Аргонавты - Антонио Дионис

Не понимаю! - помотал головой царевич.- Как это предательство может ждать? Вот меня обманул собственный раб...- юноша замолк, поняв, что проговорился.

Да не стесняйся! - усмехнулся мужчина.- И ложь, которую ты принес с собой, найдет себе тут, в башне, уютный уголок. Впрочем, ты по-прежнему не понимаешь! - с досадой покривился мужчина и, вздохнув, предложил:

Хочешь воочию узреть человеческие пороки?

Как это? Ведь мы можем видеть лишь результаты того, на что способен подлый или презренный!

Ты заблуждаешься, как и все люди! - незнакомец поднялся.- И редко кому при жизни удается увидеть скопище собственных грехов: они ведь то проявляются в личной жизни, то прячутся в тайниках человеческой души. Но в башне собрано так много зла, что оно сумело воплотиться в реальную и зримую форму. Впрочем, хватит болтать: ты все равно не поймешь! Идем же!

Юноша заколебался, поглядывая на дверь.

Ах, это...- незнакомец махнул рукой - и дверь отворилась.

Царевич увидел по-прежнему серый ковер на гладком полу: ни одного грызуна, лишь несколько отгрызенных хвостиков, да те несколько мышек, которых царевич успел пришибить.

Тебе еще повезло! Представляю, в каком бы ты явился виде, если в предтечах тебе привиделись бы двойники! Представь, дюжины, сотни двойников, готовых разорвать тебе горло! -- мужчина мрачно расхохотался, запрокинув голову и сотрясаясь.

Юноша уже не раз пожалел, что не остался там, в лесу, где, хоть и было страшно, но не бродили сумасшедшие, предлагающие, словно паяца на базаре, посмотреть убийство.

Но отказаться царевич не посмел, послушно следуя за незнакомцем.

Прости,- лишь решился спросить,- как мне называть тебя?

А тебя? - глянул мужчина в ответ.

Горгием!-отвечал юноша.

Решено,- хмыкнул незнакомец.- На сегодняшнюю ночь я - Горгий! - И добавил туманно: - У Хранителя башни всегда в запасе некто, кто готов отдать ему свое имя!

Они шли недолго, хотя у царевича почему-то от усталости начинали дрожать ноги.

Наконец, не выдержав, он взмолился:

Сколько еще осталось пути? Этим коридорам не видно конца!

Ровно столько, сколько ты решишь! - осклабился Хранитель.

И тут же коридоры, распрямившись, вытянулись квадратным помещением. В помещении стоял резкий запах диких зверей. Свет, почти неприметный в начале, усилился, и царевич рассмотрел, откуда идет неприятный запах. Весь зал был заставлен клетками с прочными, толстыми решетками.

Проводник остановился у первой. Просунул между прутьями лезвие меча, который появился в руке, словно материализовавшись из воздуха. Тут же из глубины клетки рванулось нечто бесформенно розовое, похожее на студень и изменчивость облака. Это нечто вперевалку, колыхаясь и трясясь, приблизилось, влипнув в решетку: на грязно-розовой шкуре остались следы прутьев. Из массы тут же выросли две крохотные ручки с непропорционально длинными пальцами, и ухватились за лезвие. Тут же из порезов брызнула жидкость, похожая на кровь, но более темная. Существо заерзало, подскакивая, но лезвие не выпускало.

Вся студенистая масса колыхалась, меняла форму - неизменными оставались две цепких руки.

Глупость! -обернулся Хранитель к Горгию.- Если не отнять меч, она так и будет топтаться до скончания века!

Ему... больно! - осторожно спросил царевич, видя как гримасничает и растекается розовое существо.

Сейчас проверим! - невозмутимо ответствовал Хранитель.

Внезапным движением он рассек воздух, лезвие сверкнуло: существо распалось на две половинки, каждая из которых тут же потянулась к блестящему мечу.

Видишь, существо настолько глупо, что никак не поймет: дураков можно обманывать до бесконечности - глупости не впрок любые уроки.

Однако, глянь сюда!-указал Хранитель на огромнейшую клетку, отличавшуюся от других тем, что прутья были позолочены, причем, только изнутри.

Царевич присмотрелся: вначале ему показалось, что клетка пуста. Но потом различил на полу маленькое серое существо, нечто, смутно похожее на хомяка: надутые щеки и выпирающий животик.

Царевич просунул к пушистому шарику пальцы - и тут же отдернул. Серенький хомячок оставил на коже ровную подковку зубов.

Ну, ты даешь!-рассмеялся Хранитель.- Совать руку к тщеславию - до этого и я бы не додумался!

Но он показался совсем безобидным!-оправдывался юноша, посасывая кровь из ранки. Кожу саднило.

У тщеславия нет размеров! - отрезал Хранитель.

