Днем и ночью хорошая погода (сборник) - Франсуаза Саган

Этьен (сухо): Хватит.

Зельда (успокаивая его, кладет ему руку на затылок): Молчи. Вот, еще одно мгновение, еще одна секунда украдена у действительности, у правды, у жизни. Не двигайся… Как стучит твое сердце, ты весь дрожишь. Посмотри на меня. (Поднимает лицо к Этьену, тот завороженно наклоняется к ней. Зельда высвобождается и нежным голоском продолжает.) Так оно и было, в точности: он поцеловал меня и ушел. (Нежно смотрит на Этьена.)

Остальные застыли в потрясении. Этьен открывает рот, затем резко отворачивается, отходит на середину комнаты и закуривает сигарету.

(С нервным смехом.) Подумать только, чего не наговоришь, когда влюблен… Невероятно… В общем, Жан Жак ушел, а я расплакалась. Потом, думаю, пришла Дорис…

Дорис: Да-да, верно, ты была в таком состоянии!..

Зельда (торопливо): Ты дала мне выпить капель или сделала укол?

Дорис (машинально): Укол.

Зельда: Что именно?

Дорис (нервно): Да не помню я, Зельда, какое-нибудь успокоительное, конечно, что-то подкрепляющее.

Зельда: Хорошо. Лоранс?

Лоранс подходит к ней.

От укола я вас освобождаю. Садитесь и возьмите меня за руку. Слушай, Дорис, слушай меня хорошенько. Ты видишь, во что я превратилась: в ненасытную тварь, и какой-то Дюбуа меня презирает. Всю свою жизнь я все либо воровала, либо покупала, что есть одно и то же. И я решилась: хватит, эти ужасные деньги держали меня оторванной от всего мира, я не хочу их больше, я оставляю их тебе.

Дорис (со своего места): Что?

Зельда (обращаясь к Лоранс): Я оставляю тебе все, Дорис, все полномочия, право подписи. Сама я поеду жить в Каренак. Ты назначишь мне содержание, а я буду заново учиться желать и ждать… Понимаешь, Дорис?

Дорис (вставая, возмущенно): Ты никогда не говорила мне ничего подобного! Уж это я запомнила бы!

Зельда (оборачиваясь к ней): Разве нет? Но ты все же знаешь, что я приняла решение — на самом деле. Прежде всего из отвращения к самой себе. И потом, я чувствовала, что мне не хватает чувства ответственности, чтобы продолжать. Я даже написала мэтру Дюрматту, чтобы уведомить его о своем решении; и представь себе, в Париже, в одном из ящиков в комнате с чехлами, я нашла это письмо.

Дорис (краснея): Ты хочешь сказать, что хотела… Э-э-э…

Зельда: Все бросить, да. Ты и без меня отлично со всем справилась бы. А я сидела бы в Каренаке, у тебя на поводке, полностью тебе доверяя, и все — никакого швыряния денег на ветер. Ты мне не веришь? Я покажу тебе то письмо.

Дорис (будто разговаривая сама с собой): Ужас, какой ужас…

Том: А что такого ужасного?

Этьен: Успокойся, Дорис, эти прекрасные планы так и не осуществились. Зельда, скажи, а я? Какое место в этом плане отводилось мне? Мы больше не разводились?

Зельда: А мы что, должны были развестись?

Этьен (сухо): А ты не помнишь?

Зельда: Нет. Должно быть, я сказала это по пьянке, в припадке агрессии. Развод? Ради кого, ради чего, Этьен? Жану Жаку я была не нужна, правда? Я представляла себе, что ты поможешь Дорис вести дела и, может быть, время от времени, от нечего делать или по дружбе, будешь приезжать ко мне в Каренак.

Этьен (нерешительно): Должен сказать тебе, дорогая моя, что тогда ты была далеко не так миролюбива.

Зельда: Могу вообразить… Я все время чувствовала себя то страшно взвинченной, то страшно подавленной… Взлеты и падения, взлеты и падения — как у настоящей маньячки… Но мои истинные привязанности, мои длительные чувства — их я все же хорошо помню.

Этьен: Ты меня удивляешь…

Зельда (раздражаясь): А что тут, по-твоему, такого удивительного? Денег я никогда не любила, к тому же была безумно влюблена в Жана Жака, чувствовала себя виноватой; мне хотелось изменить свою жизнь. Что тут такого странного? Ладно, давайте дальше…

Дорис (обращаясь к Этьену): Я не могу в это поверить.

Зельда (радостно): Во что ты не можешь поверить? В себя в роли Анн Мари? Ничего, сейчас сама увидишь. Продолжим. Она пришла тоже вся в слезах, это я помню, потому что мои к тому моменту едва высохли. В тот день наша гостиная была вообще какой-то долиной слез. Подойди сюда.

