Годы нашей жизни - Исаак Григорьевич Тельман

в Харькове были напечатаны некоторые мои воспоминания о Ленине... Товарищи вот разыскали. — Потом, помолчав, добавил: — Хочу записать все встречи с Владимиром Ильичем. Год за годом, день за днем, со всеми штрихами и подробностями. Только бы болезнь не помешала.

У Григория Ивановича была хорошая память. В тот вечер он вспоминал, как знакомил с Лениным товарища по революционному подполью, старого донецкого рабочего Панфилова.

— Вот человек, о котором нужно писать книгу. Живая история рабочего класса!

После реформы 1864 года отец отдал Панфилова — тогда девятилетнего крестьянского мальчонку — на Луганский казенный завод. Плата — грош, еда — хлеб с водой. И вдоволь только розог. Знакомое начало биографии...

К восемнадцати годам он побывал в учениках литейщика, в батраках у кулака, несколько лет таскал под землей салазки с углем. Но тот солдат, который вернулся с царской службы на рудник в Черкасское, как день от ночи, отличался от забитого паренька Федьки Панфилова. Молодой забойщик в восьмидесятые годы вступил в революционное движение. А уже в 1884 году его впервые бросили в тюрьму за участие в группе «Народная воля».

— Если память мне не изменяет, — продолжал Григорий Иванович, — во второй раз его арестовали уже как члена РСДРП. Это было в тысяча восемьсот девяносто восьмом году. К тому времени на заводах Юга — в Луганске, Екатеринославе, Ростове, Мариуполе — Панфилова знали как отменного литейщика. Однако интерес полиции к нему был связан совсем с другой его профессией — профессионального революционера, который в Мариуполе возглавил социал-демократическую организацию, имевшую свою типографию.

Петровский вынул из стола старый снимок. На фотографии рядом с Владимиром Ильичем и Демьяном Бедным стоял бородатый старик в меховой шапке, из-под которой глядели умные и совсем молодые глаза.

— Это и есть Федор Дмитриевич Панфилов. Вот таким бородачом я помню его по Екатеринославу девятьсот пятого года. Ходил с прокламациями на городские окраины, в казармы к солдатам, помогал собирать боевую рабочую дружину, с которой был вместе на баррикадах. Его удалось тогда устроить на Брянский завод. Он только из ссылки вернулся, и эта шапка, наверное, у него олонецкая. А может, быть, вологодская? В восьмом или в девятом году Панфилова как председателя профсоюза рабочих Брянского завода отправили в Усть-Сысольск.

Петровский внимательно посмотрел на фотографию.

— А снимок девятнадцатого года сделан на Восьмом Съезде РКП, когда Ленин с Панфиловым познакомился...

Зал, где заседал VIII съезд, был едва натоплен, в коридорах Кремля свирепствовал мартовский холод. Во время перерыва Ленин, набросив на плечи пальто, как всегда запросто, ходил среди делегатов. Заметив Петровского, он подозвал его и заговорил об украинских делах (незадолго перед этим на съезде в Харькове Григория Ивановича заочно избрали председателем ВУЦИКа). В нескольких шагах от Ленина у окна беседовала группа товарищей. Они не видели Владимира Ильича. Донецкий делегат Панфилов что-то горячо доказывал Юрию Коцюбинскому, который тоже состоял в аграрной секции съезда.

— Какое умное лицо! Григорий Иванович, кто этот старик? — вдруг спросил Ленин.

Петровский сказал Ильичу, что знает его еще по екатеринославскому «Союзу борьбы за освобождение рабочего класса». Панфилов представлял Мариуполь и не раз приезжал к Бабушкину — Иван Васильевич их и подружил. Ленин заинтересовался. Но в это время раздался звонок, Ильича позвали в зал. Петровский свел их уже на следующий день во время перерыва. Панфилов произвел на Владимира Ильича большое впечатление.

— Старик потом стал героем Восьмого съезда, — шутя сказал Григорий Иванович, и глаза его при этом засветились какой-то необычайно мягкой и доброй улыбкой.

...Корреспондент «Бедноты» прошел по коридорам и комнатам гудящего, наполненного голосами Дома Советов, где жили делегаты партийного съезда. Он искал Панфилова.

Здесь его почтительно называли «Стариком». Панфилову шел шестьдесят четвертый год. Бывший народоволец, участник большевистского подполья, лет десять просидевший в тюрьмах и ссылках, он стал организатором Советской власти в родном уезде. О таком человеке стоило поведать читателям газеты, на первой странице которой значилось: «Поделись прочитанным с неграмотным».

Сам Панфилов вспоминал, как ему было тяжело, когда в прошлом не знал грамоты. Не всякому доверишь прочитать тебе революционную брошюру. И тридцати семи лет от роду он самостоятельно выучился грамоте.

Товарищ из «Бедноты» уже встречался с Федором Дмитриевичем. Вот у кого богатейший материал о том, как революция меняет облик самых глухих мест страны, подобных «старобельской дыре». Какой же вихрь прошел там!

Семнадцатый год. В родные старобельские места вернулся ссыльный большевик Панфилов. В его домишко приходят за советом ходоки из соседних волостей. В марте Панфилов повесил над своим окном красное знамя...

Бурлит городишко. Кулачье, заправилы земской управы во главе с оптовиком Абрамовым уже видят уезд у себя в кармане.

— Раньше был Романов, а теперь Абрамов ворочает городом, как хочет, — литейщик Панфилов держит речь, размахивая зажатой в руке сибирской шапкой. Из кармана его пальто торчит синяя брошюрка, которую он с товарищами недавно напечатал в Старобельске. Это программа РСДРП(б).

Управа приказала немедленно изъять и сжечь большевистскую программу. Потом она попыталась «арестовать» принятое старобельскими телеграфистами сообщение из Петрограда о переходе власти в руки Советов. Но и здесь, в далекой глуши, не остановить неумолимое движение великой пролетарской революции.

За полуосвещенными окнами здания — туманный ноябрьский вечер. В городской гимназии буржуазия устроила сборище. Местные монархисты и реакционеры, члены всех черносотенных союзов трогательно лобызаются со сторонниками «самостийных» партий, признавших Центральную раду своим правительством. Путая и безбожно перевирая слова, они даже подтягивают украинскую песню, которая еще недавно приводила их в бешенство.

Вдруг в нестройное пение врывается сильный, властный голос:

— Шуты балаганные! Не выйдет по-вашему! — Это в дверях появился Панфилов. — Вам ли петь «Заповiт»!..

В луганской тюрьме, на сибирских трактах, в олонецкой и вологодской ссылках большевик Панфилов не раз запевал с товарищами бессмертный «Заповiт» Шевченко. Взволнованно и гордо прозвучит он и в зале промерзшего от январской стужи местного театра, который согрели своим горячим дыханием делегаты уездного съезда Советов.

«Не в вольные казаки, а в Красную гвардию...» — решило солдатское собрание и избрало инициативную комиссию по созыву съезда Советов.

Первые старобельские красногвардейцы разоружили драгунский эскадрон, заняли почту, телеграф, земство. В волостях формировали ревкомы, боевые отряды, посылали делегатов на уездный съезд Советов. Он открылся пением «Интернационала» и принятием письма Ленину.

Рабочая Москва