Баба Люба. Вернуть СССР 4 (СИ) - Фонд А.

— Да всё просто, здесь нужно иметь чутьё, — дипломатично сказала я (ну не буду же я ей рассказывать правду).

— Вот ты умная, Любка! — с восхищением сказала галка. — Не зря тебя аж с секретариата от самого Жириновского искали.

Глава 23

На работу я сегодня пришла в рассеянном состоянии. Давила гадская кучка проблем, которая навалилась на меня сразу, и которую нужно было решать. Но вот в чём парадокс: чем больше я эти проблемы решала, тем больше образовывалось новых. Это напоминало легендарный бой Геракла с Медузой Горгоной. Когда на месте отрубленной головы появлялось несколько новых. Только вот у Геракла проблем явно было меньше.

В отделе кадров сидела Таиска. Сегодня она была при полном параде: в атласной лиловой блузке с огромным бантом на шее, сидела и пила чай с пироженками «Картошка». На лице у неё блуждала мечтательная улыбка. Она была похожа на объевшегося сметаной довольного кота.

— Ну что там? — аж подпрыгивала от нетерпения я. — Как всё прошло? Рассказывай!

— Готовь костюм! — хихикнула Таисия и с еле сдерживаемым триумфом посмотрела на меня.

— У тебя получилось? — ахнула я.

— А то! — с важным видом заявила Таисия и с усмешкой добавила, — у меня не просто получилось, Люба! В пятницу мы с Алёшей идём знакомиться с его мамой!

— Вот это да! — восхитилась я. — Быстро как ты его!

— Так что завтра приноси костюм. Пойду знакомиться к его маме в новом костюме. Мне кажется, это будет очень даже символично.

— Э, нет, — покачала головой я, — знакомство с мамой — это ещё ничего не значит. Вот когда вы перестанете скрывать свои отношения от коллектива и подадите заявление в ЗАГС, я сразу же принесу костюм.

Таисия надулась, но спорить со мной не стала, ведь в моих словах был резон.

Свет опять на весь день выключили. Я заметила, что чем дальше, тем больше стали нарушать график и всё длиннее стали периоды без электричества. Поэтому мы все опять разошлись по домам, кроме дежурных. Вот большой плюс в это смутное время был в том, что почти никто в бюджетных структурах нормально не работал, контроля практически не было, а там, где работали, то больше занимались тем, чтобы набить свои карманы.

Отметившись на работе и поболтав с Таисией, я прямиком отправилась в больницу. Нужно было разузнать о Любашиных непутёвых родственниках.

Больница встретила меня суетой и ядрёным запахом хлорки пополам с чем-то нашатырным. Аж глаза заслезились. Что это у них за дезинфекция такая убойная? Борются с эпидемией или грядёт проверка «сверху»?

Стараясь не дышать слишком уж глубоко, я осмотрелась. Вот уж где рабочий день был в самом разгаре. Более того, в коридорах свет был, правда тусклый. Я сперва даже не поняла, в чём тут дело, но потом сообразила, что в больнице ведь работает автономный генератор. Ну, всё правильно, а иначе как они операции проводят?

Я торопливо прошла по знакомым холодным сумрачным коридорам и вышла к отделению, где держали Тамаркиного мужа, Владимира.

— Как он? — спросила я усталого врача в застиранном белом халате с подозрительным пятном на рукаве.

— В коме, — хмуро ответил тот и, чуть помявшись, добавил, — Любовь Васильевна, я хотел с вами обсудить проблему… эммм… так сказать этического характера…

— Слушаю, — кивнула я, уже догадываясь в принципе, к чему он ведёт.

— Понимаете, мы не можем бесконечно держать его на аппарате искусственного дыхания. Подержим его ещё две с половиной недели, а дальше вам нужно будет принимать решение — отключать его и продолжать держать дальше. Если дальше, то нужно оплачивать всё из своего кармана. У государства нет столько денег.

— А есть надежда, что он придёт в себя? — прямо спросила я.

— Надежда всегда есть, — хмуро ответил врач, избегая смотреть мне в глаза.

— А если честно? — упрямо не сдавалась я.

