Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского - Неизвестен

Надо заметить, что овощи и плоды средней России несравненно сильнее северных, а произведения южной России столько же сильнее среднеполосных, плоды же и овощи Цареграда и Афона, где жили св. Каллист и Игнатий, равняются питательною силою рыбе северных краев и даже превосходят ее. „Тело немощное, — сказал св. Исаак Сирский в 85 слове, — егда понудиши на дела многша силы его, помрачение на помрачение в душу твою и смущение тем паче наносиши“.

Все сие представляя на благоусмотрение Ваше, прошу Вас снизойти моей немощи и единодушных со мною братий, которым подвигов общежития не понести и которые могут понести подвиг скитский по растворении его благоразумною умеренностию. Тем более кажется, настоящего случая не должно упускать, что всячески по прошествии непродолжительного времени должно же будет учинить упомянутое снисхождение и изменение в уставопищии скитском, иначе никто не будет жить в скиту. Стали немощны, батюшка!

Притом, как я выше сказал, устав Оптинского скита о пище строже положенного Церковию для схимника. Так, когда положено уставом употребление рыбы, она поставляется на трапезе, кажется, в течение сорока дней в году разрешается на сыр и яйца, масло скоромное и молоко.

Как в Валаамском общежитии не употребляется молоко, то и в скиту не должно вводить его, а прочее все полезно бы ввести как для пользы телесной, так и для пользы душевной, ибо и св. Иоанн Лествичник вкушал от всего дозволенного чину иноческому с целию избежать душевных страстей: тщеславия, мнения о себе, человекоугодия, тайноядения, лицемерства, лукавства, лжи, которые часто являются у подвижников по плоти и соделывают для них духовное преуспеяние решительно невозможным. Бог является простоте и смирению, и нельзя соединить служение Ему со служением славе человеческой.

Чувствую себя по приезде в свой монастырь столько же немощным, как чувствовал в бытность мою в святой обители Вашей. Но при удалении моем от должности и при перемещении в уединение Вашего скита, может быть, по особенной милости Божией дастся мне время на покаяние, и я потянусь несколько годов. В таком случае Валаамский скит может понаселиться расположенными ко мне иноками, как населился Оптин при пришествии туда о. Леонида.

На сие письмо мое покорнейше прошу ответа Вашего. Сообразно ему буду заботиться о дальнейшем устроении сего дела. С понедельника думаю отправиться в Ладожский монастырь недели на три.

Вашего высокопреподобия всепокорнейший послушник.

Подлинное подписал архимандрит Игнатий

1853 года 25 сентября

1. P. S. От братии моей я держу в секрете мое начинание, ибо если они узнают о нем преждевременно, то крайне смутятся. Если ж нужен вам кто для переписки со мною, то разве можно поверить сию тайну Вашему о. казначею с тем, чтобы он ее никому не передавал.

2. P. S. Чертеж келии скитской для деревянной надстройки я передаю Алексею Максимовичу. Бревна нужны четырехи трехсаженные по мере длины и ширины каменного флигеля. Не худо бы заготовить их ныне: они бы промерзли и попросохли. Предбудущую зиму можно бы жить в покоях, из них срубленных.

3. P. S. При перемещении о. Леонида в Оптин скит управлял скитом, в качестве как бы наместника, иеромонах Антоний, родной брат настоятеля, после же Антония сделан скитоначальником иеромонах Макарий, ученик о. Леонида. Отец же Леонид только упражнялся в духовном совете. И нам можно бы иметь для скита такого иеромонаха, который бы в нем начальствовал в качестве Вашего наместника. В виду есть такие люди» [130].

30 ноября того же 1853 года игумен Дамаскин дал окончательный ответ на это предложение, убедивший архимандрита Игнатия до времени еще переждать в Сергиевой пустыне, пока обстоятельства позволят ему лично побывать в Оптиной Введенской пустыне и в тамошнем скиту обусловить себе желанный безмолвный приют.

Понеся великую утрату в кончине своего высокого покровителя государя императора Николая Павловича и не оставляя намерения переселиться на покой, архимандрит Игнатий в 1856 году предпринял путешествие в скит Оптиной Введенской пустыни с исключительной целью устроить там желанное пребывание на безмолвие. Он, было, совсем условился с настоятелем о приуготовлении ему кельи в скиту и о переделке ее, дал 200 рублей задатку и, возвратясь в свою Сергиеву пустыню, письмом просил Калужского епископа Григория о содействии ему и инокам оптинским в деле о перемещении его к ним в обитель.

На это письмо получил ответ преосвященного, который сообщил ему, что настоятель Оптиной пустыни, сряду по отъезде архимандрита, обратился к нему от лица всего братства с просьбой явить им архипастырскую милость, оградить обитель их от переселения в оную архимандрита Игнатия Брянчанинова.[131] Ввиду такого обстоятельства он вынужден был на неопределенное время отложить исполнение своей мысли о переселении на покой и предать дальнейшую участь свою воле Божией.

В 1855 году наместник Кавказский Н. Н. Муравьев 1–й,[132] лично знавший архимандрита, приглашал его занять кафедру Ставропольскую, которая должна была скоро очиститься по причине обнаруженных обследованием, сделанным архиепископом Астраханским Евгением, беспорядков и злоупотреблений Ставропольской епархиальной администрации, но архимандрит, отказываясь, просил его не ходатайствовать об этом, откровенно писал ему, что в Синоде это поставят ему в вину и что успеха не будет, как на тот раз действительно и случилось. Митрополит Никанор по этому поводу на вопрос государя, почему они затрудняются согласиться на просимое назначение архимандрита Игнатия, отвечал: «Он не учился в Духовной академии».

Вскоре затем скончался митрополит Никанор. На кафедру С. — Петербургской митрополии призван был митрополит Казанский Григорий,[133] который близко знал, понимал и был в духовном общении с архимандритом Игнатием и потому в видах пользы Церкви Божией тотчас предложил ему епископскую кафедру. Решившись не уклоняться от предлагаемого ему по судьбам Божиим, он изъявил свое согласие.

Митрополит намеревался хиротонисать его во епископа в Новгороде, и он уже готовился к этому, но вышло иначе. Новгородская кафедра была занята другим лицом (Платоном, впоследствии Костромским), а через год после этого он был возведен во епископа Кавказского и Черноморского. Предложение об этом было сделано в Синоде самим первоприсутствующим, и архимандрит принял это назначение как выражение промыслительной воли Божией, тем более что оно уже было вторичное от лица высокопреосвященного Григория.

25 октября 1857 года происходило, при значительном стечении общества, в Святейшем Синоде наречение, а 27–го совершена хиротония в Казанском соборе архимандрита Игнатия во епископа Кавказского и Черноморского при весьма многочисленном стечении народа. 28–го он совершал литургию в Невской Лавре в митрополичьей Крестовой церкви, затем первые три дня следующего ноября месяца провел в Сергиевской пустыне. 2 ноября посетила пустыню великая княгиня Мария Николаевна, «чтобы проститься с епископом Игнатием», как она изволила выразиться.