Великая Отечественная Война (1941–1945) - Николай Потапов

Иден. Геринг и Гиммлер, каждый в отдельности, ведут переговоры с нашими военными о заключении с Англией и Америкой сепаратного мира, прекращении боевых действий и сдачи нам Берлина.

Черчилль. Ну что ж, я думаю, на это надо идти. Зачем лишние жертвы?

Иден. Но, сэр, в Ялте было принято решение принимать от Германии капитуляцию только перед всеми тремя странами: Англией, Америкой и Россией.

Черчилль. Это не имеет значения, Иден. Разбираться будем потом. А сейчас надо соглашаться, заключать сепаратный мир, брать Берлин.

Иден. Россия будет против, да и Америка тоже. Мы окажемся в неловком положении, если не хуже. Нас осудит весь мир.

Черчилль. Иден, что нам до мнения других? Мы обязаны защищать свои интересы, интересы Англии!

Входит офицер.

Офицер. Господин Черчилль, только что русское радио передало срочное сообщение: советские войска вступили в Берлин, ведут бои на окраинах города.

Черчилль. Что?! Что ты сказал?!

Офицер. Советские войска ведут бои на окраинах Берлина.

Черчилль. Ты слышал, Иден?! Ты слышал?! Вот к чему привела наша медлительность!

Иден. Я выйду, уточню, сэр.

Иден и офицер уходят.

Черчилль. Я так и знал, что это произойдет! Знал!..

Входят Клемментина и Мэри.

Клемментина. Что случилось, Уини? Ты так взволнован.

Черчилль. Русские в Берлине!.. Вот что случилось!.. Русские в Берлине!.. Понимаешь?!..

Клемментина. Так это же хорошо, Уини!

Черчилль. Это хорошо, говоришь? Хорошо?

Клемментина. Да. А чего же в этом плохого? Меньше будет жертв с нашей стороны. Да и война быстрее закончится.

Черчилль. У русских будет важный козырь — они взяли Берлин! А мы, как всегда, оказались в обозе.

Клемментина. Какая разница, Уини, кто займет Берлин? Русские или мы? Главное — занять столицу нацистов. Это приблизит окончание войны.

Черчилль. Ты плохо знаешь русских, Клемми! Они будут этим бравировать, вести себя на переговорах высокомерно.

Мэри. Договариваться, папа, легче, чем воевать.

Клемментина. Вот именно!

Мэри. Разве ты, папа, не рад, что война подходит к концу и скоро наступит долгожданный мир?

Черчилль. Я рад! Я всему рад! Всему!

Клемментина. Не надо нервничать, Уини. Не надо. Русские не такие уж плохие люди, чтобы так переживать. С ними можно договориться по любым вопросам. Ты это сам видел не раз за годы войны.

Черчилль. Вижу, Клемми, тебя тоже покорили русские, как и Мэри. Один раз побывала в Москве, встретилась со Сталиным, получила от них орден за свою работу и уже готова им поклоняться.

Клемментина. А за что я должна их ненавидеть? Лишь за то, что они русские?

Мэри. Папа, они — русские, мы — англичане, почему же мы должны за это презирать и ненавидеть друг друга?

Черчилль. Идет война, она обострила все наши чувства, изменила все наши взгляды, понятия, отношения. Мы стали другими. Другими!..

Клемментина. Возможно. Но я этого почему-то не заметила, не почувствовала. Самым большим желанием моим все эти годы было одно — чтобы поскорее закончилась эта страшная, жестокая война. Да такое же желание было не только у меня, у всех, у военных и гражданских. У всех народов мира.

Мэри. Папа, ты всегда говорил, Россия спасла Англию от поражения. И теперь, когда конец войны близок, надо радоваться, папа, радоваться.

Черчилль. Я и радуюсь. Разве по мне не видно? Ты очарована русским офицером, Клемми очарована Сталиным. Что это — семейный заговор?

Клемментина (улыбнувшись). Ты угадал, Уини.

Мэри. Кстати, русский офицер прислал мне приглашение посетить Россию.

Черчилль. Вот-вот, я так и знал, твой ялтинский роман закончится приглашением в Москву.

Мэри (рассмеявшись). А что в этом плохого? Побывать в Москве, в Ленинграде для меня интересно.

Черчилль. А тебе, Клемми, Сталин приглашение еще не прислал?

Клемментина. Пока еще нет.

Черчилль. Вы вместе с русскими взяли меня в плен. Взяли в плен!