Дорис (подходит и тупо садится рядом): Ну и? Что дальше?

Зельда: Анн Мари сказала, что любит меня, что хочет повсюду следовать за мной, еще какие-то глупости… Мне было стыдно, совестно, она хоть и женщина, но еще совсем ребенок. Думаю, я вела себя с ней ласково. (Берет Дорис за руку.) Ну что ты, Анн Мари, бедная моя, очнись, это был всего лишь кошмарный сон. Такие истории не для тебя, ты слишком впечатлительна. Как ты могла так втянуться? Ты ведь любишь порядочного человека, и он тебя тоже. Ты только подумай, какое это счастье. Что ты можешь любить во мне, чего желать? Я одинокая, пресыщенная жизнью эгоистка, пропащая, вот я кто! Ты ведь веришь в Бога? Так молись Ему, чтобы Он был ко мне милостив.

Дорис: Перестань… Перестань, я не могу вынести этой истории, этой роли. Все это гадко, стыдно…

Зельда: Почему гадко? Господи, не надо преувеличивать, мы с бедняжкой Анн Мари и были-то вместе всего две ночи, не больше.

Дорис: Не в этом дело… (Всхлипывает.)

Том: Ну, Дорис, что с тобой такое? Такая нервозность на тебя не похожа…

Зельда: Мне очень жаль, Том. Я не думала, что Дорис примет все так близко к сердцу. Надо заканчивать поскорее. Анн Мари ушла около восьми. А я вернулась к Дорис. Идите сюда, Лоранс. (Берет Лоранс за руку.) Дорис очень расстроена, она снова приходит мне на помощь, на этот раз… Что это было, Дорис? Капли? Уколы?

Дорис (всхлипывая): Капли.

Зельда: Значит, капли. Дайте-ка их мне, спасибо, Дорис.

Лоранс нерешительно протягивает ей рюмку.

(Внезапно заторопившись, четко и быстро выговаривая слова.) На этот раз вы накапали слишком много, какую-то зверскую дозу. Вы провожаете меня до постели. Пойдемте. (Тянет Лоранс за руку к дивану и ложится. Дорис поднимает голову.) Вот, я ложусь, почти без сознания. Хотя сами подумайте: капли в полдень, укол в два часа и в шесть — снова капли… Вы оставляете меня лежать вот так, в черной пижаме, а потом… (Поворачивается к Дорис.) Дорис, а что потом? Пришел Этьен?

Дорис: Не сразу.

Зельда (лежа): Конечно… Бедный Этьен не слишком торопился. Значит, в эти полчаса Дорис проходит в кухню, берет там бутылку с бензином, возвращается ко мне в комнату и поливает бензином кровать, одеяло — все. Потом поджигает и звонит пожарным.

Дорис (кричит): Это не я! Это Этьен поджигал, я звонила пожарным!.. (Замолкает.)

Всеобщее молчание. Зельда, закрыв глаза, растягивается на диване.

Этьен (обращаясь к Дорис, свистящим шепотом): Идиотка! Дура несчастная! Ты что, не видела, как она заманивает тебя в ловушку? Ничего не видела? Опять она тебя сделала!

Дорис (в панике): Зельда, клянусь, это его идея! Я не хотела тебя сажать в сумасшедший дом, он меня заставил! Он и чеки Шарвену посылал, спроси сама в банке… Зельда, это все он! Он!

Этьен (стоя напротив нее): А капельки кто капал? Кто давал ей этот чудесный коктейль Шарвена, от которого у Зельды совершенно прохудилась головка? А укольчики? Я что, держал тебя за руку, что ли? А психотропы, возбуждающие, антидепрессанты, барбитураты? У меня, что ли, был ключ от аптечки? Знаешь, Дорис, ты уж как-нибудь держись все же!

Дорис: Но мотив, настоящий-то мотив был у тебя! Это ты боялся, что она подаст на развод и выбросит тебя на улицу, как обыкновенного альфонса, каким ты, собственно, всегда и был.

Этьен: Можно подумать, что у тебя мотива не было! Веди себя прилично, пожалуйста! Кто в ужасе наблюдал, как тает семейное наследство, кто дрожал за свои швейцарские франки и взывал к душам предков Ван Пеер?.. А главное, кто всю жизнь завидовал своей прекрасной, остроумной кузине Зельде и умирал от злобы, когда собственный муж восхвалял ее прелести? Скажи-ка, кто ненавидел Зельду всей душой за то, что она была такой, какой тебе не быть никогда? Кто?

Дорис (в панике): Он лжет! Он все лжет, Зельда. Поверь мне! Это правда, я беспокоилась за будущее, за тебя, за нас, и я подписала то заявление о помещении тебя в клинику, это правда… Но он поклялся, что ты выйдешь оттуда через месяц.