Аргонавты - Антонио Дионис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люди были полны решимости обагрить побережье и светлые воды человеческой кровью, к которой Посейдон питал непреодолимое отвращение. Сам запах человеческой крови, сладковато приторный, приводил Посейдона в бешенство. И не видя другого пути, как бы остановить жестокосердных, Посейдон кликнул клич:
О, мои верные слуги! Рыбы летучие, морские гады! Крабы, тритоны, прибрежные пиявки! Морские ежи и каракатицы! О мои верные подданные: все, кто может ходить иль ползать, ступайте на берег, остановите кровопролитие!
Интересно, как он это себе представляет? - хихикнули за спиной Посейдона насмешливые морские нимфы.- Будто не знает, что его возлюбленные питомцы от людей и костей не оставят!
Знаю, что не оставят! - рявкнул на девиц Посейдон.- Мои красавицы заглотают их целиком!
И Посейдон авангардом выслал на берег огромных морских чудовищ, обитавших в недоступности морского дна. Черные, темно-лиловые, синие, фиолетовые змеи поднимались со дна поверхности и, извиваясь, устремлялись на берег.
Ясон не застал развязку: он лишь увидел, как побережье ожило многочисленными тварями, которые все новыми и новыми ордами поднимались с морских глубин. Тут что-то маленькое и юркое скользнуло по ноге Ясона и впилось в бедро: юноше показалось, что то маленькая голубая змейка с лапками. Но пресмыкающееся, испуганное величиной добычи, которая при всем старании в глотку б не пролезло, тут же юркнуло и сгинуло с глаз. А Ясон заторопился к оставленным Критию и Астурде.
Он поднимался по знакомой тропе, досадуя на скользкие камни. Побережье все удалялось, но Ясон все никак не мог добраться до скрытой камнями пещерки.
И вдруг Ясон с удивлением и ужасом обнаружил, что этих скал, уступов и террас не видел, когда спускался, и не может узнать.
Ясон рассердился, решив, что то боги морочат его. Повернул обратно, но там, где только что сбегала прихотливая тропинка, там теперь разверзлась пропасть. Юноша, заглянув в бездонную глубину, прикинул расстояние до противоположного края: словно в насмешку камни раздались, еще более увеличив зияющий зев пропасти. Выбора не было: Ясон двинул вверх по тропе, ругая этот мир, который ни секунды не мог оставаться неизменным и понятным.
Ясону оставалось лишь дивиться странно меняющейся местности: вместо диких скал горы покрылись кудрявыми лесами. Тут и там буйно разрослись цветущие кустарники. Скалы потеряли стремительность очертаний, мягко перетекая в пологие склоны, покрытые густыми травами. И Ясон, очарованный, углубился в эту чудную страну, боясь одного: лишь бы причуды богов и судьбы не вырвали его так же внезапно из сладкого плена, как и ввергли.
А маленькая юркая змейка исподтишка глядела на лежащего на тропе юношу, который шел. Яд потихоньку делал свое дело: змейке некуда было торопиться. Змейка замерла изваянием из лазурного камня: в ее ожидании не было ни жажды крови, ни злобы, ни ярости. Как известно, лишь люди способны испытывать эмоции - животные не столь изощренны в пытках. Лишь человек, причиняя зло ближнему, не может успокоиться до тех пор, пока жертва не увидит своего мучителя: и, пожалуй, именно страдания жертвы - причина всех совершаемых человечеством преступлений.
Голубая змейка лишь выжидала кусочек плоти, способной насытить желудок приятной тяжестью.
А Ясон с первого мига влюбился в этот мир, который простирался беспечальными просторами. Он спустился с горы в долину: и бродил по заброшенному саду в период цветения. Нежно-блеклые лепестки путались в волосах. Ветер бросал в лицо душистые пригоршни. Потом юноша, повинуясь нежному зову аромата, двинулся к реке, стосковавшись по свежести - и тут же, пробивая почву, к ногам устремился серебристый родничок, еще чумазый и встрепанный после сна в подземельях.
Плеснув в лицо водой из родника, Ясон рассмеялся от радости, так прекрасна представлялась ему жизнь.
Он, счастливый, неторопливо шел по долине, все более приближаясь к высокой зубчатой стене из древних камней, обомшелых и причудливо увитых розами и виноградниками...
Сладкое пение птиц убаюкивало тоску, мысли о будущем, смятенные чувства. А в стене, чем ближе приближался Ясон, все яснее - маняще жемчужный свет, мо- лочно серебристый и окликающий.
Свет шел от калитки в стене, маленькой и убогой, хотя рядом, закрытые на запоры, величественные бронзовые ворота были изукрашены великолепным литьем. Но сердце требовало войти чрез калитку.
- Если здесь, по эту сторону долины и сада, такие чудеса и грезы,- размышлял Ясон.- То что же таится там, неведомое и удивительное?
