Баба Люба. Вернуть СССР 4 (СИ) - Фонд А.

Кроме того, нужно съездить к Любашиному отцу в деревню. Успокоить старика, да заодно и кое-каких овощей-солений набрать, а то подъели уже хорошо так. Но тут опять сложный момент — выезжать мне за пределы Калинова нельзя. Подписка о невыезде. И вот как быть? А ехать надо, и то срочно. Он же волнуется, пожилой человек.

Но, наверное, самая большая на данный момент проблема — это убийство Всеволода Спиридоновича. Я на сто процентов уверена, что убийца — лучезарная Марина. Она к нему явно неравнодушна была, но он ею пренебрегал. А со мной проворачивал некоторые подпольные делишки. Как с тем письмом, на пример. И Марина вполне могла решить, что у нас романтические отношения. И подставить убийство старейшины «Союза истинных христиан» так, чтобы подозрение падало на меня. И здесь теперь самая большая проблема — как снять с себя подозрение в убийстве?

Ещё одна нерешённая проблема, а точнее их две — это Любашина сестра, беспутная Тамарка и её муж Владимир. Нужно прямо на этой неделе разузнать, как там у них дела. Когда я уезжала, Владимир был в коме, а Тамарка — в дурке.

Вдобавок, нужно срочно увидеться с Галкой, поблагодарить её и подарить презент. Молодец она, поддержала Любашиного отца в трудную минуту. А это дорогого стоит. Такие друзья на вес золота. А я уже второй день, как вернулась, а её всё ещё не поблагодарила даже. Свинство.

Также, нерешённой остается вопрос с Алексеем Петровичем. То, что Таисия решила его «отбить» взамен костюма — прекрасно, но вся эта суперстратегия может сорваться в любой момент. Поэтому на сто процентов быть уверенной нельзя.

Более того, меня сильно беспокоит секретарь Жириновского. Фамилия у него Петров. И тот плюгавенький тип, который детей моих в детдом отправил — тоже Петров. Совпадение? Или это один и тот же человек? Или я зря паникую и это однофамильцы? И вот как мне проверить?

И, кстати, этого Петрова, который из опеки, я точно где-то видела. Вопрос только — где? А ответ найти пока не могу.

С Жириновским тоже надо вопросы порешать. Я отправила ему перед отъездом письмо. Прошло уже почти четыре недели. Месяц, считай. И ни ответа, ни привета. Непонятно, как он отреагировал. Или письмо к нему не попало? Если да, то почему? Опять Петров? И что мне тогда делать? Писать новое письмо? Искать личной встречи? Ещё подождать? Вот как быть?

Дополнительно меня начинает напрягать поведение Пивоварова. Да, он мне помог, причём столько помог, сколько никто другой за обе мои жизни никогда не помогал. Вот это то и странно. Интересно, что ему от меня надо? В любовь и прочую романтическую чепуху я не верю. Стар он для этого. Во-вторых, никаких поводов он мне что-то такое заподозрить не давал. Тогда что? Что?

Но самая сложная и масштабная задача — это то, что к возвращению СССР я так и не продвинулась. Да, мы утопили США в дерьме, да, запустили туда долгоносиков. Но это ни о чём. Капля в море. А время, отпущенное мне, идёт. И мои внучата могут так и остаться без отца…

Я так задумалась, что вместо того, чтобы пойти домой, к детям, автоматически свернула на улицу Комсомольскую. И очнулась только, когда поняла, что стою я у подъезда дома четыре.

Невзирая на погоду, мои соседки, старушки-веселушки, стойко несли боевое дежурство.

— О! Да это же Любаша! — всплеснула руками пухленькая Клавдия Тимофеевна.

— И то правда, — удивилась её напарница по дежурствах на лавочке, суетливая Варвара Сидоровна. — А ты откуда это взялась, Любка?

— Добрый вечер, — вежливо поздоровалась я, — да вот мимо шла, дай думаю, зайду, гляну, как там мои квартиранты…

— О! — картинно закатила глаза Клавдия Тимофеевна, и для дополнительного веса своим словам, удручённо покачала головой.

— Что, квартиру мою разнесли? — не поняла я.

— Лучше бы разнесли! — хохотнула Клавдия Тимофеевна, — так-то там всё в порядке, не беспокойся. Моя невестка недавно заходила туда, счётчик проверяла, она сейчас РЭСе работает и квартиры все обходит.

— Так, а что тогда?

— А это ты у Ивановны спроси! — хохотнула Варвара Сидоровна.

Клавдия Тимофеевна подхватила смех тоже. Они переглянулись между собой, продолжая смеяться.

