Я — ярость - Делайла Доусон

— Попробую узнать, — говорит она, отдавая Бруклин пульт от телека.

Элла идет в дом, заходит на кухню, и бабушка встречает ее убийственным взглядом. Она склонилась над дорогим ноутбуком, но при появлении Эллы сразу же захлопывает его и встает.

— Кажется, я велела тебе что-то сделать.

— Бруклин голодная.

— Еще не время ужина. В этом доме мы едим, только когда приходит время садиться за стол. — Бабушка выразительно приподнимает бровь и окидывает Эллу с головы до пяток долгим взглядом.

От этого взгляда Элла приходит в бешенство, но старательно дышит носом. Нельзя поддаваться эмоциям, если имеешь дело с бабушкой, — тут поможет только холодный расчет.

— Это не для меня, а для Бруклин. Она маленькая, и ей нужно что-нибудь перекусить.

Они сверлят друг друга взглядами, но Элла не отступает. Возможно, если бы речь шла о ней самой — но только не о Бруклин.

— Если у нее упадет сахар в крови, она будет плакать, — добавляет Элла.

— О, так она тоже плакса?

— Ей пять.

Бабушка вздыхает и машет рукой в сторону шкафчика.

— Там есть какие-то легкие закуски, можешь посмотреть.

Элла открывает дверцу и обнаруживает странный набор продуктов. Ни печенья-рыбок, ни «Орео», ни мармелада. Она берет коробку крекеров на воде, надеясь, что они похожи на обычное печенье.

— Спасибо.

Ногти бабушки постукивают по столешнице. Раз-два-три-четыре.

— Не за что.

С таким же успехом она могла бы заменить эту реплику на «Мы закончили?»

Элла несет Бруклин крекеры, и та, конечно же, жалуется на них. Они слишком сухие и безвкусные, она не может их проглотить и просит пить. Бруки выглядит так, будто вот-вот задохнется, и Элла сдается, возвращается в дом (слава богу, бабушки там уже нет) и наливает в пластиковый стаканчик апельсинового сока. Бруки бездумно ест и пялится в телевизор, а Элла просматривает Инстаграм. Хотя ее лента преимущественно состоит из успокаивающих картинок и мемов, она нарочно мучает себя и лезет смотреть, что там у друзей. Оливия наблюдает за китами в круизе по Аляске, а Софи навещает родных в Канаде. У Эллы сжимается сердце. Может, родители у них отстой, но по крайней мере Оливия и Софи не здесь. Они вместе со своими отстойными родителями. Телефон жужжит — пришло очередное письмо от Хейдена, — но она не в настроении читать его.

— А когда мама вернется? — спрашивает Бруки во время рекламы.

Элла не представляет, как ответить. Бруклин из тех детей, которым нужно досконально знать, что и когда случится, но тут нет никакой даты, которую можно было бы отметить карандашиком в календаре.

— Когда сможет. Сперва ей нужно кое с чем разобраться.

Бруклин не спрашивает, когда вернется папа, — и на том спасибо. Элла не может винить сестру за это. Она и сама не жаждет снова увидеть отца, а Бруклин так и вовсе начала воображать, что он какой-то монстр, большой и непонятный, полный ужасной магии, завораживающий и кошмарный одновременно.

— Бабушка отвезет нас туда, где лед и рыбки?

— В Исландию. Я надеюсь.

— Я никогда не летала на самолете.

— А я летала. Тебе точно понравится: у них есть тележка на колесиках с печеньем и газировкой и ты будешь высоко-высоко над облаками, где небо всегда голубое.

Бруклин потягивает сок и дрыгает ногами.

— Хочу в ледяную страну, прямо сейчас! А Анна и Эльза[15] там будут?

Передача на ТВ возобновляется до того, как Элла успевает придумать ответ, и Бруклин опять замирает. Элле невыносимо скучно — настолько, что она уже не против почитать письмо Хейдена.

«Хей» — так он обращается к ней каждый раз. Как будто письмо может случайно уйти по другому адресу, и он не хочет использовать имена.

Очередная бессвязная чушь о том, как ужасна его жизнь на карантине, как ему тяжело работать и нянчиться с малышами. То есть делать все то, что Элла и большая часть нормальных людей делает в обычной жизни. Может, Хейден пытается таким образом разжалобить ее или даже заставить влюбиться в него снова — но эффект выходит прямо противоположный.

Только в конце он пишет нечто интересное: его протестировали и не выявили наличие Ярости в крови.

О, да неужели, с ума сойти. Ну конечно, не выявили.

Она и не думала, что у него Ярость.

Если школа снова откроется, то Хейден, наверное, будет всем рассказывать, что болел, но его вакцинировали. Все в школе его теперь ненавидят — ну, по крайней мере, хорошие ребята, а уродам пришлось заткнуться, или их начинали презирать заодно с Хейденом. Видео стало вирусным, а значит, его увидели люди по всему миру. Ютуб полон роликов о людях с приступами Ярости, так что даже идиоту понятно, что Хейден на видео не заражен, а просто ведет себя как задница. Элла заблокировала бы его, но в то же время… да, ей не нравится получать от него письма, но зато нравится знать, где он и о чем думает. Это все равно что тайком листать в соцсетях ленту того, кого ненавидишь, чтобы всегда быть в курсе, что замышляет враг.

И да, подняв на нее руку, Хейден превратился в ее врага.

Она больше никогда не позволит ему даже приблизиться к себе.

У Эллы во рту пересыхает, когда она осознает, что, должно быть, именно это мама чувствует в отношении папы. Где-то в мире есть твой враг, и ты хочешь держаться подальше, но точно знаешь, где он, и вы связаны этим страхом и этим странным чувством. Отец всегда был в ее жизни — нечто темное, что она научилась обходить стороной. Но Хейден не подчиняется правилам и расписанию, и она не знает, как с ним нужно разговаривать. Элла понятия не имеет, что он будет делать, когда выйдет из карантина.

— Что-то не так?

Она поднимает глаза от телефона. Бруки беспокойно смотрит на нее.

— Ничего, малышка.

— Ты как будто вот-вот расплачешься.

Что, правда?

Блин, и действительно. Вот дерьмо.

— Это просто аллергия,