Одни сутки войны - Виталий Мелентьев

— А вы что, ничего не знали о наступлении на юге?

— Откуда ж узнаешь, мил человек? Мы ж тут — как медведи в берлоге на переломе зимы, хоть вой, хоть молчи, никто ничего не услышит и не узнает. Ежели вперед — там солдатня немецкая, хоть что, да проговорится. Ежели назад — там партизаны, нет-нет да листовочку кинут или газетку передадут, а то кто завернет, как в прежние времена, политинформацию сделать. А здесь мы как бы посередине. Никому до нас дела нет.

— Понятно… Партизанам о своих догадках сообщили?

Старик приподнялся от стола, выпрямился и удивленно посмотрел на Андрея:

— Ты что ж думаешь, мил человек, партизаны наподобие грибов? Раз лес, значит, и партизаны? Кому я сообщу? Да хоть бы и сообщил, так, думаешь, они мне поверят?

— Что, из веры вышел?

— Окончательно! Одно то, что партизаны сына моего старшего, полицейского, застрелили. Второе, они знают, что дочка моя замужем за полицаем. А третье, я ведь и сам у немцев в начальниках хожу: вишь какие огороды для панов развел? А ведь работает здесь кто? Бабы! Особенно те, у кого мужья или там сыновья в Красной Армии или неизвестно где. А неизвестно где, по нашим понятиям, — значит, в партизанах. Так что ж ты думаешь, если я их тут гоняю, так они за меня свечку ставить будут? Или своим не шепнут, какой я их гонитель являюсь? Шепнут! Вот почему партизанские разведчики ко мне и не ходят.

— Ну а если наши придут? — несколько обалдело спросил Матюхин. Он не знал, верить ли старику или не верить.

— А что ж мне их бояться? Разберутся!.. Одно то, что хоть и сын он мне, а я его… не очень и жалею. Неудачный он получился. В армии не служил, дисциплинки не знал. Все самогон да бабы. С него при наших никакого толку все равно не получилось бы. А второе, как я замечаю, зять у меня не такой уж дурак. Так, по вопросикам, по заглядкам понимаю: он с партизанами снюхался. Опять-таки третье. Два сына у меня в армии и дочка, поскольку она фершал, тоже не минула. Наши зачтут. Да и я не такой уж дурак. Огородник. Травки знаю преотлично… Тут у нас ферма молочная была. Для госпиталей молоко поставляли. Ну, скажи, напал на скотину мор! Вздутие живота и — копыта на сторону. Вот ведь какое несчастие…

— Что ж вы мне рассказываете? А вдруг я из полицейских?

— Не-ет… Я поначалу погрешил маленько — взгляд у тебя тяжелый, ты, видать, насмотрелся, хоть и молодой. Неулыбчивый у тебя взгляд. А вот у Николы зимнего, сразу видно, свежий взгляд, легкий. А я, мил человек, как с германской вернулся, только хозяйство начал ставить — тут немецкая оккупация. Накрутился. Потом — гражданская война.. То одни, то другие. Потом — поляки прокатились. Ко всему приобвык и многое чего вижу. Так что ты насчет меня не сомневайся, но проверять проверяй. А вдруг я сбрешу? И еще скажу тебе: поостерегись! Тут дозоры с овчарками черными так и шастали. Правда, вчера уже не было. Но могут вернуться.

— Спасибо. Поостерегусь.

— Храни тебя бог, а все ж таки уходил бы… Зорька вон разгорелась, а начальничек мой немецкий хлопотун: не ровен час появится. Поскольку тебе меня проверить нужно, подавайся ты отсюда влево. Те, что поблизости здесь стояли, те все ушли. Теперь, надо думать, дальние поедут. Там у них дорога новая, вот они за дорогой и стоят. Начальничек мой вчера предупредил, что повезу дальше, чем обычно. И машина придет. Надо эсэсовцев витаминчиками снабдить. Надо… Может, они на юге перепреют, все земля богаче станет.

Они попрощались, и старый Егор попросил у Грудинина:

— Слышь, Никола зимний, оставил бы ты мне газетку, а? Ведь как-то на душе с ней радостней.

— Так мне не жалко… Только ж бумага…

— А бумаги я тебе дам. Дам, мил человек. Немецких газет, ясно, не дам. У них бумага тонкая, глянцевая, для курева неспособная. Я тебе старую газету дам. У меня в ей фото замотаны. Так я перемотаю. — Он полез под топчан, достал из сундучка сверток и перемотал газеты. — Держи. Кончится война, приезжай. Разыскивай Егора Грубого. То я как раз и есть. Охота у нас сказочная! А я тебя по глазам остреньким вижу — ты охотой балуешься.

С Грудининым Егор попрощался за руку — признал своего…

18

Ночью капитан Маракуша провожал в тыл врага вторую группу. Если группа Матюхина просочилась в направлении левого фаса расквартирования немецких резервов, то новая группа пошла в центр. И все-таки на всякий случай Маракуша предупредил, что, если группы столкнутся, пусть самостоятельно разделят зону границами наблюдения.

Поставить задачу, проверить подготовку к переходу и сам переход поехал полковник Петров. Поэтому его встреча с майором Лебедевым оказалась мимолетной. Полковник по дороге к машине рассказал Лебедеву о положении дел и приказал сидеть у телефонов, знакомиться с документацией.

Донесения с передовой, процеженные офицерами разведок полков и дивизий, приходили спокойные, деловые. Наблюдатели отметили сигналы группы Матюхина, и Лебедев почувствовал себя увереннее. Однако разговор с Кашириным не позволял удовлетвориться только донесениями. И Лебедев, пользуясь относительным затишьем, вызвал к телефону командира полкового разведвзвода, на участке которого уходил в тыл врага Матюхин.

Как и предполагал Лебедев, все оказалось серьезнее. Полковые наблюдатели доложили своему командиру о движении отдельных групп противника по луговине: солдаты развернутым строем двигались к дальнему лесу, слышался собачий лай. Но тот не счел эти события достойными внимания. Противник и раньше занимался боевой подготовкой, и раньше в его ближнем тылу слышался собачий лай.

Лебедев поблагодарил командира взвода и связался с артиллеристами. Те, со своей мощной разведывательной техникой, могли сообщить дополнительные данные. Но оказалось, что такие мелкие цели, как отдельные группы противника, их в данной ситуации не интересовали — бить по ним далеко, точности попадания не жди, а снаряды приказано экономить. Майор попросил артиллеристов уточнить непосредственно на НП интересующие его вопросы и занялся документами. К утру приехал полковник Петров и спросил так, словно Лебедев не был в госпитале, а все время оставался в штабе:

— Что от Матюхина?

Лебедев доложил и не удивился поведению полковника: все правильно — раз на рабочем месте, значит, должен работать.

— Хорошо. Я немного отдохну, а вы подежурьте.

— Как с остальными?

— Нормально. Маракуша — толковый офицер. Переход организовал умело, воспользовался болотом. Наделали фашин с помощью саперов. Переползли. Да… Вот что главное — от недосыпа голова звенит, начинаю забывать — сегодня забросили к партизанам взвод из дивизии Лунина. Самолет вернулся, пилоты доложили, что все в порядке: сдали с рук на руки.