Батарейцы - Николай Петрович Варягов

его ранило, осколком. Мучает жажда, а воды ему нельзя.

Ахметов склонился над Быстровым:

— Потерпи немного. Скоро в медсанбат, там врачи, — говорил Каким, смачивая водой из фляги бинт. Обтирая припухшие губы раненого, продолжал: — Нельзя тебе воды, нельзя.

— Спасибо и за это, Каким, — заговорил слабым голосом Быстров. — Кваску бы сейчас, холодного, со льдом.

— Идите, товарищ капитан, — вновь дал знать о себе Иван Зубок. — Там вы нужнее, идите.

— Иду, Иван Терентьевич. Иду!

Волков позвал Ахметова. Тот подошел, по привычке вытянул руки по швам. Губы его подрагивали, хотя лицо и было спокойным.

— Держись тут, Каким. Опирайся на Ивана Терентьевича. Он человек надежный.

Капитан вышел из блиндажа и заспешил к орудиям.

На правом фланге в полный голос частил ручной пулемет. Рядом ухнуло орудие. «Опять немцы пошли», — понял Волков и прибавил шагу.

Батарея сражалась с врагом. Но все туже стягивалось кольцо окружения. Переползая от взвода к взводу, от группы к группе, Волков всматривался в лица солдат, вслушивался в их голоса и радовался за них. На лицах не было заметно растерянности, страха.

— Товарищ капитан, — подошел командир орудия младший сержант Николай Фролов. — Вы поосторожней, фриц засел совсем рядом. Двоих наших ранил. Вот по этой лощинке идите. Кончится она, сверните направо. Там и будет орудие Закутского.

С рассветом противник усилил натиск. В рукопашной схватке погибли командир взвода управления лейтенант Сергей Шапар и старшина батареи Иван Кулишенко. Не стало и лейтенанта Семена Кириченко.

Фашисты наседали. Редела семья батарейцев. Настали минуты, когда Волков остался вдвоем со старшим сержантом Ефимом Железняком. Гитлеровцы предложили им прекратить сопротивление, сдаться или уйти с их пути.

— Ишь чего захотели, Ефим! — обернулся капитан к Железняку. — Пропустить? Шалишь, фашист! Слишком ты много задолжал нам.

— Товарищ капитан, уходите, я прикрою, — обернулся к командиру батареи Железняк.

— Куда уходить, Ефим Зиновьевич? Батарею бросить? Раненых? Да ни за что!

Рядом разорвалась граната. Осколки полоснули по брустверу. Старший сержант застонал и сполз на дно окопа. «Взять живым! — крикнули по-немецки. — Этот офицер нам нужен». По лицу Волкова, понявшего смысл слов, пробежала горькая улыбка. Павел Семенович поморщился от ноющей раны на голове.

— Ничего у вас не выйдет, гады! — выдохнул он. — Живым в руки не дамся!

Прыгнувшего из-за кустов гитлеровца Волков свалил рукояткой пистолета. И тут же мелькнула мысль: «В окопе скрутят». Капитан выскочил на бруствер, в упор начал стрелять по фашистам, но что-то жаркое толкнуло его в грудь и живот. Боли не почувствовал; лишь когда ударился головой о развороченную взрывом землю, захотел вспомнить что-то ясное, чистое, синее, но не мог, как ни напрягал мозг.

Подбежавшие гитлеровцы столпились вокруг смотревшего в весеннее небо советского офицера, продолжавшего улыбаться. Кто знает, что видел комбат в эти последние мгновения своей жизни? Может, вспомнил родной край, село Ново-Еловку, что привольно раскинулось в лесных просторах Красноярского края, школу, жену Татьяну… А может, улыбался, сознавая, что до конца исполнил свой воинский долг… Гитлеровский офицер повел было автоматом к лицу капитана, но вдруг опустил оружие, обернулся к солдатам и выдохнул:

— Форвертс!.. — Вперед!..

Заместитель командира полка по политической части в донесении в этот день запишет:

«Смертью храбрых погиб кандидат в члены ВКП(б), командир батареи Павел Семенович Волков. Вокруг места его гибели после боя были обнаружены трупы сорока немецких солдат».

