Тирант Белый - Жуанот Мартурель

Раз Филиппу именно так угодно, — сказали послы, — сделаем то, что он приказывает. Но ведь мы потому-то и встали позади всех, чтобы выразить почтение и преданность сначала Филиппу, а потом уж королю.

Когда король собрался вместе со всеми во дворце, послы короля Франции подошли ему поклониться и вручили верительные грамоты. Король принял их весьма любезно и оказал им большие почести. Затем подошли они к Филиппу и выразили ему великое почтение, как и полагалось, ибо он был сыном их законного господина. Филипп с превеликой радостью встретил их, и они были очень довольны и рады.

По окончании торжеств в честь прибытия короля послы изложили ему, с какой целью они приехали, а именно, сообщили о трех вещах. Во-первых, что король Франции будет весьма доволен, если сын его Филипп заключит брак с инфантой Рикоманой, дочерью его величества, как то было обговорено в письме доблестного Тиранта. Во-вторых, что если у короля Сицилии есть сын, то король Франции отдал бы ему в жены одну из своих дочерей с приданым в сто тысяч экю. И в-третьих, что, решив пойти войной против неверных, просил он Папу, и Императора, и всех государей христианских, чтобы помогли ему на море; и все, к кому обращался он, обещали помощь, а теперь они просят его величество от имени короля Франции. А ежели его величество порешит послать от себя флотилию, то пусть поставит во главе Филиппа и отправит к нему.

Король ответствовал, что браком он очень доволен, но на остальное согласия не дает. Послы же, услышав, что король даровал разрешение на брак, выдали Филиппу, как приказал его отец, пятьдесят тысяч экю на все расходы, необходимые для того, чтобы свадьба была непременно сыграна. А для будущей невестки король Франции передал четыре прекрасных отреза парчи, и три тысячи собольих шкурок, и золотое ожерелье, выделанное в Париже, очень красивое и очень дорогое, поскольку в него было вставлено множество каменьев немалой ценности.

Королева, мать Филиппа, послала ей множество отрезов шелка и парчи, покрывал из атласа и шелка редкостной красоты и разные другие вещи.

Когда инфанта узнала, что король, ее отец, согласился выдать ее за Филиппа, она подумала: «Если я обнаружу, что Филипп груб или скуп, он никогда не станет моим мужем. И отныне меня заботит лишь одно: как выяснить, каков он на самом деле».

В то время как инфанта пребывала в столь тягостных раздумьях, вошла в ее покои одна придворная дама, которой она очень доверяла, и спросила:

Скажите, ваше высочество, о чем вы думаете? Вы сами на себя не похожи.

Ответила ей инфанта:

Я скажу тебе. Его величество король, мой отец, дал французским послам согласие на брак, а я не могу тебе передать, как сильно подозреваю, что Филипп и грубый и скупой. А если он таков, то я ни часа не смогу провести с ним в постели. Уж лучше мне постричься в монахини и жить вдали от мира. Ведь я изо всех сил старалась узнать его по-настоящему, но вижу, что нет мне в этом удачи из-за проклятого Тиранта. Пусть бы его сварили да изжарили, пусть прогневается на него его возлюбленная за то, что не дал мне он узнать все про Филиппа, когда тот разломал хлеб на двенадцать ломтей. Но не дам я своего согласия выйти замуж, покуда не испытаю его еще раз. И призову я одного великого мудреца из Калабрии, самого ученого из всех, который скажет мне то, что я хочу выведать.

Филипп же, получив деньги, что передал ему отец, накупил себе парчовых камзолов, украшенных золотыми и серебряными пластинами. А пряжек, золотых цепей и других драгоценных украшений у него и прежде было немало.

И в день Успения Божией Матери король пригласил к себе Филиппа, послов и прочих французов, коим это полагалось по титулу. На сей раз король усадил всех за свой стол. На Филиппе был плащ до пола из алого бархата с золотым шитьем, подбитый горностаем. Тирант одел плащ такого же цвета и так же расшитый, но, одевшись, подумал: «Праздник устроен в честь Филиппа и послов, представляющих короля Франции. И ежели я оденусь в такой день так же богато, как Филипп, он на меня обидится».

И Тирант немедленно переоделся в другой плащ, расшитый серебром, а штаны у него были сплошь украшены крупными жемчужинами.

Когда все сидели за столом, начался ливень, и инфанта очень развеселилась и сказала:

Настала мне пора кое о чем попросить Филиппа.

После того как столы были убраны, пришли жонглеры и перед королем и королевой играли и танцевали, а затем были поданы сладости. Король отправился к себе отдохнуть, а инфанта не переставала танцевать, боясь, как бы Филипп не ушел.

Ввечеру небо прояснилось и вышло солнце. Тогда сказала инфанта:

А не проехаться ли нам по городу, раз погода такая хорошая?

