...Это не сон! (сборник) - Рабиндранат Тагор

Ромеш никогда не отличался особой наблюдательностью, но сегодня даже от него не могли укрыться странные взгляды Окхоя, и это начало раздражать его.

Хемнолини была необычайно оживлена. Ее радовала мысль, что время поездки на запад приближается, и она решила сегодня же обсудить с Ромешем подробности путешествия, поговорить о книгах, которые они будут читать вместе. Было условлено, что Ромеш придет пораньше – тогда никто, а главное, Окхой, который всегда являлся как раз к чаю, не успеет помешать им.

Однако сегодня Ромеш пришел позднее, чем обычно, был задумчив, и это значительно умерило энтузиазм Хемнолини. Улучив удобный момент, девушка тихо спросила:

– Почему вы так поздно?

– Да, кажется, я действительно немного запоздал, – не сразу и довольно рассеянно ответил Ромеш.

А Хемнолини так старалась быть готовой вовремя: она пораньше оделась, причесалась и стала ждать Ромеша, то и дело нетерпеливо поглядывая на часы. Сначала ей казалось, что часы идут неправильно и времени не так уж много. Когда же стало совершенно очевидно, что Ромеш действительно запаздывает, Хемнолини взяла вышивание и села у окна, стараясь отогнать от себя грустные мысли.

Наконец Ромеш пришел. Он был явно чем-то озабочен и даже не нашел нужным объяснить свое опоздание, словно они и не договаривались встретиться рано утром.

Хемнолини едва дождалась, пока все выпили чай. В углу на столе лежали книги. Девушка сделала последнее героическое усилие, чтобы привлечь внимание Ромеша. Она взяла книги, делая вид, что хочет их унести. Это движение вывело Ромеша из задумчивости, и он быстро подошел к ней.

– Куда же вы уносите книги? Разве вы не хотели отобрать некоторые из них?

У Хемнолини дрогнули губы. Она едва сдержала слезы.

– Оставьте, незачем их отбирать… – проговорила она и, поспешно поднявшись, ушла в спальню. Там она бросила книги прямо на пол.

После ее ухода настроение у Ромеша окончательно испортилось. Окхой же, посмеиваясь про себя, участливо спросил:

– Вы, кажется, не совсем здоровы, Ромеш-бабу?

Ромеш пробормотал что-то невнятное в ответ.

Зато Оннода-бабу при одном упоминании о здоровье сразу оживился.

– Вот, вот, и я сказал то же самое, как только его увидел.

– Такие люди, как Ромеш, пренебрегают своим здоровьем, – лукаво сощурившись, продолжал Окхой. – Ведь они живут в царстве разума и считают, что неприлично обращать внимание на такой пустяк, как несварение желудка.

Оннода-бабу, приняв это заявление всерьез, стал пространно доказывать, что заботиться о пищеварении надлежит всем, даже людям умственного труда.

Ромеш молчал, но в душе его все пылало от ярости.

– Послушайте моего совета, Ромеш, – закончил свою речь Окхой, – примите пилюлю Онноды-бабу и отправляйтесь пораньше спать.

– Я хочу поговорить с Оннодой-бабу наедине.

– Так бы давно и сказали! – воскликнул Окхой, вставая. – С Ромешем всегда так: сначала он все скрывает, а когда время уже на исходе, вдруг спохватывается.

С этими словами Окхой ушел, а Ромеш, пристально глядя на кончики своих ботинок, заговорил:

– Оннода-бабу, вы принимали меня как родного, и мне даже трудно выразить, как я вам благодарен за это.

– Ну и прекрасно! Ты же друг нашего Джогена, разве мог я относиться к тебе иначе?

Вступление было сделано, но что следовало сказать дальше, придумать Ромеш не мог. Чтобы помочь ему, Оннода-бабу сказал:

– Право же, Ромеш, мы сами очень счастливы, что принимаем у себя в доме, как сына, такого достойного юношу.

Однако и после этого Ромеш не обрел дара речи.

– Ты, я думаю, заметил, что люди много сплетничают о вас, – продолжал Оннода-бабу. – Они считают, что для Хемнолини уже настало время думать о замужестве, и теперь ей надо быть особенно осторожной в выборе знакомств. Но я всегда отвечаю им, что вполне доверяю Ромешу и уверен, что он никогда не захочет причинить нам зла.

– Вы меня хорошо знаете, Оннода-бабу, – проговорил наконец Ромеш, – и если считаете достойным Хемнолини, то…

– Не продолжай. Вот мы с тобой и договорились. Если бы не печальное событие в твоей семье, можно было бы уже давно назначить день свадьбы. Но имей в виду, дорогой мой, дальше не следует откладывать это дело; ходят разные слухи, и чем скорее они будут прекращены, тем лучше. Как ты полагаешь?

– Когда вам только будет угодно. Но, разумеется, прежде всего надо узнать мнение вашей дочери.