И, словно услыхав, хомячок начал пухнуть и разрастаться на глазах Стремительно увеличивалась голова, разрастался живот, и тут царевич увидел, что у существа нет глаз там, где бы они должны были бы находиться: мордочка была украшена лишь выпирающими клыками, которые все увеличивались, а пара злых глаз расползалась по брюху животного. Царевич вначале не поверил сам себе, но вскоре убедился, что показавшееся кошмаром - правда. Глаза тщеславия ни секунды не сидели на месте, снуя по телу, которое, между тем, заполнило всю клетку.

Однако по-прежнему казалось: это лишь бычий пузырь, надутый воздухом. Существо раздалось в размерах, но теперь его кожа превратилась в натянутую пленку, до такой степени истончившуюся, что внутри виднелись какие-то копошащиеся твари, похожие на муравьев с крыльями.

Что это?! - насекомые вдруг накинулись изнутри на тщеславие, прогрызая в коже дырки и выбираясь наружу.

•- Тщеславие, непомерно раздувшись, пожирает само себя! - Хранитель щелчком отправил обратно в клетку одну из выбравшихся наружу тварей с крыльями.- Разве ты сам не замечал, сколь ревниво относятся гордецы к любому замечанию? Стоит лишь намекнуть, что не так тщеславный индюк и хорош, как он замыкается в себе, перестает здороваться, презрительно кривится при случайной встрече - гордыня сжирает его!

Однако!-сглотнул Горгий.--Эти маленькие демоны, пожалуй, не оставят от родителя ни крошки.

О, нет! Это не в этой клетке! -отвечал Хранитель.- Вот полюбуйся жадностью, эта-то точно плохо кончит!

Они стояли перед клеткой, в которой с мириадами ручек само с собой дралось диковинное существо. И при этом орало на два голоса:

Это мой нос!

Нет, мой!

Убирайся с моей половины пола!

Это тебе время отправляться в Тартар!

Сейчас я тебя...

А я тебя!

И существо с новой энергией принялось рвать собственное тело, выдирая клочья шерсти и плоти.

Хранитель приоткрыл дверцу клетки, пинками принуждая жадность умерить аппетит.

Потом, словно дровосек, принялся обрубать множество торчащих из лохматого тела ручек.

Что ты делаешь? --поразился Горгий.

Хранитель отрубил последнюю пару и выбрался из

клетки, молвив:

За жадностью только попробуй не догляди: сама себе себя не жалеет!

Как это? - удивился царевич, наблюдая, как тело пытается брюхом разгрести отрубленные руки на две части.

Хранитель молча усмехнулся. Прошел в глубь помещения, позвав царевича:

А вот поистине прекрасный порок: сластолюбие!

Царевич, плутая в лабиринте клеток, двинулся на

голос. За прутьями решетки скалились, ухмылялись, тянули жадные лапы омерзительные монстры, от которых содрогалась душа, и тело пробивало мелким страхом. Тут были двухглавая ложь и алчное воровство, надменное властолюбие и раболепно извивающая хвост лесть, и еще множество уродцев и монстров.

Юношу охватило омерзение при виде такого скопища чудовищных пороков, и он воскликнул:

Но зачем же ты, Горгий, прячешь их от людей? Вынеси клетки на свет, покажи людям - и люди, содрогнувшись от мерзости этих чудищ, навсегда забудут по-

Хранитель злобно оскалился:

Глупец! То, что ты видишь, лишь малая часть того, что живет меж людей. И ты заблуждаешься, думая, что люди лишь от того порочны, что не знают своих грехов. О, человек много хранит в душе такого, по сравнению с чем мой зверинец - лишь забава!

Но мне-то ты показал! - отвечал царевич.- И я теперь никогда не смогу, вспоминая эти чудовища, быть ни жадным, ни жестоким, ни тщеславным!

Внезапно перед глазами царевича мелькнула тень. Юноша машинально взмахнул рукой, пальцы смахнули что-то маленькое и легкое. Юноша сделал шаг к Хранителю, но его тут же остановил голос:

Оглянись, несчастный!

Юноша, не понимая, обернулся.

На полу, трепыхая крылышками, дергалась в агонии ночная бабочка. Пыльца осыпалась с крыльев, лапки, переломанные, бессильно пытались поднять отяжелевшее тельце.

Вот видишь,- холодно бросил Хранитель.--Ты только что совершил убийство, нарушил клятву, в своей человеческой гордыне не приметил малое! И все это за время, достаточное лишь для того, чтобы хлопнуть ресницами красотке!

Но я не хотел!

А я разве говорю, что человек порочен нарочно? Нет, все мы приходим в этот мир творить добро, любить и быть любимыми. А походя ломаем чужие судьбы и жизни, вот как этому мотыльку!