Святые в истории. Жития святых в новом формате. IV–VII века - Ольга Клюкина

Ольга Клюкина

Святые в истории. Жития святых в новом формате. IV–VII века

Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви 13-320-2533

От издательства

Книга, которую вы держите в руках, продолжает серию «Святые в истории». Ее автор, писательница Ольга Клюкина, воссоздает биографии святых различных эпох. Подобная реконструкция возможна лишь отчасти, особенно когда речь идет о святых древности, а во многих случаях недоступна вовсе. Поэтому серия включает жизнеописания тех подвижников, о которых имеются достаточные исторические сведения: мученические акты; жития, максимально приближенные по времени к описываемым событиям; свидетельства современников; наконец, сочинения самих святых. Биографии помещены в широкий исторический контекст, позволяющий более ярко представить реальную жизнь подвижников веры. Несмотря на обилие исторических фактов, книга читается удивительно легко, на одном дыхании. Рассказывая о святых прошлых столетий живым современным языком, автор делает их близкими и понятными сегодняшнему читателю.

Серия выстроена по хронологическому принципу и состоит из шести книг, рассказывающих о двадцати веках христианства. Ключевые моменты истории Церкви и святости каждого периода раскрываются через жизнеописания девяти наиболее значимых святых.

Вторая книга серии охватывает период IV–VII веков. После прекращения гонений на христианство в начале IV века Церковь оказалась в новых исторических условиях и была вынуждена отвечать на вызовы времени. Это время известно как эпоха Вселенских Соборов, когда под натиском разнообразных ересей выкристаллизовывалось христианское вероучение, формулировались догматы и отстаивалась чистота веры. Получив официальный статус, Церковь должна была выстраивать взаимоотношения с государством, и политические деятели порой играли в церковной истории не меньшую роль, чем религиозные. Завершение эпохи мучеников поставило вопрос о путях к святости. Когда для того, чтобы быть христианином, уже не требовалось пожертвовать жизнью, монашество стало формой бескровного мученичества. Богатые всходы принесла в этот период и христианизация варварских народов, давших Вселенской Церкви немало самобытных святых.

Предисловие

Нужно ли сегодня по-новому писать о святых? Чем этот «новый формат» лучше старого и нужен ли он нам?

Возможно, мы не задавали бы себе эти вопросы, если бы не сонм новомучеников, прославленных Русской Православной Церковью. Именно благодаря им, мученикам и исповедникам XX века, стало ясно: жанр агиографии нуждается в переосмыслении.

Между XVIII веком, когда святитель Димитрий Ростовский составлял житийный сборник Четьи Минеи, и нашим временем пролегла эпоха, принципиально изменившая отношение к житийным текстам. У сегодняшних читателей есть опыт встречи со святыми – практически современниками, ровесниками наших бабушек и дедушек. У них тоже есть жития, составленные на основании протоколов допросов, воспоминаний очевидцев. Читая их истории, невольно задаешься вопросом: неужели эти документальные свидетельства имеют такое же отношение к жанру агиографии, как, скажем, житие целителя Пантелеймона?

О чем нам рассказывают жития древних подвижников? На их страницах в изобилии представлены чудесные истории. Мученика калечат, а на следующий день он предстает здоровым и полным сил; его терзают дикие львы, а он обращается к мучителям с обличительной речью; ему отсекают голову, а вместо крови истекает молоко, вдруг начинают расцветать деревья. Факт святости подтверждается многочисленными необычными явлениями.

А что мы находим в житиях новомучеников? Надругательства уголовников, страшные издевательства следователей, отречение семьи от «врага народа». Эти факты зафиксированы в документах, нередко имеются живые свидетели содеянного.

Как связать истинность подвига того, далекого, мученика с истинностью подвига сегодняшнего? Как увидеть в житии, изобилующем барочными декорациями, настоящего и реального человека, скажем, великомученика Пантелеимона, страдальца за Христа? Он для нас – великий святой, мы молимся ему об исцелении от болезней. А к новомученику и обращаться-то неловко с просьбами. Казалось бы, ну что можно просить у не сдавшегося, не отрекшегося от Бога, но растерзанного, изувеченного, искалеченного, униженного страдальца?

Серия «Святые в истории» дает нам возможность выйти из «прекрасного барокко» в настоящую жизнь и перекинуть мостик между древностью и современностью.

Сегодня переосмысление древних житий крайне актуально. Важно уметь отделять красоту стиля рассказчика и иконописную позолоту события от исторической реальности. Когда святые далеких веков вводятся в реальный контекст жизни, мы осознаем, что их страдания – такие же настоящие, как и страдания наших предков в XX столетии. И тогда полумифический персонаж становится истинно святым, живым и близким.

Святые в древней житийной литературе предстают перед нами как особые люди, специально рожденные по воле Божией. Стать святыми было их предназначением. Преподобный Сергий уже во чреве матери восклицал и молока материнского не вкушал в среду и пятницу. Он родился святым, у него и выбора-то иного не было!

Обычному человеку трудно подражать таким святым. Да и как тут подражать? Их путь предопределен. Но если познавать жизнь древнего святого в контексте той исторической реальности, которая его окружала, становится ясно: это простой человек. И он так же, как любой простой человек, мог дрогнуть, не выстоять, оказавшись перед выбором. И приходит мысль: «А ведь и я могу оказаться на этом месте». Ведь в действительности святые отличаются от нас только одним – они уже свой выбор сделали, а нам это еще предстоит.

Важно понимать – святыми не рождаются. Вот почему так важны для нас личные свидетельства самих святых и воспоминания очевидцев. Их сохранилось не очень много. У нас есть исповедь Блаженного Августина. Есть потрясающие «Душеполезные поучения» аввы Дорофея. К этой книге никто не относится как к житию, а ведь она содержит очень яркие автобиографические зарисовки. Например, авва Дорофей пишет: «Когда я был маленьким мальчиком, я ужасно не любил учиться и смотрел на книгу как на некоего ядовитого зверя. Но в какой-то момент я себе сказал, что буду читать. И я заставлял себя читать. И я заставлял себя учиться. И приобрел такой навык чтения, что уже не мог оторваться и забывал, где день и где ночь, и меня специально кормили, потому что я забывал поесть. И когда я пришел в монастырь, я подумал: „Если я приобрел такой навык к обычным, светским предметам, почему бы мне не попробовать сделать то же самое в своей духовной жизни?“»