, и Савелий, прекрасно понимая его состояние, не спешил с расспросами — лишь тяжелый взгляд светло–голубых глаз Говоркова да подрагивающие крылья носа выдавали его растерянность и замешательство.

Сигарета, зажатая между пальцами, неслышно тлела. Константин Иванович по–прежнему молчал, и Бешеный знал: молчат они об одном и том же.

Произошло то, чего я больше всего опасался: Нечаев покинул самолет во время вынужденной посадки в Ярославле, — прервал наконец затянувшуюся паузу генерал.

Утечка информации? — предположил Савелий.

Исключено. — Богомолов поджал губы. — О нашем с тобой плане знали только ты да я.

Кто же уничтожил самолет?

Тяжело вздохнув, Константин Иванович произнес в раздумье:

Пока неизвестно. Но что катастрофа подстроена — это факт. Наши оперативники сразу же выехали на место крушения. По горячим следам удалось многое установить. Во–первых, кто‑то сместил начало подсветки взлетно–посадочной полосы. Одного этого вполне достаточно для гибели самолета. Во–вторых, радиолокационные службы утверждают, что за пятнадцать минут до приземления на частоте радиомаяка прослеживались сильные помехи. Подробности пока не ясны; обнаружен «черный ящик», и уже идет расшифровка переговоров экипажа и наземных служб. А в–третьих… — не договорив, генерал отошел от окна и, пропустив вперед Савелия, зашагал к своему кабинету, — в третьих, — продолжил он, — неподалеку от аэродрома найдена искореженная взрывом бежевая «девятка». В машине два сильно обожженных трупа и остатки аппаратуры, пригодной для излучения мощных помех. Это явно были исполнители, которых сразу же после катастрофы самолета ликвидировали.

Кто?

Наверняка заказчики убийства Лютого. Конкурирующие бандиты. По всей вероятности, они знали о месте и времени приземления самолета. Может быть, Лютый, человек действительно проницательный и расчетливый, обо всем догадался. А может, произошла утечка информации. Вот он и решил не рисковать, сойдя в Ярославле.

Выходит, это случайность? — искренне изумился Говорков.

Да. — Дойдя до двери своего кабинета, Константин Иванович нажал на ручку. — Случайность или невезение. Во всяком случае, для нас с тобой. Прошу…

Богомолов усадил Савелия за свой рабочий стол, и тот, помешивая ложечкой кофе, принесенный догадливым Рокотовым, внимательно слушал логические построения Константина Ивановича.

У меня несколько версий случившегося.

Первая: крушение самолета — результат войны между организованными преступными группировками. Вторая: это дело рук самого Лютого.

Кого? — не поверил своим ушам Савелий.

Лютого, — спокойно повторил Богомолов. — Может быть, он перестал доверять этим людям и решил их ликвидировать.

Не проще ли было подложить часовую бомбу в самолет еще в Ярославле? Зачем весь этот цирк: помехи на радиомаяк, смешение огней взлетно–посадочной полосы, взорванная «девятка», в конце концов… — Савелий злился на самого себя, словно был виноват в том, что случилось на аэродроме. — Нет, вторая версия исключена, она просто абсурдна. — Он сделал паузу и продолжил: — Но если даже принять ее, все равно непонятно, зачем понадобилось столько всего городить?

Чтобы направить братву по ложному следу. Или РУОП. Или нас с тобой. — Константин Иванович кашлянул. — Ладно. Как бы то ни было, в ближайшее время Нечаев непременно объявится в Москве. Не отчаивайся, Савелий, — старался ободрить Говоркова Богомолов, — даже у профессионалов экстракласса порой случаются проколы. Лютый — человек, а не машина. Ходить по лезвию ножа, постоянно опасаясь за свою жизнь, не выходить из стресса… Честно говоря, не позавидуешь ему.

Он сам выбрал такую жизнь, — нахмурился Бешеный, не понимая, как может Богомолов сочувствовать этому негодяю. И чтобы переменить тему, спросил: — Какие новости о Рассказове?

