Аргонавты - Антонио Дионис

ББК 84.7 США Д 47 УДК 820(73)31

Серия основана в 1994 году

Перевод с английского и литературная обработка текста Я. Бохан

Художники А. А. Шуплгцов, Т. П. Загузова

© Перевод, литературная обработка Я. Бохан, 1992

© Оформление, разработка серии. А. А. ISBN 485-401-011-2Шуплецов, 1994

Антонио Дионис

АРГОНАВТЫ

Перевод с английского и литературная обработка текста Я. Бохан

Глава 1 

ФРИКС

Это было за холмами, за горами - в Беотии, в древнем Миникийском Орхомене, где правил сын бога ветра Зола, царь Афамант. Было то немного на восток от дороги, что из священных Дельф шла на восток, лунным весенним вечером, до того светлым, что можно было читать без огня. И каждый лист похожий на кисть цветка, одиноко стоящего здесь теребинта, дерева старого и кряжистого, невысокого, но развесистого, вырисовывался донельзя четко, хотя в то же время и расплывался в мерцающем свете. Прекрасное это дерево было священным. Получить в тени его наставленье можно было по-разному: либо из уст человеческих, либо на более высокий лад.

Не раз, например, сподоблялись во сне совета и вра- зумленья те, кто засыпал, склонив голову к его стволу, а всесожжения, которые судя по каменному, с почерневшей плитой жертвеннику, где, слегка курясь, теплился огонь, совершались у подножия старого теребинта, пользовались особым вниманием, что подтверждалось поведением дыма, многозначительным полетом птиц и даже небесными знамениями.

Поблизости здесь были еще и другие деревья, за ними, к югу, по направлению к закрывавшему город холму, и немного дальше, на склонах гор, находились поля, пригодные для посевов.

Засеяли орхомеяне поля семенами, и впервые ничего не взошло из их посевов. Впервые ничего не взошло на их нивах. Голод пришел на их всегда плодородные земли.

За холмами, в сияньи уже высокого, на три четверти полного светила, простиралась равнина, вся в кустах тамариска, а дальше сплошь голые выгоны, где виднелись следы потушенных костров.

Небо было прекрасно. Широкий венец окружал Венеру, свет которой был так силен, что глядеть на нее было почти больно. Щедрым посевом рассыпались по ясному небосводу звезды, то реже, то гуще роясь мерцающими скоплениями.

Были глаза здесь достаточно наметанные, чтобы все это различить и с толком разглядывать - темные, обращенные к небу глаза, в которых отражалось все это многообразное сияние.

Они принадлежали юноше, сидевшему на краю каменного жертвенника, неподалеку от священного дерева. Сбоку лежало его верхнее платье - желтое, с широким красным узором, из воловьей кожи сандалии.

Широкие рукава скрученной своей рубахи юноша обмотал вокруг бедер, и его туловище, казавшееся по сравнению с детской еще головкой тяжеловатым и полноватым, масляно лоснилось при свете Луны. Ибо после омовения очень холодной водой он умастил свою кожу смешанным с благовониями оливковым маслом из стоящей рядом с ним и тускло поблескивающей склянки. Он не снял с себя при этом ни редко сплетенного миртового венка, который носил в волосах, ни амулета, свисающего на бронзовой цепочке с шеи на грудь - ладанки с отворотными корешками. Это был Фрике, сын богини Нефелы и царя Афаманта.

О матери Фрике знал слишком мало. Или слишком много. Это как посмотреть.

Высоко в горах, там, куда не проникнуть человеческому взору и где хмурые седые облака дремлют на покрытых вечными снегами горных вершинах, взнимается к небу серого гранита замок.

Одиноко и бесприютно в гулких залах. Ни разу солнечный луч не мазнул мраморные плиты пола. Лишь обледенелой коркой - замерзшая вода на полу. По длинным коридорам полноправным хозяином гуляет ветер, поднимая тучи снежинок, что намело из ничем не защищенных окон. Лишь изящные решетки служили украшением высоких арочных окон. Но хозяйка этого мрачного места и его единственная обитательница, не считая старой няньки-прислуги, казалось, не замечала, как уныл и заброшен ее дом. Редко-редко эхо разносило гулкие шаги по бесконечной веренице покоев, амфиладой протянувшихся на многие часы бесконечного хождения. Ни один человек не смог бы выжить в этом вечно холодном сумраке, не рискуя потерять разум. Но хозяйка и не была человеком. Этот замок и близлежащие горы принадлежали нимфе Нефеле. А ее ничто не приводило в восторг так, как хмурая громада горных кряжей, сосредоточенных, мудрых, неизменных. Каждое утро, выглянув в одно из окон, в то, что обращено к востоку, нимфа со смехом кричала:

Эй, с добрым утром, горы!

И тут же Нефеле откликалась ее шумливая, но незримая подружка Эхо:

С добрым утром! Ты проснулась? Ты пришла?

