Срединное море. История Средиземноморья - Джон Норвич

Угроз (по крайней мере открыто выраженных) не звучало. Однако императорская армия была тут как тут, и ее мощь не оставляла сомнений. Султан оказался в таком положении, что выбирать ему не приходилось. Император буквально стоял на пороге, желая забрать то, что было ему обещано, и, похоже, не собирался уезжать, пока этого не получит. Кроме того, ситуация в Сирии, где попытки Аль-Камиля захватить Дамаск не имели результата, не переставала тревожить его. В конце концов, возможно, альянс не так уж и плох… В итоге султан сдался, согласившись на десятилетнее перемирие — на известных условиях. Во-первых, в Иерусалиме нельзя строить укрепления. Христиане могут посещать Храмовую гору и стоящий на ней храм Гроба Господня и мечеть Аль-Акса напротив нее, но все это, а также Хеврон, должно остаться в руках мусульман. Христиане могут получить обратно свои главные святилища в Вифлееме и Назарете при условии, что лишь узкий коридор, проходящий по территории, которая по-прежнему останется мусульманской, соединит их с христианскими городами на побережье.

В субботу, 17 марта 1229 г., Фридрих — по-прежнему отлученный от церкви — въехал в Иерусалим и вступил в формальное владение городом. На следующий день, открыто игнорируя папский запрет, он посетил мессу в храме Гроба Господня, причем демонстративно надел императорскую корону. Он полностью достиг всего, ради чего отправился в путь, не пролив при этом ни капли ни христианской, ни мусульманской крови. Можно было ожидать, что христианские общины возрадуются, однако вместо этого всех охватило возмущение. Фридрих, будучи отлучен, посмел войти в самую почитаемую святыню христианского мира, которой он завладел в результате сговора с египетским султаном. Патриарх Иерусалимский, намеренно игнорировавший императора с момента его прибытия, теперь изъявил свое неудовольствие, наложив интердикт на весь город. Церковные службы были запрещены; паломники, посещавшие святые места, более не могли рассчитывать на отпущение грехов. Местные бароны были в ярости из-за того, что с ними не посоветовались, но еще более — из-за того, что, как они выяснили, вновь обретенные земли в Галилее по большей части оказались дарованы рыцарям Тевтонского ордена[151] из императорской свиты, а не представителям родов, которые традиционно владели ими прежде. И во всяком случае, спрашивали они себя, как, с точки зрения императора, они будут удерживать все эти территории — его сомнительное приобретение, когда имперская армия возвратится на Запад?

Последней каплей для всех — священнослужителей и мирян — стал очевидный интерес и восхищение императора, которые тот питал как к исламу, так и к мусульманской цивилизации в целом. К примеру, он настоял на посещении храма Гроба Господня (архитектуру которого он тщательно изучил[152]), а также мечети Аль-Акса, где, как сообщают, он выразил сильное разочарование по поводу того, что не услышал призыва к молитве. (Султан приказал муэдзинам молчать в знак уважения к гостю.) Как всегда, он задавал вопросы каждому встречному образованному мусульманину о его вере, роде занятий, образе жизни — словом, обо всем, что приходило ему в голову. Христиан Отремера такое отношение ввергло в глубокий шок; в вину императору поставили даже то, что он бегло говорил по-арабски. С каждым днем пребывания в Иерусалиме его популярность падала, а когда он двинулся в Акру — едва избегнув засады, устроенной ему по дороге тамплиерами, — обнаружил, что город находится на грани мятежа.

К этому времени и у самого Фридриха на душе было неспокойно: его шокировала явная неблагодарность братьев во Христе, и он был готов отплатить им той же монетой. Он приказал своим войскам окружить Акру и никого не впускать и не выпускать. Священнослужителей, которые произносили против него проповеди, наказали палками. Настроение его не улучшилось в результате известия о том, что в его итальянские владения вторглась армия папы под командованием старого Иоанна Бриеннского; появилась еще одна причина покинуть эту неблагодарную страну как можно скорее. Фридрих отдал приказ своему флоту готовиться к отплытию 1 мая. Вскоре после наступления рассвета, когда он проходил через квартал мясников к ожидавшим его кораблям, его закидали отбросами. Лишь после некоторых усилий Иоанну Ибелинскому, спустившемуся к пристани, чтобы проститься с ним, удалось восстановить порядок.