— Да я лучше у квартирантов моих спрошу, — отмахнулась я.

— А их ещё с учёбы нету, — светским тоном сказала Варвара Сидоровна и добавила, с важным видом, — у них же сегодня пять пар и последней лабораторка по физике, там прогулять никак невозможно, препод сильно злой, так что раньше восьми вечера они не придут.

— Иначе зачёт автоматом не будет, — многозначительно добавила Клавдия Тимофеевна и посмотрела на Варвару Сидоровну с демонстративным превосходством.

Та фыркнула и надулась.

— Ясно, поняла, — пробормотала я, а сама восхитилась знаниями старушек.

Во, блин, Штирлицы какие!

А дома был Ричард.

Я тихо вошла в квартиру и услышала, что они все втроём собрались на кухне и как Белка спрашивает:

— А какая она, мама?

И Анжелика ей отвечает:

— Красивая, богатая, чужая…

Глава 22

Мы все дружно сидели сейчас на кухне. Уютно потрескивали две тоненькие свечи: свет опять отключили, но квартира уже была нами обжита, звучали детские голоса, смех, пол был чисто вымыт, а кухню заполнили вкусные запахи, — поэтому дом наш был очень даже уютный и милый. Более того, именно отсветы язычков пламени на стенах придавали обстановке некую таинственную загадочность, словно в сказочном домике.

— И как там было, в детдоме? — спросила я у Ричарда.

— Ой, даже вспоминать не хочу, — нахмурился он и раздражённо макнул оладушку в варенье из крыжовника.

Я смотрела на него, как он исхудал и вытянулся, на притихшую Белку, которая счастливыми глазами наблюдала за всеми нами, и мне было сейчас очень хорошо и спокойно.

— Но хоть кормили нормально? — продолжала беспокоиться я и повернула тарелку с оладушками так, чтобы они были к нему поближе.

— Да какое там нормально! — возмущённо ответил Ричард и от досады запихнул в рот всю оладушку целиком.

Он сделал паузу, пытаясь быстро прожевать. Могучим усилием воли проглотив всё целиком, торопливо продолжил жаловаться:

— Там же и борщ, и каша — всё без мяса! И не вкусно, ужас. А на завтрак только манку дают. С комками! И какао без сахара, зато с плёнками!

— Бэ-э-э-э! — скривилась Изабелла. Как и Ричард, манку и какао она тоже ненавидела всем своим детским сердцем.

— А как же ты выживал там, бедняжка ты моя? — жалостливо спросила я.

— А там рядом магазинчик был, продуктовый, — смущённо сказал Ричард, — и там кисель продавался, такой, ну ты знаешь… в брикетиках, клубничный. У меня было немного денег, помнишь, мама Люба, я у тебя на видеофильмы просил?

Я кивнула, мол, да, было такое.

— Так вот я их потратить тогда не успел. Мы с Федькой через забор в саду перелезали и туда в магазин бегали.

— А где же ты этот кисель готовил? — удивилась я. — Вряд ли вас на кухню пускали…

— Да зачем готовить? Я и так грыз…

У меня аж сердце сжалось. Бедный ребёнок!

— Бери ещё оладушки, — я сердобольно пододвинула тарелку поближе к Ричарду.

Вот уж кто был ценитель моей стряпни. Анжелика начала соблюдать фигуру, Изабелла была едок ещё тот, зато растущий организм Ричарда сметал всё подряд. Да уж, несладко ему пришлось в детдоме.

— Анжелика, а почему ты маму не сфотографировала? — вдруг ни с того, ни с сего брякнула Белка.

Ричард чуть чаем не поперхнулся. Но тоже вопросительно посмотрел на старшую сестру.

Та вспыхнула и покраснела:

— Не получилось… — стараясь не встречаться взглядом с глазами Белки, промямлила она.

— Ну да, ты-то с мамой встретилась, а вон Белка её даже никогда в жизни и не видела! — упрекнул её Ричард и отодвинул от себя опустевшую тарелку из-под оладушек.

Анжелика не нашлась что и сказать — упрёк был, как говорится, в точку.

Я срочно пришла на выручку:

— Мы планировали, Ричард. Конечно же, планировали. Но ты ведь помнишь про экологическую катастрофу в городе, когда канализацию там прорвало? И вашей маме пришлось срочно эвакуироваться, иначе единственную дорогу по дамбе перекрыли бы. Там мощный катаклизм случился, — отмазала мать-кукушку я (какая эта мать не есть, но она их родила и авторитет в глазах детей ронять непедагогично, пусть сами, как подрастут, делают выводы).