Король Крыс - Виктор Доценко

— Ой, что это? — Она провела рукой по простыне и прошептала, пораженная своим открытием: — Надо же… кровь?! — И после паузы, счастливая, повторила: — Ты слышишь, милый, кровь?!!

Фосфоресцирующие стрелки часов показывали половину четвертого утра. Тихо бубнило в углу радио, время от времени снаружи доносился металлический скрежет снегоуборочных машин.

Максим лежал у стены, закинув руки за голову. Наташа, опершись на локоть, задумчиво гладила его по голове, и было в этом поглаживании что‑то наивно–детское.

Ты не жалеешь? — шепотом спросил Нечаев.

О чем? — удивилась Наташа.

О том, что… произошло между нами.

Господи! Я же сама этого хотела, — улыбнулась девушка, — если бы ты знал, как давно я об этом мечтала. Сколько раз представляла все это. Твои ласки, руки твои, как ты входишь в меня. Представляла и боялась.

Чего?

Боли! Девчонки, которые уже делали ЭТО, говорили, что очень больно, что ужас просто. А мне было больно только в первый момент, и то не очень, зато потом какое прекрасное чувство! Ради него можно и не такую боль вытерпеть.

Это сейчас… Но, может быть, ты потом пожалеешь?

Ну что ты, — выдохнула Наташа с обидой, — как ты мо–ожешь! Я счастлива! Может быть, ты жалеешь?

Нет. — Максим положил руку ей на плечо. — Я никогда ни о чем не жалею.

Знаешь, если даже у нас с тобой ничего не получится, ну, в будущем, — продолжала девушка, — эта ночь останется в моей памяти на всю жизнь: я ее никогда не забуду, клянусь! И я благодарна тебе.

За что?

За все. За то, что ты не такой, как все. За то, что ты есть в моей жизни. Господи, да просто за то, что ты вообще есть.

Нечаев хотел было что‑то ответить, но осекся — видимо, интуиция, обострившаяся за последнее время до предела, подсказала: сейчас должно произойти что‑то страшное.

И действительно, легкая танцевальная музыка, транслируемая по радио, оборвалась, и из динамика донесся официально–скорбный голос диктора:

К сожалению, этот информационный выпуск мы вынуждены начать с трагического сообщения. Вчера поздно вечером на военном аэродроме недалеко от Москвы во время посадки потерпел крушение и разбился пассажирский самолет «Аэрофлота» Ан-24, выполнявший чартерный авиарейс Екатеринбург — Москва. По предварительным данным, погибли все находившиеся на борту: пять пассажиров и два члена экипажа.

Нечаев сорвался с кровати и, забыв, что он голый, бросился к приемнику, прибавил громкость.

Диктор продолжал:

Сразу же после катастрофы на место происшествия выехали аварийно–спасательные службы Министерства по чрезвычайным ситуациям. Уже обнаружен так называемый «черный ящик», сильно поврежденный при катастрофе. Данные его подлежат расшифровке. Согласно предварительному заключению, трагедия произошла из‑за неблагоприятных погодных условий и халатности диспетчеров.

Максим, что‑то случилось? — Наташа с недоумением смотрела на Лютого.

Случилось… — упавшим голосом произнес Лютый.

Ну что?

Максим быстро оделся.

Наташенька, милая. — Он наклонился, обнимая девушку. — Наташенька, прости, я не могу тебе сейчас рассказать все, что хотелось бы, а обманывать не в моих правилах, тем более тебя. Ходить вокруг да около — это долго, утомительно, грустно. И вообще, не надо тебе теперь вникать во все это. Потом как‑нибудь, хорошо?

На глаза Наташи навернулись слезы, она все поняла.

Ты летел в Москву этим самым самолетом?

Да.

Ты… ты же мог погибнуть! Разбиться! — Она громко всхлипнула.

Мог. Но ведь не погиб. Не погиб, благодаря тебе, милая! Ты меня спасла, — проговорил Лютый и подумал: а так ведь оно на самом деле и есть!

Ты… ты… — При одной лишь мысли, что она могла лишиться возлюбленного, девушка зарыдала.

Не надо. — Максим приобнял ее за плечи. — Ведь все хорошо, мы вместе. Мы всегда будем вместе, поверь мне, милая. Ничего со мной не случилось и не случится. Видишь, я жив, и все у нас с тобой так, как ты хотела. Правда?

Пра–авда, — продолжала всхлипывать девушка.

Максим взглянул на часы: было четыре утра.

Наташа, мне нельзя тут оставаться, — с печалью в голосе произнес Лютый. — Да и тебе тоже. Сейчас мы выйдем, я возьму такси и ты отправишься домой. Да и мне надо в Москву.

Но почему, почему? — рыдала девушка. — Почему никогда нельзя быть счастливым до конца?! Я так мечтала об этой ночи, так надеялась.