Пока в Ялте. Продолжает общаться с сабуровскими… Их интересы по–прежнему представляет тот самый Василий Фалалеев, по кличке Кактус. Уже ведут подготовительную работу: зондируют, куда можно вложить деньги, составляют долговременные стратегические планы. Полагаю, еще немного — и Рассказов приступит к исполнению задуманного. Тогда остановить его будет сложно.

Стало быть, надо форсировать ликвидацию Лютого, — подытожил Савелий.

Да, надо во что бы то ни стало. — Константин Иванович грузно поднялся из‑за стола. — Информации по Нечаеву у тебя более чем достаточно. Конспиративные квартиры, транспорт, способы связи, контакты. Так что задача у тебя все та же — уничтожить Лютого.

Примерно в то время, когда обреченный самолет подлетал к подмосковному аэродромчику, Лютый наконец отыскал кафе, где ему назначила свидание Наташа Найденко.

Причудливое отражение синей неоновой вывески в белых сугробах, заиндевевшие стекла, тусклый свет окон — все выглядело таким уютным, можно сказать, домашним.

Наташу Максим увидел сразу — девушка сидела у самого входа, видимо, опасаясь, как бы не пропустить Нечаева.

Максим! — окликнула она его.

Он стоял в проеме дверей, окутанный клубами морозного пара, и не успел опомниться, как Наташа, радостно вскрикнув, вскочила из- за стола, повисла у него на шее и зашептала горячо, сбивчиво:

Я думала, ты не приедешь, обманешь меня. Я так ждала, так ждала…

Разве я тебя хоть раз обманул? — сдержанно улыбнулся Нечаев, ощущая щекой горячее дыхание девушки.

Не–ет.

Не снимая рук с его плеч, Наташа чуть отстранилась и, наклонив голову, рассматривала его будто в перевернутый бинокль, не веря, что перед ней тот самый Максим, которого она так ждала.

Это ты? — произнесла она удивленно.

Да, это я, а не оптический обман, — вновь улыбнулся Лютый.

Только сейчас он мог хорошенько рассмотреть девушку.

За те полгода, что они не виделись, Наташа изменилась, и заметно. Абрис лица, уже не детского, но девичьего, теперь, в полумраке зала, выглядел необычайно рельефным и выпуклым. Узкие крылья прямого носа, матовая кожа шеи в треугольном вырезе блузки, ровный ряд мелких зубов, отливающих перламутром, пышная копна светло–каштановых волос…

Прежними остались только глаза — огромные, влажные и очень–очень наивные.

Они так и стояли друг против друга, не зная, что делать, что говорить. Пальцы ее рук, лежавших на плечах Максима, чуть заметно подрагивали, и, чтобы успокоить девушку, Лютый предложил мягко:

Ну что, может, пригласишь меня наконец‑то за свой столик?

Нет, неужели это и вправду ты? — словно не слыша, прошептала девушка.

Наконец они сели за столик. Сейчас, в половине двенадцатого ночи, посетителей было немного. Какие‑то прыщавые юнцы пэтэушного вида тянули пиво; две пожилые тетеньки, скорее всего базарные торговки, громко жаловались друг другу на пьяниц–мужей, хотя сами накачались так, что вполне могли попасть в вытрезвитель.

Ну как ты, где живешь, чем занимаешься? — справившись с волнением, засыпала его вопросами Наташа.

Максим неопределенно хмыкнул.

Живу в Москве. А занимаюсь… общественно–полезной деятельностью. Ну, как обычно, делами.

Такими, как дядя Леша? — Она склонила голову набок.

С чего ты взяла? — деланно удивился Нечаев; он‑то хорошо знал, что высокий статус Коттона в уголовных сферах давно не секрет для племянницы.

Цепь у тебя какая… — Девушка осторожно потрогала массивную цепь червонного золота на шее Нечаева.