Баба Люба. Вернуть СССР 4 (СИ) - Фонд А.

— Зачем же суд? — нахмурилась Шмакова, — детей мы вам вернули. По роно провели внутреннюю проверку. Все виновные наказаны.

— Петров? — посмотрела на неё я.

— Уволен по собственному желанию, — быстро сказала Шмакова и довольно усмехнулась.

Видя, как дёрнулось моё лицо, быстро сказала:

— За него можете не беспокоиться. Он для вас опасности больше не представляет.

— Вот и замечательно, — с облегчением выдохнула я и уточнила, — а куда он делся?

— Говорят, где-то в областном центе в частном бизнесе устроился. Юрконсультантом.

— Понятно, — вздохнула я. Чёрт, ниточка порвалась.

— А что по той кляузе? Кто на меня её написал и что именно? — спросила я.

— Мы не оглашаем личности осведомителей, — ответила Шмакова, — у нас так по инструкции положено.

— Понимаете, Александра Викторовна, я должна знать своих врагов, — нацепив просительную улыбку, сказала я, — вы не думайте, я же не враг себе и вам, я разбираться не пойду. Зато, если я буду знать, кто это, я буду при этих людях более осторожна. А, может, вообще с ними подружиться надо. Ведь они могут продолжить гадить и дальше…

Я так горячо убеждала её, что она, подумав, сказала:

— Нет. Это категорически запрещено, — и подмигнула мне.

Затем она встала, торопливо вытащила из сейфа другую папочку, значительно потоньше. Достала оттуда сложенный вчетверо листочек из обычной ученической тетрадки. Раскрыла его и положила на столе. Затем громко сказала:

— Вышел новый приказ о дополнительных гарантиях по социальной поддержке детей сирот. Я сейчас принесу копию. Как опекун троих детей, вы должны ознакомиться под подпись. Подождите меня буквально две минуты, я сейчас вернусь, — с этими словами она выразительно посмотрела на меня и вышла из кабинета.

Я осталась одна, схватила листочек и принялась разбирать корявый почерк.

Ивановна!

Я так и знала!

Я мчалась домой, словно торпеда. Только не туда, где мы живём сейчас, а на мой старый адрес. В бывшую квартиру Скорохода.

В своих мечтах я уже видела, как таскаю гнусную старуху за волосы.

Честно говоря, мне хотелось прострелить ей колено. Но я понимала, что наврежу только сама себе.

Возле подъезда никого не было. Я быстренько поднялась на второй этаж.

И замерла: в подъезде от моей квартиры пёрло жаренной селёдкой и дешевой водярой. За дверью хором под гитару с надрывом пели мужскими голосами пьяные студенты.

Я пару минут постояла на площадке и у меня от шума и вони разболелась голова.

Довольная улыбка зазмеилась по моим губам.

Глава 25

Я усмехнулась и позвонила в дверь моей старой квартиры.

Сначала не происходило ничего, но я настойчиво нажимала и нажимала.

Наконец, меня, очевидно, таки услышали, хоровое пение и музыка стихли и через минуту дверь распахнулась.

На пороге стоял взлохмаченный Вовка, один из моих квартирантов. Он учился в калиновском железнодорожном техникуме, и я его пустила жить на квартиру взамен оплаты коммунальных услуг, а также по договорённости выполнять некоторые мои специфические условия.

И сейчас, увидев меня, он расплылся в пьяненькой радостной улыбке:

— О! Любовь Васильевна! Приветики! — с энтузиазмом заорал он, — а мы тут это… как раз контракт выполняем!

В квартире услышали и грохнули со смеху.

— Я вижу, — кивнула я, — молодцы. Продолжайте.

— Зайдёте? — спросил он, чуть отступая вглубь квартиры. — У нас и портвейн, если что есть! Целых полбутылки!

— Нет, я просто заглянула, — покачала головой я, — не люблю вторгаться в чужое пространство. Да и портвейн не люблю.

— Так это же ваша квартира! — воскликнул Вовка и чуть покачнулся, но удержался, крепко ухватившись за дверной косяк.

— Пока вы выполняете наши договорённости и платите за коммуналку — она ваша, — усмехнулась я.

— У меня мировая хозяйка! — радостно воскликнул Вовка. — Завидуйте, мужики!