— Если честно, то скажу так: две трети его головного мозга уже отмерло. Мы поддерживаем его на искусственных аппаратах. Он даже дышать сам не может. Кормим мы его внутривенно. И даже если он чудом придёт в себя, ему придётся заново учиться разговаривать, есть ложкой, ходить на горшок и так далее. Да и то, не факт, что он сможет осознать себя, и тем более вернуться к нормальной полноценной жизни. Максимум — будет, как пятилетний ребёнок.

Я зависла. Я, конечно, человек жалостливый, но обслуживать лет двадцать-тридцать абсолютно чужого человека в состоянии полного овоща, который будет пускать слюни и ходить под себя — не знаю. Но и дать отмашку, считай на убийство — я тоже не готова.

И вот как быть?

— Так что вы решили? — спросил врач.

— Сами понимаете, такое решение принимать единолично я не имею права, — дипломатично ответила я, поморщившись, — вот вы говорите, что две с половиной недели ещё есть?

— Именно так, — подтвердил врач.

— Думаю, за это время мы примем решение на семейном совете, и я вам сообщу.

— Только не затягивайте! — велел врач.

Кажется, он мне не верил. Хотя, с другой стороны, он был опытным в таких делах и знал, чем обычно все такие истории заканчиваются.

После посещения Владимира (ну как посещения, его я лично так и не увидела, но хоть с врачом встретилась и его состояние узнала), я отправилась к Любашиной сестре, непутёвой Тамарке.

Она находилась в другом отделении, в полностью изолированном корпусе. Насколько я понимаю, в Калиновской больнице был типа интернат в неврологическом отделении (где держали Белку) и что-то подобное в психиатрии, где была сейчас Тамара.

Если по поводу Владимира у меня ещё были какие-то сомнения, то вот Тамарку забирать из больницы я не желала прям категорически. Поэтому шла к врачу, настроенная решительно и неумолимо.

Очевидно, нужно было выдержать нешуточную борьбу, чтобы её не вернули мне на руки. Держать больного на голову человека рядом с несовершеннолетними детьми я не собиралась.

Она и раньше, когда кукухой не так поехала, исполняла — то дом у отца обманом продаст, то с какими-то рецидивистами в запой уйдёт. Нет, нафиг мне дома такое счастье.

И, кстати, моя совесть меня совершенно не мучила из-за того, что я с детьми проживаю на её жилплощади.

По дороге к Тамаркиному боксу, я свернула не туда и наткнулась на столовую. Как ни странно, здесь ароматы еды были очень даже ничего.

Заинтригованная, я заглянула — это была столовка для врачей и других медработников. Длинная очередь в белых халатах и синих костюмах с подносами была тому подтверждением.

Я взяла поднос и пристроилась за каким-то пузатым дядькой в белом халате.

Выбор здесь был очень даже ничего, порции просто огромные и цены совсем не кусались.

Вот и чудненько.

Я с удовольствием взяла порцию горохового супа с сухариками и укропом, картофельного пюре с подливой и большой котлетой, салат из кислой капусты, стакан компота и сахарную булочку.

Когда подошла моя очередь платить, кассирша, корпулентная бабища, с подозрением посмотрела на меня:

— Вы разве медработник? — мрачно спросила она и перевела красноречивый взгляд на мой груженный едой поднос.

Мужик, что стоял впереди меня и уже собрался уходить, аж обернулся.

— Не совсем, — ответила я, краснея, — уборщица я.

И, когда мужик ушел искать столик, я, понизив голос до шепота, наклонилась ближе к кассирше и зачем-то добавила:

— В морге.

Лицо кассирши вытянулось, и она торопливо посчитала мне сумму.

Я оплатила, взяла поднос и отправилась искать свободный столик. Но, так как народу сейчас обедало много, то сделать это было непросто.

— Здесь есть свободное место! — тот пузатый дядькой в белом халате, который стоял впереди меня, кивнул на свободное место за двухместным столиком.

— Спасибо, — поблагодарила я и пристроилась напротив.

— А вы в каком отделе работаете? — внезапно спросил он.

Я напряглась. Мою шутку про морг он не слышал. Если сейчас скажу, к примеру, в хирургическом, то вполне вероятно, что он там тоже работает и сразу уличит меня во вранье. Нет, я не думаю, что у меня отберут поднос с едой и выгонят из столовой, но всё равно это будет неприятно. А если скажу правду, то опять же будет стыдновато, что соврала кассирше.