По собственному желанию - Борис Егорович Бондаренко

Георгий, смущенный откровенностью Шанталь, не нашелся что ответить.

— Вас удивляет, что я так говорю? А я не вижу, почему это нужно скрывать.

— Да нет, что вы…

Георгий вдруг удрученно подумал, что совершенно не может представить отношений Шанталь и Кента. О чем и — главное — как они говорят, оставаясь наедине? Как ласкают и любят друг друга и, в конце концов, зачем-то думал Георгий, спят вместе? Ну, ее-то представить можно. Шанталь явно из тех, кого называют жадными до любви, но представить Кента в роли страстного любовника… Как они вообще познакомились? Кент в артистической среде — это, должно быть, забавно… Что у них может быть общего? А в сущности, что ты знаешь о Кенте? За тридцать-то лет знакомства… Стоп! О тридцати годах пора забыть. После школы виделись вы урывками, а годы пошли такие, что начисто могли перевернуть человека, — вспомни-ка себя самого, недавнего еще… А Кент не из тех, кто легко раскрывается даже перед друзьями. Да и друзья-то вы особенные, «детские» и «родственные». Ну, а по школьным представлениям что Кент за человек? Сухарь, книжник, фанатик? Ой ли? Только потому, что он меньше других шкодил, не дрался, не покуривал тайком в уборных, не сбегал с уроков, учился на одни пятерки — это, что ли, ему в «вину» ставилось? Ведь нет, самые отчаянные школьные сорвиголовы относились к нему не как к тем всеми презираемым пай-мальчикам и маменькиным сынкам, которых пальцем не тронь. Да и смешно представить в этой роли Кента. Не любили разве его в школе? И этого сказать нельзя (как будто тебя самого шибко любили!). Сторонились — да. А скорее — он многих сторонился, наверно, попросту неинтересно было. Тогда для него самое интересное в книгах, в его математике было. Тогда… А сейчас? Допустим, до сих пор самое главное для него в жизни работа, но что из этого следует? Наверно, и для многих других вещей его хватает («У большого всего много», — вспомнил он свои бугарские «философизмы»). В том числе и на любовь к Шанталь… На Наталью, на Сашку его не хватало? Это ты когда-то ему в вину ставил. А что ты, собственно, знал о Наталье, об их отношениях? Ничего, в сущности. Наталья просто нравилась тебе, — спокойная, уютная, деликатная женщина, хорошо относилась к тебе и… что еще? Все. Ничего больше сказать о ней не можешь. А если Кенту совсем не то нужно было? Если именно такая, как Шанталь, нужна, а — не была?

Георгий искоса взглянул на Шанталь. Она невозмутимо смотрела перед собой, на дорогу, гулко рвущуюся под колеса со скоростью сто двадцать километров в час, ее красивые, холеные руки лежали на баранке легко, без напряжения, ехали они уже где-то за городом, вырывая из серой предутренней сумеречности длинный яркий световой конус, то и дело судорожно дергавшийся и стремительно сокращавшийся, когда приходилось переключаться на ближний свет при встрече с другими машинами.

— Вы хотите что-то сказать? — спросила Шанталь, безбоязненно отрываясь взглядом от дороги и улыбаясь ему. — Мне ведь разговоры не мешают.

— Всегда вы так… лихо ездите?

— По возможности. Грешным делом, люблю быструю езду. Только, пожалуйста, Кенту случайно не проговоритесь. Ругаться будет.

— Он, стало быть, быструю езду не любит?

— Не любит, — весело подтвердила Шанталь. — С ним-то я паинькой езжу, а одна отвожу душу.

— Меня вы в расчет не берете?

— Боитесь? — необидно засмеялась Шанталь.

— Да нет как будто. Просто непривычно.

— Ладно, чуть-чуть сбавлю. Сто километров-то можно!

— Можно, — невольно улыбнулся Георгий. — И что, никогда у вас из-за скорости неприятностей не было?

— Да было… раза полтора. На «Москвиче» еще, я тогда неважно ездила. Кент из-за этого и продал его.

— Из-за чего?

— Да как-то не рассчитала, занесло меня — и врезалась в ограждение. Машина маленько помялась, стекла, конечно, вдребезги, я пару синяков схватила, но в общем обошлось. Хорошо еще, Кент в командировке был. Но все равно мне от него здорово попало. Ух, как он орал на меня! — сказала Шанталь таким тоном, словно вспоминала о чем-то очень приятном.

— Орал? — недоверчиво переспросил Георгий.

— Да как еще, аж стекла звенели! — с удовольствием сказала Шанталь. — Я и не знала, что у него такой голосище, как иерихонская труба. Больше я «Москвича» не видела, после ремонта Кент сразу продал его. Потом я с полгода к нему подлизывалась, и так намекаю, и эдак — давай «жигуленка» купим. Он будто и не слышит. А без машины ему же самому худо, до работы далеко добираться. А я сразу у себя на студии в очередь встала. Ну вот, очередь подходит, а я боюсь ему сказать. Вдруг откажет — что делать? Решила без спроса купить. Купить-то купила, а еду домой — поджилки трясутся. Ничего, обошлось. Поклялась всеми святыми, что буду ездить осторожно. А Кент предупредил, что если получу хоть один прокол за превышение скорости, машину продаст.

— И что, вы ни разу не попадались?

— Да было дело, даже дважды. Один раз отвертелась — инспектор молоденький попался, я маленько поулыбалась ему, он меня узнал, поговорили мы минуты три, я автограф ему дала, он меня и отпустил. А во второй раз накололась, мужчина оказался суровый. Пришлось мне срочно посеять талон вместе с правами, а когда новые получила, там все чисто было. С тех пор бог миловал, да и я похитрее стала, знаю, когда и где можно гонять.

— А он что, и в самом деле продал бы, если бы узнал?

— Конечно, — уверенно сказала Шанталь. — Он своих решений менять не любит.

— Трудно вам с ним? — неожиданно спросил Георгий.

— Почему? — удивилась Шанталь. — Всякое, конечно, бывает, как и в любой семье, но чтобы трудно… Не-ет, что вы! А почему вы об этом спросили?

— Потому, наверно, что не всем… так легко с ним.

— Ну, во-первых, я не говорила «легко», — возразила Шанталь. — Тут такие определения — «легко», «трудно» — вообще вряд ли подходят. С ним сложно бывает — это правда, но ведь он и сам человек сложный, и жизнь у него непростая.

— А я, по-вашему, какой человек? — спросил Георгий.

— А я вас, в сущности, не знаю, — просто сказала Шанталь. — Видимся-то мы всего второй раз.

— Но ведь Кент, наверно, рассказывал?

— Немного. Я знаю только, что относится он к вам… очень небезразлично.

— Широкое определение, однако, — усмехнулся Георгий.

— Ну, как сказать точнее, я не знаю. А вот вы, по-моему, относитесь к нему как-то… чересчур настороженно, что ли. Это я еще в прошлый раз заметила. И напрасно, Георгий, поверьте мне.

— Вы ведь не знаете всего.