Сделав лишь краткую остановку на Кипре, император достиг Бриндизи 10 июня. Прибыв в свое королевство, он обнаружил, что все пребывают в состоянии беспомощности и замешательства. Его давний враг Григорий IX воспользовался преимуществом, которое давало отсутствие императора, дабы учинить то, что фактически являлось Крестовым походом против него, — писал к князьям и церквам Западной Европы, требуя людей и денег для решительной атаки, дабы сокрушить позиции Фридриха как в Германии, так и в Италии. В Германии попытки папы посадить на трон нового императора в лице Оттона Брауншвейгского успеха не имели. С другой стороны, в Италии он организовал вооруженное вторжение с целью изгнать Фридриха с юга раз и навсегда, чтобы всей территорией можно было управлять непосредственно из Рима. В то время в Абруцци и вокруг Капуи шли яростные бои, а в нескольких городах Апулии, где жители поверили распространявшимся агентами папы слухам о смерти Фридриха, началось открытое восстание. Дабы вдохновить других последовать его примеру, Григорий только что опубликовал эдикт, освобождавший всех подданных императора от принесенной ему клятвы верности.

Трудно было вообразить себе более сложную ситуацию, но с момента прибытия Фридриха положение стало меняться. Император был здесь, со своим народом, не погиб, но вернулся с триумфом, возвратив без кровопролития святые места христианам. Его достижения могли не вдохновлять христианские общины Отремера, но для жителей Южной Италии и Сицилии все представлялось в совершенно ином свете. Более того, возвратившись в свое королевство, Фридрих изменился до неузнаваемости: исчезли гнев, хвастливость, ненадежность, недопонимание. Он вновь очутился в стране, которую знал и искренне любил; он вновь контролировал ситуацию. Все лето он без устали вел кампанию, и к концу октября армия папы потерпела поражение.

Однако Григорий IX не сдался. К окончательному примирению оба шли долго, трудно, мучительно. В течение нескольких следующих месяцев Фридрих делал уступки одну за другой, сознавая при этом, что упрямый старый папа по-прежнему не отказался от своего самого грозного оружия. Над Фридрихом до сих пор тяготело проклятие церкви, что представляло собой серьезную трудность, постоянное бесчестье, создававшее потенциальную опасность в дипломатических вопросах. Кроме того, будучи как-никак христианином, Фридрих не хотел умереть отлученным. Григорий долгое время вел себя уклончиво; только в июле 1230 г. он весьма неохотно согласился заключить мирный договор (подписанный в Чепрано в конце августа) и отменил свой приговор. Прошло еще два месяца, и двое, папа и император, обедали вместе во дворце его святейшества в Ананьи. Происходившее не напоминало веселое застолье, по крайней мере поначалу, однако Фридрих, когда хотел, бывал исключительно обаятелен, а папа в глубине души, похоже, испытывал благодарность за то, что император Священной Римской империи взял на себя труд нанести ему неформальный, без излишней торжественности, визит. Так закончилась еще одна поистине геркулесова схватка между императором и папой из числа столь часто повторявшихся в истории средневековой Европы.

В 1231 г. Фридрих смог обнародовать то, что впоследствии стало известно под названием Мельфийской конституции, — ни более ни менее как совершенно новую кодификацию законов в масштабе, непревзойденном со дней Юстиниана, жившего семью столетиями ранее. Император полностью взял под свой контроль уголовное судопроизводство, ввел институт окружных судей, действовавших его именем, урезал свободы баронов, церковников и городов и заложил основы твердой власти правительства (чему можно найти параллель лишь в Англии), в котором равным образом были представлены знать, духовенство и горожане.

Нужно заметить, что из всех его владений Реньо (так все называли Сицилийское королевство) доставляло меньше всего беспокойства. Он здесь родился, знал каждый его дюйм, понимал здешний народ. В двух других обширных областях, находившихся под его властью — Северной Италии и Германии, — дела обстояли совершенно иначе: там имперская власть (не имевшая твердой базы наподобие той, которая быстро формировалась в Англии и Франции с их прочной наследственной монархией) чрезвычайно ослабела за предыдущие сто лет. В особенности в Северной Италии крупные города и поселения Ломбардии представляли собой вечно тревожащую занозу для императоров, наследовавших престол; тяжелее всего из них пострадал дед самого Фридриха, Барбаросса, потерпевший полное поражение при Леньяно более чем полвека назад. Наиболее эффективный прием, который они постоянно использовали в политике, чтобы сохранить независимость, заключался в том, чтобы ссорить между собой папу и императора; вследствие этого новости о примирении 1230 г. сильно встревожили их. Ломбардская лига была поспешно восстановлена, и ее члены сомкнули ряды перед надвигающейся опасностью.