Через ее труп - Сьюзен Уолтер

После визита Сильвии в прошлый четверг мой вес увеличился на четыре фунта, она покачала головой и цокнула языком.

– Многовато чая с печеньем, – пристыдила она меня и подмигнула, давая понять, что все будет хорошо.

Вполне ожидаемо, что я прибавила в весе, но четыре фунта все равно многовато.

Я села в кресло, она подключила меня к аппарату, как рождественскую елку, а потом достала свое вязание. Следующие два часа мы сидели в тишине, в одиночестве своих мыслей, но физически вместе. Наверное, некоторым людям нравится во время лечебных процедур разговаривать или слушать музыку, но я предпочитала использовать это время для медитации. С трубкой в руке я не могла перелистывать страницы книги, но это и к лучшему. В этом кресле я разобралась во многих затруднительных ситуациях, включая нынешнюю. После того как дети бросили меня на произвол судьбы, я поклялась сделать все возможное, чтобы получить шанс на свободу. Я закрыла глаза и попыталась представить, как все это будет происходить. Что сделают дети, узнав, что не получат денег? И, что еще интереснее, как они поступят, когда я воскресну из мертвых? Станут умолять о прощении? Навсегда от меня отвернутся? Или наконец дадут мне то единственное, о чем я просила, чтобы достойно прожить остаток своих дней?

Я считала, что хорошо разбираюсь в людях. И догадывалась, как все они поступят. Не угадала я только с одним человеком. К несчастью.

Глава 50. Эшли

Я не собиралась целоваться с ним на глазах у его друзей в шумном баре. Я была благодарна, что он вступился за меня, когда та ужасная женщина забросала меня вопросами, просто не знала, как еще это показать.

Каждый раз говоря, что я актриса (а я ненавижу так отвечать), первый вопрос неизбежно будет «Где я мог вас видеть?», иначе говоря «Вы настоящая актриса или только мечтаете ею стать?». Людей других профессий никогда так грубо не допрашивают. «Ах, так вы врач? Какие операции вы проводили? Вы адвокат? В каких судебных процессах участвовали? Вы повар? Какие рецепты вы знаете?» Актерам же задают эти мерзкие вопросы каждый день.

Я не сомневалась, что моя судьба вот-вот изменится, но не хотела объяснять, почему это заняло так много времени. Я извинилась и пошла в туалет. Пробираясь через переполненный бар, я вспоминала свою первую роль. Это был всего лишь студенческий короткометражный фильм о знаменитой теннисистке, которая бросает спорт, чтобы ухаживать за больным другом, но мне платили (сто долларов в день!), и я играла главную роль. Я проходила пробы в квартире режиссера – маленькой грязной студии на окраине кампуса университета Южной Калифорнии.

Костюмера в фильме не было, поэтому я одевалась в свои вещи. Визажист и парикмахер делала макияж и прическу только себе, поэтому этим я тоже занималась самостоятельно. Во время следующих съемок я узнала, что за грим и прически вообще-то отвечают два разных человека (члены двух разных профсоюзов), и я не должна приносить собственный реквизит – солнцезащитные очки, рюкзак, теннисную ракетку, кубки (одолженные у Джордана) – это работа реквизитора. Фильм снимали довольно небрежно, и я так и не получила обратно реквизит (прости, Джордан!), но мне было все равно. Я считала каждый день, когда мне платят за актерскую работу, хорошим днем, независимо от того, закончен фильм или нет (а тот не был закончен).

Следующая роль досталась мне сразу после этого – я сыграла в одном эпизоде известного ситкома. У меня были гример и парикмахер, а реквизит хранился в пятитонном фургоне, припаркованном за сценой. Моя гримерка (у меня была собственная гримерка!) находилась в фургоне, который назывался «золотовоз». Видимо, название было ироничным, потому что эти гримерки, по сути, больше напоминали большие туалетные кабинки, внутри которых отнюдь не золото, да и пахли они соответствующе, но мне все это казалось настоящей роскошью.

От однокурсника по актерской школе (когда я еще могла позволить себе учиться в актерской школе) я узнавала о прослушиваниях, а иногда он даже меня подвозил. Он научил меня, как себя вести: «Прослушивание назначено на завтра, но завтра я работаю, поэтому мой менеджер предложил приехать сегодня». Если ты уже приехала и твое лицо им понравилось, они тебя выслушают, объяснял он. А если твое лицо им не понравилось, ты все равно не получишь эту роль, так какая разница?

На многие прослушивания я пробиралась именно таким образом. Я убеждала себя, что не лгу, а просто играю. Разве не в этом заключается моя работа? Приятель называл мое имя и номер вместо своего, а я называла свое имя вместо его. Нас так редко утверждали на роль, что это не имело значения. А если вдруг утверждали, это было еще одной возможностью проявить актерские способности!

Я ходила на многие прослушивания, но редко получала роль. Меня это не беспокоило. Поначалу. Мне нравился сам процесс, азарт, открывающиеся возможности. Но потом наступило разочарование, это стало рутиной – толкотня, ожидание своей очереди и ответ «нет» раз за разом. В конце концов мой приятель забросил актерскую карьеру и стал ветеринаром, и мне пришлось самой искать прослушивания. Примерно в это время их почти не стало.

Я высушила руки и собралась с духом, чтобы вернуться к разговору. Я не Мерил Стрип, но неплохо умею играть и смогу притвориться, будто жареные крылышки восхитительны, и я забыла о допросе, которому подверглась. Однако обратно за стол возвращаться не пришлось. Потому что, когда я вышла из туалета, у двери меня дожидался Нейтан.

– Привет, – сказала я.

И прямо перед женским туалетом, на глазах у двух пьяных девиц, проковылявших мимо, он обнял меня за талию, притянул к себе и поцеловал так, будто нам нет дела ни до кого, пусть даже это видит весь персонал бара.

– Может, уйдем отсюда?

Остаток вечера прошел как в тумане. Помню ладонь Нейтана у меня на спине, когда он вел меня из ресторана – жаркую, но не агрессивную. Помню, как мы держались за руки по пути к моей машине. Помню, как он записывал мой адрес в телефон, и свое нервное предвкушение, потому что у меня не было этого так долго… в общем, очень-очень долго.

Помню, как обрадовалась, что приехала домой раньше Нейтана и могла сходить в туалет и почистить зубы. А потом помню волну стыда, когда я увидела Джордана с огромным букетом. Кажется, я подумала, что красные розы – странный выбор для выражения дружеских чувств, но вдруг в магазине не было ничего