Заложница, или Нижне-Волчанский синдром - Анна Мезенцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, — сквозь зубы процедил босс.
Прикосновение его рук не утратило того волшебного эффекта, по сравнению с которым какие угодно фантастические твари выглядели скучнее очереди на почте. Стоило Глебу подхватить меня под спину и согнутые колени, а мне — обнять его за шею, прижавшись к мокрой рубахе, как воля и уверенность в своей правоте начали стремительно таять. Особенно когда я поняла, что негромкий ритмичный звук возле уха — это стук его сердца.
Внезапно он остановился, сделал шаг в сторону и несколько раз с силой опустил тяжелый ботинок. Раздался громкий треск. Глеб пошел дальше, а я с удивлением оглянулась назад: на песке осталась лежать моя разбитая гитара с дырой в деке и переломанным пополам грифом…
Наверху нас ждал почти незаметный на фоне темной равнины открытый джип, припаркованный в стороне от тропы. Опустив меня на переднее сидение, Глеб завел мотор и развернул автомобиль, выезжая на грунтовую дорогу. Вода, стекавшая с нашей одежды, быстро намочила обивку кресел и резиновые коврики под ногами. Кровь из раны на лбу попала Глебу в глаза, и он сердито вытер ее какой-то тряпкой из бардачка.
— Ты обещал, что об Андрее позаботятся!
Выругавшись, босс взял с подставки на приборной панели мобильник и нажал кнопку вызова, продолжая рулить свободной рукой. Отдал серию коротких приказов, немного меня успокоивших. По крайней мере, в них фигурировал лазарет, а не карцер или расстрельный лужок.
— Он так тебе дорог? Почему же ты его остановила? — Спросил мужчина, раздраженно отбросив телефон на заднее сидение и вернув обе руки на руль. — ДЬЯВОЛ! ДА ЧТО Ж ТЫ СО МНОЙ ТВОРИШЬ!
Я еще не видела, чтобы Глеб выходил из себя: глухо зарычав, он несколько раз саданул ладонями о руль. Машина протестующе вильнула, мужчина сделал над собой усилие и успокоился. Теперь он, не отрываясь, смотрел в лобовое стекло, за которым ближний свет фар выхватывал из темноты петляющую дорогу. Я задержала взгляд на его резком профиле с плотно сжатыми губами. Это что? Нет, это что — ревность?!
Внутри что-то екнуло.
— Поменьше доверяй Андрюхе, — продолжил он ровным тоном. — С ним всегда надо было держать ухо востро. Я говорю это не потому, что… Вот дерьмо, что я несу и зачем…
Последняя фраза была сказана вполголоса, самому себе.
Я была ошеломлена. Конечно, у Глеба имелись причины подозревать наш с Андреем союз: именно с ним я проводила больше всего времени, его имя выкрикнула в темноте, когда завязалась драка с насильником, его куртка лежала в моей комнате и его футболка была надета на мне прямо сейчас. Уж не говоря о том, что именно Андрей хотел меня вытащить с базы, не побоявшись пойти против своего босса… Ох, Андрей, прости меня, если сможешь…
Это все было понятно. Чего я наотрез не понимала, так это почему подозрения действовали на Глеба с такой силой? Мне не хотелось снова выставить себя полной дурой и запутаться в мелкоячеистой сети мною же выдуманных чувств.
— Мы не… — в горле запершило, я не смогла закончить фразу. — Он просто хороший и помог мне, но меня не…
Господи, что за жалкая чушь! Глеб повернул голову, с какой-то жадностью ожидая продолжения, но я замолчала и уставилась на дорогу. Впереди как раз показался дом, островок спокойствия и тишины посреди непрекращавшихся ужасов ночи.
Как попало припарковав автомобиль и заглушив мотор, Глеб снова взял меня на руки и отнес в комнату, не дав сделать ни шага самой. Захлопнулась дверь, свет включился автоматически. Ого! Обстановка апартаментов несколько переменилась с тех пор, как я заходила сюда в последний раз. Было сильно накурено, в воздухе стоял крепкий перегарный дух, живо напомнивший батину хату. Я с удивлением покосилась на журнальный столик, заставленный грязными стаканами и пустыми бутылками. Пепельница оказалась переполнена, останки недокуренных сигар валялись на дорогом полированном дереве вперемешку с засохшими кусками черного хлеба и лимонной кожурой. Глеб заметил мой взгляд и, кажется, немного смутился.
— Сейчас принесу аптечку, — он опустил меня на диван и исчез в ванной.
А еще на журнальном столике лежал неуместный в этом бардаке лист плотной бумаги. Воровато оглянувшись, я перевернула его другой стороной. Крупные золотые буквы с завитушками — «Свидетельство». Ниже мелкий текст: «Настоящим подтверждается, что Хмельницкая Анастасия Олеговна прошла обучение на заочном курсе «Бухгалтерский учет, анализ и аудит» в объеме…». Послышались шаги, я торопливо вернула свидетельство на место. Прав был Андрей, каждый скорбит по-своему.
— Будет больно, потерпи, — Глеб опустился на пол, устроил мою вытянутую ногу у себя на колене и принялся орудовать пинцетом. Я морщилась и тихо поскуливала, сжимая пальцами мягкий подлокотник.
— Где ты была все это время? — не отрываясь от работы, тихо поинтересовался он. Судя по непередаваемым ощущениям, осколок разломился на несколько частей, и каждую приходилось вытягивать по отдельности.
— Так где?
Я коротко пересказала события последних двух дней, постаравшись опустить эмоциональную составляющую. Бесполезная уловка: Глеб поумнее многих, и уж конечно сам догадался, почему я сбежала. К концу повествования последний осколок был извлечен. Некоторое время мужчина сидел молча, по-прежнему удерживая мою измученную ступню в своих руках.
— Саша, послушай, я объясню…
— Не надо! Это все меня не касается! — я выдернула ногу.
— Подожди, надо еще пластырь наклеить… Вот так… Очень больно?
— Очень!
И зачем только спрашивать настолько очевидные вещи? После ковыряния пинцетом в ступне жгло и кололо так, словно под кожей до сих пор орудовал шуруповерт.
— А теперь?
Глеб склонил голову и поцеловал мою ногу, там, где щиколотка переходила в стопу. Скользнул губами, почти достигнув пальцев, и поцеловал еще раз. Поднял глаза, встретился с моим ошеломленным взглядом.
— А теперь еще больнее… — с трудом выдавила я. — Не хочу тебя видеть. Отпусти меня и больше не приближайся.
Вообще-то, я хотела попросить его немедленно уйти, но вовремя вспомнила, что это были его апартаменты.
Глеб вздрогнул, но не отстранился. Наоборот, придвинулся еще ближе, пытливо вглядываясь в мое лицо. Брови приподняты, рот приоткрыт, будто он хотел что-то спросить, но никак не мог собраться с мыслями. Вместо слов он положил ладонь, холодную и шероховатую, мне на щеку. Погладил большим пальцем подбородок, бережно очертил изгиб нижней губы и еле слышно произнес:
— Скажи еще раз, чего ты хочешь, — убрал прилипшую к щеке прядку, с нежностью погладил кончиками пальцев влажную кожу. — Но так, чтобы я поверил.
— Я