– Верно. Хотя оно уже известно. Так или иначе завтра с утра я все это улажу.

– Теперь разрешите мне уйти, я и так слишком задержался.

– Подожди минутку. По-моему, хорошо было бы устроить вашу свадьбу еще до отъезда в Джобболпур.

– Да… но осталось слишком мало времени!

– Примерно десять дней. Если устроить свадьбу в следующее воскресенье, на сборы останется дня три. Видишь ли, Ромеш, я бы не стал так торопить тебя, но надо же мне и о своем здоровье подумать.

Ромеш согласился и, проглотив еще одну пилюлю Онноды-бабу, отправился домой.

Глава 13

Приближались школьные каникулы.

Ромеш заранее условился с начальницей, что Комола на праздники останется в пансионе.

На следующий день, идя рано утром по тихой улице к Майдану[59], Ромеш решил, что сразу после свадьбы он подробно расскажет Хемнолини все о Комоле, а затем, выбрав подходящий момент, объяснится и с Комолой.

Таким образом, когда будет достигнуто полное взаимопонимание, Комола станет подругой Хемнолини и останется жить вместе с ними.

Он понимал, что относительно Комолы неизбежно пойдут всякие толки, и поэтому решил сразу же после свадьбы уехать в Хазарибаг и заняться там адвокатской практикой.

Возвратившись с прогулки, юноша отправился к Онноде-бабу. На лестнице он неожиданно столкнулся с Хемнолини. Будь это раньше, при такой встрече они бы обязательно обменялись хоть несколькими словами. Но сегодня Хемнолини вдруг залилась краской, легкая улыбка, как нежный отблеск зари, промелькнула на ее лице, и, опустив глаза, девушка убежала прочь.

Возвратясь домой, Ромеш уселся за гармониум и стал старательно воспроизводить мелодию, которой обучила его Хемнолини. Но нельзя же целый день играть одно и то же. Оставив гармониум, он попытался читать стихи, однако вскоре убедился, что никакая поэма не способна достичь тех высот, которых достигла его любовь.

А Хемнолини, исполненная радости, продолжала свои домашние дела. После полудня она наконец освободилась и, притворив дверь спальни, села за вышивание. Лицо девушки светилось безмерным счастьем: чувство глубокого покоя вдруг охватило ее.

Задолго до обычного часа семейных чаепитий Ромеш бросил книгу, оставил гармониум и явился в дом Онноды-бабу. Прежде Хемнолини всегда спешила ему навстречу. Но сегодня юноша увидел, что столовая пуста, наверху тоже никого не было. Значит, Хемнолини до сих пор еще не выходила из своей комнаты.

В положенное время появился Оннода-бабу и занял свое место за столом.

Ромеш то и дело робко поглядывал на дверь. Наконец послышались шаги, но это оказался Окхой.

Поздоровавшись с Ромешем довольно приветливо, он сказал:

– А я только что от вас, Ромеш-бабу.

При этом сообщении по лицу Ромеша пробежала тень беспокойства.

– Чего вы испугались? – рассмеялся Окхой. – Я вовсе не собираюсь на вас нападать. Мой дружеский долг – поздравить вас со счастливым событием в вашей жизни. Это было единственной целью моего посещения.

Оннода-бабу вдруг заметил, что Хемнолини нет в комнате. Он позвал ее, но, не получив ответа, сам поднялся наверх.

– Что это ты до сих пор сидишь со своим вышиванием, Хем! – сказал он. – Чай готов. Ромеш и Окхой уже пришли.

Хемнолини слегка покраснела.

– Прикажи подать чай сюда, отец, – попросила она. – Мне нужно докончить эту работу.

– Ну и характер у тебя, Хем! Стоит увлечься чем-нибудь, так уж до всего другого тебе и дела нет. Когда шли занятия, ты от книги головы не поднимала, а теперь вот засела за вышивание. Нет, это никуда не годится! Спускайся-ка вниз!

С этими словами Оннода-бабу взял дочь за руку и чуть ли не насильно привел в столовую. Но она ни на кого не подняла глаз и стала сосредоточенно разливать чай.

– Что ты делаешь, Хем? – в недоумении воскликнул вдруг Оннода-бабу. – Зачем ты кладешь мне сахар? Ты же знаешь, что я всегда пью чай без сахара!

А Окхой лукаво заметил:

– Сегодня ее щедрость не знает границ. Она готова одарить сладким всех без исключения.

Эти скрытые насмешки по адресу Хемнолини были невыносимы для Ромеша. Он тут же решил, что после свадьбы они прекратят всякие отношения с Окхоем.

– Знаете, Ромеш-бабу, вам следовало бы переменить имя, – неожиданно заявил Окхой.

– Хотелось бы знать почему, – раздраженно спросил Ромеш, которого вывела из себя эта шутка.

– Взгляните сюда, – сказал Окхой, развертывая газету. – Один студент по имени Ромеш вместо себя послал сдавать экзамены кого-то другого, и тот попался.