Нефела, обернувшись тучкой, серым туманом проскальзывала мимо опочивальни старухи, которая, не в обычай стариков, любила поспать подольше. Мчалась к знакомому ущелью, где Эхо, дразнясь и насмешничая, рассказывала о своих похождениях. Дело в том, что, в отличие от Нефелы, Эхо ни секунды не могла находиться в одиночестве. И стоило пастуху окликнуть своего лохматого пса или путнику, заблудившемуся в горах, воззвать к богам о спасении, Эхо с присущим ей любопытством мчалась туда. Правда, показываться не решалась, лишь робко окликая незнакомцев их же словами. Зато фантазировать подружка Нефелы умела, и обе проказницы от души веселились. Эхо - радуясь, что смогла развлечь подругу, а Нефела - жадно впитывавшая подробности о жизни в долинах, где никогда не бывает снегов, а все и вокруг покрыто ярко-зеленой травой и благоухающими цветами.

Почему-то цветы, каждый особенный, ни один не похожий на другой, разных красок и ароматов, больше всего поражали нимфу.

А скажи,- приставала Нефела к Эхо,- ты говоришь, что цветок похож на снежинку, но только во mhoj го раз больше и ярче. Но как же цветы не тают на солнце?

Глупая!-хохотала Эхо, а горы тут же охотно подхватывали ее смех, разнося далеко по округе.- Цветы без солнца и вообще-то бы не выросли!

Нефела смущалась, на время умолкая.

А люди в долинах, прислушиваясь к хохоту Эхо, говорили:

Снова в горах сошла лавина или камнепад грохочет по скалам!

Мы часто принимаем за сущее то, о чем судим лишь по слуху.

Но ветер, как же ветер, что упруго хлещет дождем и градом, и способен в порыве ярости снести огромный каменный валун? Как же хрупкие стебельки способны устоять - или цветы, подобно снежным тучам, летают с места на место?

Там, в долине, нет таких ветров, что живут среди гор. А, во-вторых, у каждого цветочка есть цепкие корешки - и никуда они не летают! Чтобы увидеть редкий цветок и насладиться его ароматом, люди сами приходят издалека полюбоваться чудным творением природы! - втолковывало Эхо.

Благо, характер у Эхо был отходчивый и незлобивый, иначе махнула бы давно на бесконечные расспросы подруги. Но уж и Эхо, устав от нескончаемых объяснений, сердилась порой:

Чтобы тебе самой не спуститься в долину и все рассмотреть?! Я ведь тоже вынуждена прятаться в горах - сила моего голоса слабеет на равнине, и лишь лес, где я могу жить,- единственное место, в котором я чувствую себя более или менее сносно. Но все же, рискуя раствориться и исчезнуть, я не могу сдержать собственное любопытство, всякий день навещая людей. Они, пожалуй, еще забавнее этих проклятущих цветов, которыми ты мне всю душу наизнанку вывернула!

Люди?-хмурилась Нефела.

Как то раз она видела человека, вернее, то, что когда- то было похожим на человека. В одиноких прогулках среди ледяных расщелин и крутых спусков Нефела однажды забрела в занесенную снегом пещеру. Но ветер выдул темное отверстие у самого верха у входа в пещеру. Нефела заглянула в дыру, пытаясь разглядеть темноту. Ей показалось, что среди белеющего снега что-то темнеет. Любопытная, как все молоденькие девушки, Нефела, обдирая в кровь пальцы об окаменевший на морозе снег и потратив несколько утомительных часов, наконец смогла проникнуть под своды пещеры. Внутри она оказалась куда больше, чем померещилось нимфе. И, вмерзший в наст, на полу в самом деле что-то чернело. Хотя из упрямства нимфа терпеть не могла прибегать к волшебству, тут бы никакого терпения не хватило; пришлось обернуться тучей и пролиться теплым дождем, растопив снег и лед. Тут же капельки собрались, плотно склеились друг с дружкой, потеряли прозрачность, обернувшись туманом. Оп,- и нимфа снова обрела свой облик. И тут же, вернув себе зрение и слух, в ужасе отшатнулась.

Перед ней на груде мусора и костей лежало косматое чудовище. Низкий лоб и выступающая нижняя челюсть, несмотря на следы, оставленные временем, по-прежнему сохраняли черты непримиримой жестокости. Длинные руки со скрюченными пальцами напоминали лапы хищного зверя. Кое-где сохранились остатки густой рыжей шерсти, то ли покрывавшей тело при жизни существа, то ли служившей ему одеянием. Труп, многие годы, если не десятки лет, оттаивая, начал издавать зловоние, от которого у Нефелы чуть не помутилось сознание. Нимфа опрометью бросилась из пещеры. И еще долгие недели не могла заставить себя покинуть дворец: отвратительный оскал и смрадное зловоние преследовали нимфу. Так, что даже старушка-няня забеспокоилась: