Книга четвертая. Корректор реальности. - Олег Языков

— Точно так, вашбродь! Приказ исполню свято! Сказано расслабиться и отдыхать – буду отдыхать! Прошу разрешить выезд на охоту и рыбалку на реку Березина! Самый сезон на боровую дичь пошел! Не откажи, ваше благородие, а?

Моим взглядом можно было растопить айсберг, убивший "Титаник". Профессор вздохнул, улыбнулся и согласно кивнул.

Вот и славно! Трам-пам-пам!!

Я не знал, работает ли сейчас ипподром, да и далековато мы были от Москвы, чтобы туда мотаться за харчами. Поэтому особых разносолов на столе не было. Андрей сбегал к девчонкам в столовку, и Оксана, капая слезьми прямо в тарелки, быстренько собрала нам немудрящую закусь. От девичьих слез капуста, сало и моченые яблочки приобрели особый, горьковатый вкус…

— Ну, будем! — битые солдатские кружки сдвинулись, лязгнули, водка в страхе плеснула почти до краев посуды. Послышались гулкие глотки, потом над столом пронесся мощный выдох и хруст капусты.

— Вот я и говорю… — хрумкая капусткой, продолжил Дед. — Спасибо тебе, внучок, что вытащил старика на фронт… Да-а, посмотрел я на эту войну… Тяжело ребятам приходится. Но ничего, мы – русские, мы сдюжим! Как там классик сказал: "…Так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат", так, что ли?

— Так, как-то… Не помню… Но правильно сказал. Все лишнее осыплется, и выйдет отточенный и закаленный в боях булат… Только в крови этот булат будут закаливать…

— А иначе и нельзя! — сурово сказал Дед. — Воин и рождается в крови, и живет, ее проливая… Свою и чужую. На то он и воин! Давай, наливай… Выпьем за тех, кто там сейчас умирает…

Мы молча встали, глянули в глаза друг другу, на секунду склонили головы, прощаясь с уже погибшими и умирающими сейчас бойцами, и выпили. Говорить не хотелось. Хотелось… да много чего хотелось. Но время еще не пришло.

— Я на вас там представление подал. На награды…

— Ты нас уже наградил, Тур. Выходом на задание и наградил. Остальное – пыль и труха. Да и боевой ценз у нас поднялся, это да… А награды? Орден Боевого Красного Знамени в Службе нам не дадут, а все остальное – плюнуть и растереть.

— Боевик, ребята, и я вам дать не могу.

— А и не надо, Тур. Не до орденов сейчас, точно говорю. Ты лучше нас еще разок выдерни. Вот она самая и награда нам будет, а?

— Обещать не буду, Дед. Пустопорожней трепотни не люблю… Но постараюсь сделать все возможное. Когда убываете?

— Да вот посидим щас, закусим, значит, выпьем еще по одной, да и пора двигаться. Каптенармус, что молчишь?

Каптенармус, сидевший привалившись к бревенчатой стене с закрытыми глазами, чему-то улыбался.

— А что сказать? Я, ребята, все еще в себя не приду… Ведь я эту войну только в кино видел, а тут… Счастье это, скажу я вам, счастье нам выпало за свою страну воевать, вот оно как. Это не духов по ущельям гонять. Это свое, наше, кровное… Пусть всего лишь капельку, пусть миг единый, и толку от меня там было немного, но это мое… наше. Вот к чему, оказывается, я долгими годами готовился, вот к чему шел… Э-э-хх, моих ребят бы туда! Рвали бы гадов в куски!

Он снова закрыл глаза и замолчал. Только уже не улыбался. Его лицо закаменело, стало страшным… Молчали и мы. Каждый переживал свое.

— Ну, все! Встали. Каптенармус, бери мешки, пора.

— Погоди, Дед! Давай стремянную, ты ж казак! — Дед весомо кивнул и твердой рукой принял кружку.

— Стремянная погодит… Давай, Тур, за тебя! Андрей! Твое здоровье! Удачи вам, ребята, и везенья! Вижу – задумал ты что-то, Тур, а?!

— Задумал, — не стал отказываться я.

— Вот пусть воинская удача и счастье воинское возьмут вас на свое крыло! Будем!

Вчера в ночь ушли Дед и Каптенармус. Смогу ли я вытащить их на войну еще раз? Не знаю… Дарить им на прощанье было нечего. Деду сунул маленький офицерский "Маузер", Каптенармус сказал, что ему подарок уже выдан. И с любовью погладил свой ДТ. Еще дал им в качестве сувениров эти самые жандармские горжетки. Можно на стену повесить – хорошо смотрятся. Они ведь еще и люминесцентные, вроде.

Встали мы с Андреем без похмелья. Сбегали на зарядку, умылись и пошли завтракать. Оксана хмуро гремела тарелками. На нас она не смотрела.

После завтрака откомандировал Андрея наводить в избе порядок после вчерашнего застолья, а сам отправился в штаб. Нужно было повидать одного человека. Переговорить и закинуть, так сказать, удочку. А точнее – блесну.

— Здравия желаю, товарищ майор! Разрешите?

— А, Кошаков! Заходи-заходи… Сам хотел с тобой поговорить, а ты тут как тут! Присаживайся. Чай будешь?

— Не-а, только что позавтракал.

— Поздно встаешь, капитан… Ну, чего тебя ко мне принесло? Ты же ко мне глаз не кажешь?

Ага! Надо больно мне к тебе глаз-то казать! Майор был непростой. Он тянул в полку тяжелую службу особиста. Без шуток! Служба военного контрразведчика в режимной части – это не сахар.

— Да есть пара вопросиков…

— Погоди, капитан. Сейчас я чайка попрошу сгоношить. Да с баранками! Будешь? Последний раз спрашиваю? Ну, нет – так нет! — Майор прошел к двери кабинета. — Сидоренко! Чайку мне плесни кружечку!

Кто-то протопал по коридору, и майор что-то прошептал невидимому Сидоренко.

— Ну, давай, рассказывай! — вернувшись за стол, майор увлеченно загремел ложкой.

Однако слушать мой рассказ он и не собирался, потому что сразу спросил про другое.

— Да, кстати, а где ты со своими командировочными мотался больше недели? Можно спросить?

— Спросить-то можно, товарищ майор! — я жестко посмотрел ему прямо в глаза. Ишь, рысак! Все ему надо знать! Нам таких любопытных не надо, у нас работа тихая, неприметная… Обломись, контрик.

— Я с приданными командирами был в командировке на Юго-Западном фронте. Выполнял специальное задание Родины! — твердо обрезал я начинающий разгораться интерес в глазах майора. — И Особого сектора ЦК ВКП(б), товарищ майор! А вот детали, если вам интересно, там и узнаете.

Майор сдулся. Он все еще благожелательно улыбался и стучал ложкой. Но глаза вильнули. Ссориться с Особым сектором ЦК военные были не приучены. Они вообще старались держаться от секретов партии в стороне. Да и опыт кой-какой уже был. Уж больно сильно иной раз им перепадало по шаловливым ручкам и по длинным языкам тоже.

— Ну и как там, на Юго-Западном?

— Там хреново. И будет еще хуже. Немцы ломят. Они сильны, очень сильны. Наши войска делают все, что могут. Несут большие потери. Но переломить события, сбить напор немцев, пока не удается. И это не вражеская пропаганда, майор. Вы спросили – я честно ответил. Очень честно! Понятно?

— Да-а… Не обрадовал ты меня, капитан.