Великая Отечественная Война (1941–1945) - Николай Потапов

Антонов. Да, оборона там оказалась послабее.

Сталин. А не получится так: войска Конева далеко продвинутся вперед, и левый фланг Жукова окажется неприкрытым?

Антонов. Мы за этим следим, товарищ Сталин. Я считаю, темпы наступления войск Жукова после прорыва Зееловского рубежа возрастут, и опасность разрыва флангов отпадет. Дела у Рокоссовского на Одере тоже идут пока медленно. Река широкая, не хватает пока плавсредств.

Сталин. Если задержится еще на несколько дней на Одере, тогда придется нам отменять директиву, по которой он обязан был наступать в обход Берлина с севера.

Антонов. Да, придется отменять.

Сталин. А обход Берлина с севера возьмут на себя войска Жукова.

Антонов. Видимо, события будут развиваться именно так, товарищ Сталин.

Сталин. Конечно, можно было пойти по другому пути. Взятие Берлина следовало бы поручить двум фронтам: Первому Белорусскому и Первому Украинскому. При этом варианте главная группировка Первого Белорусского фронта могла нанести удар на более узком участке и обойти Берлин с севера. Первый Украинский фронт нанес бы удар своей главной группировкой по кратчайшему направлению, охватывая Берлин с юга. Так они замкнули бы кольцо западнее Берлина. Мог быть, конечно, и такой вариант: взятие Берлина поручить одному Первому Белорусскому фронту, усилив его левое крыло не менее чем двумя общевойсковыми и двумя танковыми армиями, одной авиационной армией и соответствующими артиллерийскими и инженерными частями. При этом варианте несколько усложнялась бы подготовка операции и управление ею, но значительно упростилось бы общее взаимодействие сил и средств, особенно при взятии самого города. Меньше было бы всяких трений и неясностей.

Антонов. Товарищ Сталин, мы исходили из варианта удара широким фронтом.

Сталин. Это верно. Я думаю, дела у Жукова поправятся. Должны поправиться.

Антонов. В первые дни сражения танковые армии Жукова не имели возможности вырваться вперед. Им пришлось драться в тесном взаимодействии с общевойсковыми армиями. А наступление у Конева с первого же дня развивалось более быстрыми темпами, как и ожидалось. На направлении его удара оборона немцев была слабая, что позволило ему ввести в дело обе танковые армии, продвинуться на 25 километров и форсировать реку Шпрее.

Сталин. И все же, я думаю, Жуков несколько недооценил сложность характера местности в районе Зееловских высот. Немцы имели там возможность организовать труднопреодолимую оборону. Находясь в 10–12 километрах от наших исходных рубежей, глубоко врывшись в землю, особенно за обратными скатами высот, противник мог уберечь свои силы и технику от огня нашей артиллерии и бомбардировочной авиации.

Антонов. Возможно, так и было. В целом же, товарищ Сталин, была проведена невиданная по своему размаху и напряжению работа по подготовке Берлинской операции. На сравнительно узком участке фронта за короткое время было сосредоточено 68 стрелковых дивизий, более трех тысяч танков и самоходных орудий, около 42 тысяч орудий и минометов.

Сталин. Да, сил там сосредоточили немало.

Антонов. Вся эта масса боевой техники, людей, материальных средств переправлялась через Одер. Потребовалось построить 23 моста и 25 паромных переправ.

Сталин. Люди у нас замечательные. Они проявляют высокое мужество, не щадя порой ни сил, ни самой жизни.

Антонов. Это так, товарищ Сталин.

Сталин. Пусть соединят нас с Рокоссовским, узнаем, как у него идут дела.

Антонов. Сейчас вас соединят, товарищ Сталин. (Уходит).

В просторной комнате Черчилль. Он стоит перед картами фронтов, держит во рту сигару.

Входит Иден.

Черчилль. Иден, я настаиваю, чтобы союзные войска сделали мощный рывок в сторону Берлина и заняли германскую столицу раньше русских.

Иден. Сэр, но по Ялтинским соглашениям, Берлин берут русские.

Черчилль. Что мне до Ялтинских соглашений! Будет катастрофой, если мы будем твердо соблюдать все свои соглашения! Немцы открыли нам дорогу на Берлин! Они протягивают нам руку, желают с нами мира! И мы не должны отворачиваться от них! Не должны отталкивать их руку!