Реплика предназначалась его гостям, но от усердия, он выкрикнул уж слишком громко. Дверь в соседней квартире моментально раскрылась и оттуда выскочила Раиска. Увидев меня, она аж остолбенела:

— Ты! — выпалила она.

— Я, — скромно сказала я и зловеще спросила. — А где Ивановна?

Райка напряглась, но ответила твёрдо:

— Она не может сама себя обхаживать, поэтому её в Павловку пришлось сдать.

Я вздрогнула и зябко поёжилась. Павловка — это один из домов престарелых в нашем районе. Причём это специализированное учреждение для душевнобольных стариков. И старики, что попадают туда, больше никогда оттуда не выходят. Да и живут они там обычно недолго.

Так что судьба Ивановны незавидна.

— Твои квартиранты меня задолбали, — возмущённо пожаловалась Райка.

Я прищурилась и спросила:

— А заявление на меня в опеку кто писал? Ты?

— Нет! Не я! — чуть ли не со слезами в голосе воскликнула Райка и перекрестилась, — богом клянусь!

Если бы я не знала Райку, то поверила бы.

Поэтому ответила я ей так:

— А квартиру эту ты на себя уже оформила?

— Мы родственники! — вспылила Райка, — а я единственная родня у неё!

— Тогда советую тебе, Раиса, как можно быстрее продать эту квартиру. А то пацаны у меня живут до конца сессии и всё. А следующих квартирантов я найду ещё «лучше».

— Куда уж лучше! — буркнула Райка, но задумалась.

— Да много вариантов: цыгане, вьетнамцы… или вообще под бар продам.

Райку аж перекосило.

— Я не шучу, — мрачно сказала я.

— Хорошо, я постараюсь продать до конца года, — проворчала Райка, — а ты скажи этим своим архаровцам, пусть прекращают по ночам орать песни под гитару.

— Я не буду им ничего говорить, — покачала головой я, — дело молодое, мы все такими были. Пусть развлекаются парни, пока могут. А вот ты съезжай отсюда, Раиса. По-хорошему говорю, съезжай. Это первое и последнее предупреждение!

Я шла по улице и думала: вот оно как в жизни бывает. Сделала я Ивановне добро, просто так, бескорыстно сделала. Жаль было пожилую женщину. А она как мне отплатила? Мало того, что опозорить в «Союзе истинных христиан» пыталась, на детей моих в опеку кляузы писала, обзывалась, проклинала, жить не давала. И вот прилетела ответочка. Так что закон бумеранга в жизни всё равно работает.

Вот не повела бы себя так — жила бы сейчас в своей квартире, женщины из «Союза истинных Христиан» ходили бы к ней, готовили, убирали, смотрели бы за ней, общались. И умерла бы она в собственной квартире, в мягонькой кроватке, перед телевизором, в привычной обстановке и в комфорте.

А так я даже подумать боюсь, какие там условия.

Так что прежде, чем делать кому-то гадость, нужно сто раз подумать, чем всё в результате может обернуться.

Это происшествие, если честно выбило меня из колеи на весь день. Но когда подошла установленная дата, я взяла отгулы, собралась и поехала в Москву.

— Добрый день, — поздоровалась я, входя в приёмную.

Там, за столом сидел представительный мужчина средних лет в добротном деловом костюме, белой рубашке и при галстуке. Он что-то писал и при моём появлении поднял голову:

— У вас назначено? — спросил он.

— Да, на это время, — кивнула я, — я звонила и просила записать.

— Тогда ожидайте, — он сверил мои данные со своими записями и кивнул на мягкий диванчик в приёмной, — могу предложить чай или кофе, Любовь Васильевна. У Владимира Вольфовича ещё совещание не закончилось. Это минут десять-пятнадцать примерно.

— Благодарю, не надо, — отказалась я, не желая гонять секретаря.

Он вернулся к своим делам, а я уселась на диванчик.

Прошло несколько минут и я, наконец, не выдержала:

— Извините, а вы Петров?

— Нет, — секретарь удивлённо поднял голову и посмотрел на меня. — Петров недавно уволился и срочно уехал за границу. А что такое? Может, я чем-то смогу вам помочь?

— Да так. Ничего, — вздохнула я. — Просто спросила.