Филипп же не замедлил ответить:

Неужели, сеньора, вы хотите ехать в такую неподходящую погоду? Ведь, если опять пойдет дождь, вы вся вымокнете.

А Тирант, догадываясь о кознях инфанты, дернул Филиппа за полу, чтобы тот замолчал. От инфанты это не ускользнуло. Раздосадованная, приказала она привести лошадей, и все слуги бросились исполнять приказ. Когда коней привели, Филипп взял за руку инфанту и подвел ее к скакуну. Оказавшись в седле, инфанта чуть не спиной повернулась к Филиппу, но краешком глаза не переставала за ним следить. Тут Филипп сказал Тиранту:

Прикажите-ка мне принести другой плащ, чтобы этот не замарать!

Да будь неладен этот плащ, о котором вы так печетесь! — воскликнул Тирант. — Испачкаете этот, наденете другой!

Ну, тогда хоть позаботьтесь, чтобы пажи несли подол и чтобы не волочился он по грязи, — ответил Филипп.

Тоже мне королевский сын! До чего же вы скупы и мелочны! Поторапливайтесь лучше, а то инфанта вас заждалась!

Филипп скрепя сердце отъехал. Инфанта же старалась не упустить ни слова из их разговора, но не смогла ничего разобрать.

И вот отправились они по городу. Инфанта развлекалась, видя, как купается в грязи плащ несчастного Филиппа, а он тоже без конца оглядывался на свой плащ.

Чтобы еще больше позабавиться, инфанта приказала принести ястребов[214] и предложила выехать в поле и поохотиться на перепелов.

Разве вы не видите, сеньора, что погода теперь неподходящая для охоты? Кругом одна грязь и лужи, — возразил Филипп.

О, горе мне, несчастной! — воскликнула инфанта. — Этот скупердяй еще и не умеет угождать дамам!

И, не заботясь о своем костюме, поскакала в поле. Разыскав какого-то землепашца, она подъехала к нему и спросила, нет ли поблизости реки или арыка. Крестьянин ответил:

Сеньора, если вы поедете прямо, то недалеко отсюда найдете большой арык. Вода в нем доходит до живота мула.

Именно это мне и нужно.

Инфанта отправилась вперед, и все последовали за ней. Когда они оказались у арыка, инфанта его переехала, а Филипп задержался и спросил Тиранта, нет ли тут каких-нибудь слуг, чтобы приподнять полы его плаща.

Утомили меня ваши слова и ваше недостойное поведение! — ответил на это Тирант. — Плащ ваш и так весь испачкан. Выбросите его из головы, я вам дам свой. И догоняйте скорее инфанту, она уже на другой стороне.

И Тирант громко рассмеялся, давая понять, что они с Филиппом говорили о чем- то веселом. Когда они перебрались на другой берег, инфанта спросила Тиранта, чему они так смеялись.

Честное слово, ваше величество, меня насмешил один вопрос, который задает мне сегодня Филипп весь день, и когда мы вышли из ваших покоев, и когда скакали по городу, и когда собирались перейти арык. Спрашивает он меня, что такое любовь и как она возникает? И еще он меня спрашивает, где она в нас пребывает? Клянусь честью, мне неведомо, что такое любовь и откуда она происходит, но я думаю, что глаза наши — посланники сердца, слух помогает привести в согласие сердце и волю, у души есть множество послов, которых утешает надежда, пять наших чувств подчиняются сердцу и выполняют все его приказы, ноги и руки слушаются волю, а язык благодаря словам утешает душу и тело как только может. Вот почему говорится простонародьем: слова сердце врачуют. Потому-то, сеньора, настоящая и верная любовь, которую питает к вам Филипп, не боится ничего.

Давайте вернемся в город, — сказала инфанта.

И когда они перебирались через арык, она посмотрела, заговорят ли они снова между собой. Но Филипп уже убедился, что плащ его весь мокрый, и поехал прямо в воду. Инфанта как будто успокоилась и поверила всему, что сказал Тирант. Но душа ее не находила покоя, и она так обратилась к Тиранту:

Положение мое таково, что я целиком нахожусь во власти переменчивой фортуны[215]. Но я скорее отрекусь от жизни и от богатств, чем соглашусь взять в мужья грубого мужлана и скупца. И могу вам сказать, Тирант, не кривя душой, что фортуна до сих пор была мне враждебна, так что я утратила всякую надежду. И не осталось мне, бедной и несчастной, ничего другого, как потерять также и веру в истину и справедливость. И если я возьму в мужья Филиппа, а он окажется не таким, каким бы мне хотелось, стану я сама себе убийцей, ибо в отчаянии смогу дойти до крайности, потому как лучше, по-моему, быть одной, чем в дурной компании. И разве не знакомы вы, Тирант, с таким поучением простого народа: напрасно тужится, кто осла да дурака вразумить дюжится, да еще в мужьях такого держит. И поелику милосердие Божие наставило меня, предпочитаю я держаться в стороне, дабы не попасть в беду.