Иден. Но это будет нечестно, сэр, по отношению к русским. Они столько сделали для нашей общей победы! Вы сами об этом не раз говорили. Я хорошо помню это. Ни одно правительство — говорили вы — не устояло бы перед такими страшными и жестокими ранами, которые нанес Гитлер России. Но Советская Россия выдержала и нанесла Гитлеру сокрушительный удар. Кроме Советской армии, не было такой силы, которая могла бы переломить хребет гитлеровской военной машине. Именно русская армия выпустила кишки из германской военной машины.

Черчилль. Ну и что из этого, если я даже так и говорил? Что из этого?

Иден. Но это были правильные слова, сэр. Русские действительно внесли решающий вклад в эту победу.

Черчилль. Меня бесит распространение коммунизма в Европе! Вы это понимаете, Иден?! Бесит! Если Россия оккупирует все страны Восточной и Центральной Европы — там будет установлен варварский коммунистический режим! Это будет конец демократии! Конец демократии!

Иден. Конечно, это будет весьма печально. Я с этим согласен. Но мне верится, народы этих стран выберут иной путь своего развития.

Черчилль. Под русскими штыками они выберут такой путь своего развития, который им укажет московский Кремль. Так что не будем так наивны, Иден. Не будем наивны!

Иден. Что-либо сказать сейчас определенного трудно. Идет война, она еще не окончена. События могут развиваться по-разному.

Черчилль. Уже все ясно, Иден! Уже все ясно! Польшу, Болгарию, Румынию, Югославию, Венгрию, Австрию, Чехословакию освобождали русские, и они будут устанавливать в них свои порядки, определять их будущее.

Иден. Как говорят, сэр, поживем — увидим.

Черчилль. Я послал Монтгомери телеграмму, предписывая ему тщательно собирать и складывать германское оружие, чтобы его легко можно было снова раздать немецким солдатам, с которыми нам, возможно, придется сотрудничать, если советское наступление будет продолжаться и дальше за Эльбой.

Иден. Вы сделали это напрасно, сэр. Видимо, вы были в возбужденном состоянии.

Черчилль. Я всегда возбужден, Иден, но принимаю решения на холодную голову.

Иден. Был бы жив Рузвельт, он не одобрил бы такое ваше решение.

Черчилль. Рузвельт был слишком лоялен к русским. Я убежден, через двадцать лет, а может, и раньше, мы будем воевать с Россией. На нашей стороне будут Франция, Бельгия, Голландия, Скандинавия и другие страны Европы.

Иден. Вряд ли это возможно, сэр.

Черчилль. Вот увидите. Жаль, меня уже не будет в живых.

Иден. Вы хорошо сохранились, сэр.

Черчилль. Потому что я никогда не изменял своим желаниям: не стоял, когда можно сидеть, и никогда не сидел, когда можно было лежать. Я поступал всегда так, как хотел.

Иден. Новая война — это всеобщая катастрофа, особенно для Англии.

Черчилль. Англия — большой остров, ее не раз спасала вода. Спасет вода и на этот раз.

Иден. В это трудно верить.

Черчилль. Надо уничтожить коммунистическую Россию, пока у нее нет атомной бомбы. Если этим адским оружием завладеет русский варвар, дело мира и демократии в Европе будет похоронено навсегда.

Иден. Английский народ не поймет вас, сэр, и не поддержит. Его уважение к русским слишком велико, чтобы он повернул оружие против своих союзников. По сути, русские спасли Англию от поражения в 1941 году. Этого английский народ никогда не забудет.

Черчилль. Время все сгладит, Иден. Все! Все мы должны повернуться спиной к ужасам прошлого и обратить свой взор в будущее. Мы должны предать забвению все преступления и ужасы прошлого!

Иден. Вы убеждены, что будет еще одна война?

Черчилль. Да.

Иден. Вы полагаете, она будет в ближайшие 10–20 лет?

Черчилль. Даже раньше, лет через семь-восемь. Мы не должны ждать, когда Россия подготовится, окрепнет. Ей потребуется восемь лет, прежде чем она станет обладать атомной бомбой.

Иден. Сэр, это пока все в будущем. А пока не закончилась война с нацистами, нам надо думать, как ее завершить достойно.

Черчилль. Это верно.