Я тоже мечтал. Но ведь это не последняя наша встреча, не последняя ночь!

Ты обещаешь?

Обещаю! — твердо заверил он.

Уже через десять минут Максим усаживал девушку в салатную «Волгу» с таксистскими шашечками. Сунув водителю сто долларов, он демонстративно записал номер машины и данные водительской карточки в блокнот, потом распорядился не высаживать пассажирку у самого дома, чтобы не вызывать нездорового любопытства соседей, а довезти ее до деревенского проселка в полукилометре от села.

— Пока, Наташенька, пока, моя хорошая. — Поцеловав девушку в мокрую от слез щеку, Нечаев с трудом подавил тяжелый вздох. — Не волнуйся, ничего со мной не случится. Все будет хорошо.

Сам Лютый отправился в Москву ближайшим рейсовым автобусом. Еще со времен учебы в «вышке» — Высшей школе КГБ он усвоил: передвигаться на дальние расстояния даже небольшой группой всегда безопасней, чем в одиночку. Именно потому плацкартные вагоны считаются предпочтительней роскошных СВ, а рейсовые автобусы, пусть даже колхозные «пазики» — надежней автомобиля.

Максим, конечно же, понимал: после того, что произошло между ним и Наташей, он не вправе оставлять ее одну. Это событие, может быть, самое серьезное из всех, какие только бывают в жизни девушки.

Но и оставаться с ней он тоже не мог.

Крушение самолета было спланировано и грамотно осуществлено, не надо быть провидцем, чтобы угадать почерк Кактуса. И уж Фалалеев, этот тупой мясной мопс, сжираемый пламенем тщеславия, теперь знал наверняка: лишь по случайному стечению обстоятельств на борту злополучного самолета не оказалось Лютого, под которого эта катастрофа и организовывалась.

Но кто мог поручиться, что этот отмороженный негодяй не отправит в Ярославль бригаду профессиональных убийц?

Остаться в городе с Наташей значило подставить не только себя, но и ее.

Автобус катил по пустынной утренней трассе. Слева и справа белели заснеженные поля, темнели перелески, мелькали деревеньки с маленькими домиками.

Лютый, смежив веки, пытался заснуть, но сон не шел — мысли о случившемся не давали покоя.

Так уж всегда бывает: судьба–проказница требует завершенности рисунка. Когда‑то Максим спас Наташу. Теперь она спасла его.

— Ничто в жизни не происходит просто так, само по себе… — прошептал Лютый, — все имеет свой скрытый рисунок. Но в чем его смысл?

22

На лезвии ножа

Чем дольше размышлял Нечаев над сложившейся ситуацией, тем больше убеждался: шансы у него практически нулевые. Даже то, что он не погиб в авиакатастрофе, а случайно выжил, давало Фалалееву неожиданный козырь: мол, а с чего это вдруг Лютый сошел с самолета в Ярославле, да еще без охраны?

Пацаны разбились, светлая им, бля, память, а он почему‑то — один–единственный! — в живых остался. И вывод Кактуса прозвучал бы для кондовых мозгов рядовой братвы весьма аргументированно: небось, «косячков» в Екатеринбурге напорол, вот и убрал ненужных свидетелей, подложив в самолет взрывное устройство…

Конечно, еще месяцев семь–восемь назад такое обвинение прозвучало бы диким бредом. Лютому достаточно было лишь мигнуть своим «чистильщикам» — и Кактуса, на все сто, разорвали бы на части.

Но такое было возможно прежде, когда Максим имел действенные рычаги управления сабуровской группировкой, когда авторитет его был непререкаем. Увы! В силу сложившихся обстоятельств реальная власть незаметно выскользнула из рук Нечаева, и ее, точно баклан на лету, вцепившись мертвой хваткой, подхватил Фалалеев.

Прежнему лидеру приходилось довольствоваться ролью отставного генерала: его имя все еще внушает врагам уважение и страх, но он не имеет в своем распоряжении даже взвода солдат–новобранцев.

С каждым днем положение Нечаева становилось все более шатким. Все шло к его ликвидации. А теперь еще можно было вменить ему в вину авиакатастрофу на подмосковном аэродромчике. Повод более чем серьезный. А уж если проклятые аудио- и видеозаписи, сделанные на Рязанском шоссе из двадцать первой «Волги», всплыли на поверхность, пока он был на Урале, за его жизнь никто и гроша ломаного не даст.

Таким образом, возвращение в Москву выглядело чистым безумием. Вполне вероятно, что его, каким‑то чудом, — а не чудо ли ЛЮБОВЬ? — уцелевшего, уже приговорили, и очень возможно, что фалалеевские наймиты рыскают по Москве в поисках бывшего лидера.

Но инстинкт опытного бойца подсказывал великую истину бытия: на войне долговременные планы может строить только полный идиот. На войне главное — пережить сегодняшний день.