Клемментина. Уймись, Уини, уймись. Идем обедать. Все уже готово. Приготовлено и твое любимое блюдо.

Черчилль. Ну что ж, обедать, так обедать. Вы знаете, чем меня растрогать, знаете, хитрые бестии!

Клемментина и Мэри берут его под руки, уводят из комнаты.

Командный пункт дивизии. Слышится гул артиллерийской канонады, пулеметная стрельба. В комнате полуразрушенного дома Шатилов, Зинченко, солдаты с повязками, с бинтами в бурых пятнах запекшейся крови. В руках автоматы, гранатометы, противотанковые ружья.

Шатилов. Ну что, бойцы, дошли до Берлина?

Егоров. Дошли, товарищ генерал. Надо будет — и дальше пойдем.

Шатилов. Может, кое-кому надо и подлечиться?

Кантария. Это после войны, товарищ генерал. Тогда — хоть в госпиталь, хоть куда.

Бобров. А еще лучше домой.

Егоров. Верно. Заждались нас.

Зинченко. Ничего, Егоров, осталось недолго.

Кантария. Вот распишемся на рейхстаге, засвидетельствуем, что мы были в Берлине, тогда можно и домой.

Шатилов. Вот это верно.

Входит Артюхов.

Артюхов. Вот, товарищ генерал, знамя нам вручили.

Шатилов. Что за знамя?

Артюхов. Военный Совет армии учредил. Девять знамен, по числу дивизий. Какая дивизия возьмет рейхстаг, та и водрузит над ним знамя. В знак полной победы.

Шатилов. Ну что ж, рейхстаг так рейхстаг. Ну-ка, покажи знамя.

Артюхов разворачивает знамя размером 1x2 метра. В верхнем углу звезда и серп и молот. Внизу у древка стоит пометка № 5.

Артюхов. У нашего знамени номер пятый. Но это не значит, нам заказано быть первыми.

Шатилов. Конечно! Кому что брать — не мы решать будем, а командование армии. Ну, а за право быть первыми поборемся. Как вы думаете? Поборемся?

Голоса солдат: «Поборемся, товарищ генерал! Поборемся!»

Шатилов (Артюхову). Надо о знамени рассказать во всех полках, батальонах, ротах. Чтобы все знали, каждый боец знал, знал и первым стремился ворваться в рейхстаг.

Артюхов. Обязательно расскажем, товарищ генерал. Во всех батальонах, ротах проведем митинги. Это великая честь — водрузить первыми знамя над рейхстагом.

Шатилов. Что ж, все правильно. Действуй, комиссар.

Артюхов. В полках надо, товарищ генерал, создать штурмовые отряды.

Шатилов. Обязательно создадим. А в каждом отряде сформируем две штурмовые группы: в составе стрелковой роты 4–6 орудий, 2–4 противотанковых ружья, два станковых пулемета, 2–3 танка. Для ведения уличных боев это очень важно. Они получают большую самостоятельность и свободу действий.

Зинченко. Верно. Улицы больших городов разобщают силы, дома мешают маневру арт-огнем. И вообще, не разберешься сразу, где фронт, где тыл. Стреляют отовсюду — спереди, сзади, из переулков, с чердаков.

Шатилов. Это так. Немцы сопротивляются отчаянно.

Егоров. Товарищ генерал, а как дела вокруг Берлина?

Шатилов. Берлин взят в крепкое кольцо. Передовые подразделения Первого Украинского фронта вышли на Эльбу и встретились с американцами.

Егоров. Вот это здорово!

Шатилов. Наша задача теперь — отбивать у немцев дом за домом, квартал за кварталом и двигаться к центру.

Кантария. Дойдем и до центра, товарищ генерал.

Шатилов. Должны дойти и водрузить знамя над рейхстагом первыми.

Егоров. Водрузим, товарищ генерал. Столько прошагать — от Москвы до Берлина — и не водрузить? Нет, должны водрузить, и обязательно первыми.

Шатилов. Мы надеемся на вас. Вижу, настрой у вас боевой.

Егоров. Такой боевой, товарищ генерал, выше некуда.

Шатилов. Это хорошо. А теперь давайте думать, как будем мост брать. Товарищ Зинченко, кто был уже на мосту?

Зинченко. Были, товарищ генерал, саперы. Они разминировали. Немцы хотели мост взорвать, но не успели. Мост висит на трамвайных рельсах. Пехоту выдержит, а танки, артиллерию нет.