Перед батареей старшего лейтенанта Андрея Борисенко фашисты появились утром. Колонна шла по шоссе темно-зеленой массой, заполняя не только проезжую часть, но и обочины. Впереди двигались офицер с поднятым белым флагом и два солдата.

— Никак, идут сдаваться? — тронул комбата за плечо комсорг капитан Марк Спитковский.

Борисенко продолжал рассматривать в бинокль врага, с ответом не торопился. Что-то настораживало его: то ли непрекращающийся гул боя на рубежах соседних батарей, то ли рокот двигателей боевых машин, замыкавших выползавшую из лесу колонну.

— Кто знает, — размышлял вслух офицер, — что у гитлеровцев на уме.

— Да ты не сомневайся, Андрей, — нетерпеливо продолжал Спитковский. — Дай-ка лучше пару солдат, и пойду принимать капитуляцию. Эх, фотоаппарат не прихватил. Хорошая память осталась бы о конце войны.

— Не рано ли, комсорг, размечтался?

— Да ну тебя. Смотри, сколько немцев. Почитай, свыше полутысячи. И без единого выстрела сопроводим в штаб. Вот увидишь.

— Хорошо, — немного поколебавшись, согласился комбат. — Выделю ребят, однако будь осторожен. В случае чего действуй по обстановке. Да и мы рядом, прикроем.

Борисенко посмотрел на стоявшего в траншее командира взвода управления старшего лейтенанта Кровицкого:

— Боря, выдели двоих в распоряжение Спитковского. Да попроворнее. Пойдут капитуляцию принимать.

Вскоре разведчик и связист вместе с комсоргом полка, провожаемые молчаливыми взглядами товарищей, двинулись навстречу вражеской колонне. Шли посредине дороги. Твердо, уверенно, как и подобает советскому солдату, хотя тревожный холодок сжимал сердце.

Гитлеровцы все ближе и ближе. Уже видны их лица — худые, озлобленные.

— Кажется, пронесло, — облегченно вздохнул Спитковский.

Но тут неожиданно гитлеровский офицер опустил белый флаг.

Колонна на глазах начала рассыпаться. Застучали выстрелы, в воздухе засвистели пули.

— Ложись! — крикнул Спитковский.

Парламентеры бросились к придорожным кустам. Пули, сбивая с кустарника листву и сучья, ложились все ближе и ближе. Спитковский упал в канаву, ушиб колено, но даже не поморщился от боли. И тут же обернулся к бойцам:

— Не задело, ребята?

— Нет, — послышалось в ответ.

— Тогда к бою.

«Попали, как кур во щи, — досадовал Марк. — Недаром предупреждал нас Андрей. Ничего, выдюжим. Оружие есть. Да и наши в обиду не дадут».

Как бы в ответ на его мысли по фашистам ударили орудия батареи, со стороны боевого охранения застучали пулеметы и автоматы, отсекая путь фашистам, бросившимся навстречу группе.

— По пехоте!.. Осколочным, — командовал старший сержант Владимир Фалько, — огонь!

— Получайте! — изо всех сил нажимал на спусковой рычаг наводчик орудия красноармеец Василий Карпенко.

Рядом вело огонь орудие старшего сержанта Владимира Сенатского. Наводчик орудия красноармеец Иван Задорожный, посылая по гитлеровцам снаряд за снарядом, приговаривал:

— Это вам за подлость, за наших ребят, сволочи!

Борисенко беспокоило положение группы капитана Спитковского. Фашисты все ближе и ближе подбирались к месту, где она залегла. У ребят вот-вот кончатся патроны — пошли-то налегке.

Комбат окликнул старшего лейтенанта Кровицкого.

— Боря, остаешься за меня. Я — к Спитковскому. Прикрой нас.

По пути к парламентерам комбат взял разведчиков из взвода управления, двух номеров из расчета старшего сержанта Сенатского. К месту схватки прибыли, когда гитлеровцы обходили группу Спитковского с флангов, намереваясь взять всех в плен.

— Шалишь, гад! — полоснул Борисенко очередью по скапливающемся в небольшой выемке гитлеровцам.

Рядом стучали автоматы Задорожного и других бойцов. Под натиском группы Борисенко