Бег – моя терапия - Скотт Дуглас

Гапин. – Хуже всего то, что часто это подталкивает меня к бегу, когда этим заниматься не стоит: я либо тренируюсь несмотря на травму, либо игнорирую ранние тревожные сигналы и говорю себе, что справлюсь. Если бы я была умнее или у меня не возникало других проблем, было бы проще взять два дня перерыва и не ухудшать ситуацию».

Элитный ультрамарафонец Роб Крар тоже признаёт, что иногда игнорирует травму, поскольку бег помогает ему справиться с депрессией. «Мне сорок один год, я бегаю уже давно, и мне кажется, что у меня всегда что-то побаливает или назревает то, за чем нужно следить, – говорит он. – Мне важно чувствовать себя хорошо в целом в большинство дней. Я готов пойти на чуть больший риск ради хорошего настроения, даже если бегу в таком состоянии, которое заставило бы другого человека взять перерыв». Крар говорит, что с годами он научился находить правильный баланс. «Теперь я лучше понимаю, когда перехожу черту и когда пробежка может только навредить. Мое счастье не может зависеть только от бега. Признать это было очень важно для меня, чтобы свести к минимуму риск травм и схода с дистанции в тренировках и забегах».

Если бегать с травмой, потому что без этих километров вы не справляетесь со своим настроением, то вы будет тренироваться слишком много и в итоге сделаете себе только хуже. Али Нолан прошла такой период между 2014 и 2016 годами: «Я была одержима бегом и думала, что чувствую себя такой подавленной, тревожной и неуправляемой, поскольку тренируюсь недостаточно долго и интенсивно. Весной 2016 года, когда я тренировалась дважды в день, потому что не могла сосредоточиться ни на чем, кроме бега, я начала чувствовать себя истощенной. Я заметила, что мой механизм преодоления депрессии не работает. Бег сам по себе становился источником компульсивности и беспокойства». Во время отпуска в Мексике Нолан наконец сдалась. Она начала принимать лекарства и пересмотрела свои отношения с бегом. «Сейчас я гораздо проще отношусь к ежедневным пробегам и тренировочным планам. Я использую бег, когда мне нужно отдохнуть или сосредоточиться», – говорит она.

Трезвый взгляд на бег

Неудачи в беге – вовсе не единственный признак того, что вы слишком полагаетесь на него. Может случиться и обратное: вы так хорошо бегаете, что почти сознательно игнорируете все остальное в своей жизни.

Быстрее всего я бегал, когда мне было около тридцати. Я всегда считал, что личные рекорды мотивируют гораздо больше, чем стремление занять какое-то место в соревновании. Тогда последнее в основном определялось тем, кто еще участвовал и, что еще важнее, кто не участвовал в забеге. Иногда я оказывался победителем, иногда финишировал двенадцатым, порой третьим. Были ребята, которых я ожидаемо должен был обойти, но не потому, что я по природе своей любил конкурировать, и не потому, что чувствовал свое превосходство над ними. Просто они обычно финишировали позади меня. И если у них недавно не произошло очевидного рывка вперед, их победа надо мной означала бы, что в тот день я бежал недостаточно близко к своему потенциалу. Глубинную потребность побеждать других только потому, что мы занимаемся одним и тем же делом, нельзя назвать одной из определяющих черт моей личности.

Но пытаться бежать быстрее, чем раньше? Это меня захватывает. Как только я установил свой личный рекорд на дистанции 10 000 метров на отметке 31:40, я поставил перед собой цель преодолеть эту дистанцию за 31 минуту. В старших классах моей первой большой целью было пробить 5:00 в забеге на милю (1,6 км). Пробежать 10 000 метров за 31 минуту означало превосходить темп в пять минут на милю на протяжении 10 километров. Мне нравилась такая формулировка. И нравилось думать о том, как возросли мои возможности за десять лет после окончания школы.

Я знал, что для достижения этой цели мне нужно увеличить километраж. За несколько месяцев я дошел до того, что мог регулярно пробегать 160 километров в неделю, при этом дважды в неделю проводить тяжелые тренировки и сохранять такое же качество длительных пробежек по выходным, как и при километраже 110–130 километров в неделю, что было моей нормой в предыдущие несколько лет. Когда осенью 1991 года я пробежал 10 000 метров на шоссе за 30:57, я был в экстазе: не столько скакал от радости, сколько испытывал тихое внутреннее удовлетворение от достижения личностно значимой цели.

Прилагая усилия, я чувствовал себя почти неутомимым. Обычно я как будто плыл по течению в темпе около 6:30 на милю, пока не наступало время останавливаться. Бег всегда был для меня особым времяпрепровождением, но теперь одна или две пробежки в день часто становились главным событием дня. Я ощущал в себе мастерство, которое приносило мне больше удовлетворения, чем что-либо еще.

И вот тут-то мне и следовало понять, что это знак. По идее, ощущение силы, которое мне давал бег, могло бы помочь в других сферах. Когда, как это часто случалось, работа, отношения или жизнь в целом казались бессмысленными или тупиковыми, я должен был сказать себе, что нужно не терять надежды и продолжать работать, ведь если прорыв возможен в беге, то он не исключен и в других сферах.

Вместо этого я игнорировал происходящее. Когда я чувствовал знакомую тоску по более удовлетворительной жизни, то говорил себе: «Да ладно, ты пробил тридцать одну минуту – разве все так уж плохо?» В результате я был несчастен большую часть времени, когда не бегал, в том числе когда пытался спать. А отсутствие прогресса в других сферах моей жизни только подстегивало меня еще больше сосредоточиться на беге, единственной области, где я всегда чувствовал себя способным сделать мир таким, каким я хотел его видеть. На работе я думал о том, где и как далеко я буду бегать, когда рабочий день наконец закончится. По выходным я был счастлив ехать в любую даль, чтобы бегать с кем-то, поскольку тогда я возвращался домой не раньше полудня, а это означало, что до дневной пробежки оставалось меньше времени.

Начало конца моей иллюзии бегуна пришлось на самый пик, когда в марте 1993 года я победил в престижном местном забеге на 20 километров. Я решил не останавливаться на достигнутом и поставить перед собой цель превзойти то, что тогда было самым большим недельным пробегом в моей жизни: 198 километров. В следующие шесть дней я пробежал 174 километра. Была середина марта; к несчастью, через шесть дней на Вашингтон обрушилась страшная снежная буря. Кое-как скользя, я неуклюже пробежал 17 километров утром и еще более неуклюже 10 километров вечером и завершил неделю с пробегом 201 километр.