И приспешивал шаги к далекой калитке, сиявшей по-прежнему. Ясон уже не обращал внимания на лучезарную долину, на серебристые реки, тенистые рощи, манящие сенью путника. Юноша почти задыхался, когда достиг заветного мига. Калитка приотворилась пошире. Ясон зажмурился, растягивая миг постижения. Сделал шаг и открыл глаза: перед ним сияла необъятная чернота, покрытая светящейся пыльцой. Бездна, без проблеска света и мысли. В этой кромешной пустоте не было ни земли, ни неба - лишь спокойная задумчивая усталость и понимание бренности бытия. Ноги юноши сами влекли послушное тело, и оставался шаг - бездна готова была принять свою жертву. Но последним усилием воли Ясон отшатнулся, заскрипев от напряжения зубами так, что судорогой свело челюсти.
Нет! Нет! - шептал Ясон.- Я не хочу! Я еще так недолго пожил! Я вернусь сюда, в этот сад. Я пройду через эту калитку, но, боги, дайте и мне прожить отмеренный срок!- И калитка, словно услышав, неохотно заскрипела, затворяясь.
А Ясон очнулся по-прежнему лежащим там, где его укусила змейка. Ранка на бедре чуть ныла и едва кровоточила. Ясон заторопился к пещерке. Сил хватило лишь просунуть в дыру голову и что-то сказать. Что, помутненное сознание уже не расслушало.
Критий обессиленно откинулся. Сел на песок, внимательно оглядывая место укуса. Промолвил:
Теперь лишь надежда на его молодость. Сколько мог, я отсосал яд из ранки, но мы ведь не знаем, что за змея набросилась на Ясона.
Это важно знать? - тихонько прошептала Астурда, так, между прочим, не зная, прошло ли раздражение отца.
А ты не понимаешь? - глянул на дочь Критий.- Впрочем, откуда тебе, выросшей среди каменных жилищ города, знать? Ты вряд ли хоть одну змею в жизни видела! А есть твари, чей укус убивают на вздохе: вздохнул еще живой, а падает мертвым. Будем молиться богам!
А если все сделать удачно?
Ну, тогда через несколько дней юноша нам не поверит, что лежал, распростертый и беспомощный, не в силах даже открыть глаза.
Надо бы посмотреть, что на берегу,- осторожно бросила несколько слов девочка.
Критий отрицательно покачал головой:
Что это даст? Там нет и быть не может ничего, что сулило бы нам радость, а огорчений хватит с лихвой, если мы никуда отсюда и не двинемся!
Черный валун, будто утратил способность говорить, дипломатично помалкивал:что встревать, коль не умеешь помочь?
Меж тем на горы алчно набросилась ночь, вмиг поглотив скудные отблески света, проникавшие в нору снаружи.
Как смогли, поудобнее уложили так и не пришедшего в себя Ясона. Несмотря на предосторожности, предпринятые Критием, нога от бедра опухла и налилась свинцовым жаром.
Мы сделали, что могли,- вновь уныло промолвил Критий.
Может, надо ногу отрезать? - наивно спросила Астурда, видя, как нога юноши превращается в сине-багровую колоду.
Костерок, скудно мерцавший на жалком пайке, при- гас, закраснелся багровыми угольками.
Язык бы тебе отрезать! - шлепнул дочь Критий.- Какой настоящий мужчина предпочтет влачить убогое существование калеки смерти? Пусть лучше Ясон умрет, чем будет всю жизнь проклинать непрошенное и непрощаемое благодеяние!
Как - умрет? - ахнула Астурда. Ее лицо, скупо освещенное угасающим костерком, перекосилось от странно багровых бликов и ужаса.
Обыкновенно,-пожал плечами Критий.- Ты ведь не боялась, когда умерла бабушка и даже когда умерла твоя мать?
Но,- Астурда не могла объяснить, что не сама смерть ее пугает, а эта темнота за стенами норы, море, завывающее детскими голосами, и одиночество, пробиться сквозь которое Австурде было не под силу, одиночество юноши, который может умереть, а они даже не смогут ничего передать родным, потому что мало что сами знают о своем случайном спасителе и спутнике.
Все! Спать! - Критий свернулся, подтянув к груди колени и через минуту захрапел, выводя носом рулады. Девочка долго устраивалась рядом. Ворочалась, со страхом прислушивалась в различимое в ночных шорохах дыхание Ясона.
Наконец, крепкие нервы ребенка преодолели кошмары - Астурда уснула. Но и во сне ее мучало что-то огромное, извивающееся, надвигающееся на девочку чудовище с раздвоенным жалом змеи.
Ясон не пришел в себя и утром. Критий, только-только в дыру туманом пополз серый рассвет, попытался растолкать юношу. Но тело лежало налитой жаром колодой. Ноги не было вовсе: лишь груда вздувшегося мяса. Губы юноши растрескались в кровь.