Тайный детонатор - Владимир Васильевич Каржавин

точку! Когда Сергей показал фотографию Воропаева, грузный, неприятный на вид приемщик, не раздумывая, пробасил:

— Помню этого типа. Вчера чемодан сдавал. Привередливый такой.

— Почему привередливый? — спросил Дружинин и почувствовал, как забилось сердце.

Приемщик пояснил:

— Подает мне чемодан и все приговаривает: осторожней, осторожней. Я ему: да не боись, папаша. А он как взорвется: ты мне не тычь! Я с тобой гусей не пас!

Чемодан с ручкой, замотанной синей изолентой, скромно стоял на верхней полке. Забрать его можно было только после составления акта изъятия. Для этого Дружинин пригласил начальника станционного отделения милиции. Уже в самом отделении чемодан водрузили на стол и раскрыли. Сергей убрал несколько пакетов, в которые были уложены спортивный костюм, смена белья, сорочки и прочие вещи, до которых ему не было дела. Его интересовало совсем другое.

Он недолго смотрел на то, что оставалось внутри. То же самое, что и на квартире Воропаева, только меньших размеров. Милицейский начальник, немолодой капитан, и двое его подчиненных с удивлением смотрели на незнакомые детали и агрегаты, что в сборе назывались источником инфразвука.

— Это, товарищ майор, то, что вы искали? — спросил у Дружинина начальник милиции.

— Именно то.

— И что теперь?

— Что теперь? Теперь все ясно, — облегченно вздохнул Сергей и начал укладывать пакеты с вещами обратно в чемодан.

Это был не допрос — скорее, разговор. Протокол не писали, допросы под протокол пойдут после, когда к делу подключатся следователи КГБ и прокурор области. И комната, где сидели Банных, Дружинин и напротив них Воропаев, совсем не походила на камеру следственного изолятора.

Первую минуту Сергей Дружинин вглядывался, внимательно изучая человека, который более трех месяцев был, как говорят, за кадром. Воропаев внешне выглядел спокойным. А может, просто казался таким. Наконец Банных едва заметным кивком дал понять: начинай.

— Юрий Григорьевич, мы могли бы сейчас выложить на стол все вещественные доказательства, все письменные показания свидетелей, все заключения экспертов по поводу содеянного вами. Мы прекрасно знаем, как, каким образом вы толкнули на преступления граждан Крохмаля, Ходынского и Борисенкова. Но этим займутся следователи. А мы хотим только одного: понять, зачем вы это делали?

Говорил Дружинин ровным спокойным голосом, готовый к тому, что Воропаев будет, наоборот, говорить на повышенных тонах, как недавно в своей квартире, и при этом иронично переспрашивать, что значит «делать это». Но Воропаев молчал.

Тогда Сергей положил на стол черный чемодан с синей изолентовой ручкой. Раскрыл.

— Ни я лично, ни товарищ полковник не можем понять, как вы, известный врач и талантливый изобретатель, дошли до такого, что встали на путь преступления?

В это время дверь кабинета приоткрылась, и на пороге показалась знакомая фигура срочно прибывшего Царегородцева. Войдя, он тут же дал знак: «Сидите, сидите, не вставайте» и сам бесшумно присел на свободный стул.

Воропаев по-прежнему молчал, а в разговор вмешался полковник Банных:

— Как вы, человек благородной профессии, врач, вместо того чтобы лечить людей, намеревавшихся совершить дурной поступок, а точнее, преступление, наоборот, толкаете их на совершение этого преступления? Не могу понять.

Воцарилась тишина. Лишь из приоткрытого окна доносились звуки улицы. И вдруг раздался негромкий голос:

— И не поймете.

От неожиданности Дружинин даже вздрогнул. Это Воропаев впервые заговорил.

— Так вы нам поясните, может, и поймем, — в голосе Банных прозвучала ирония… — Объясните, ради какой цели нужно было приносить в жертву жизнь и здоровье невинных людей?

Воропаев поднялся, и это был сильный ход с его стороны. Из обвиняемого он превратился в оратора, выступающего с трибуны.

— Я боролся за демократию в стране, — гордо произнес он.

— Такими методами?

— А какими еще? Наш народ надо всколыхнуть, надо сделать его активным, готовым бороться за свои права! Почему во Франции, в Италии, в других странах Европы при малейшем повышении цен десятки тысяч выходят на демонстрации? А у нас? Народ, как стадо баранов. Куда направят — туда и идет. Знаете анекдот про веревочку для повешения: «Свою из дома взять или казенную дадут?»

— Знаем. Оставьте анекдот при себе.

Но Воропаев все больше распалялся. Стоя, он начал жестикулировать.

— Правда, и у нас есть исключения. Знаете, что произошло в Новочеркасске в июне шестьдесят второго года?

— И это знаем.

— И я тоже знаю. Значит, наш народ что-то может! Надо только его растормошить, сделать активным, привить ему чувство свободы.

— Взрывами?

— А хотя бы и взрывами.

— Но ведь погибнут люди! — Банных тоже начал распаляться.

— И что? Народовольцы тоже устраивали взрывы, бросали бомбы в царя, в градоначальников, в министров. Простые люди тоже при этом страдали. А как иначе?

— Вы плохо знаете историю, — вмешался в разговор Дружинин. — Владимир Ильич Ленин по поводу террористов сказал: «Мы пойдем другим путем».

Воропаев перевел взгляд на Сергея:

— Молодой человек, не надо меня укорять в незнании истории. Да, большевики пошли другим путем. Но они не осудили никого из террористов. Более того, именами Желябова, Каляева, Перовской названы улицы. И молодому поколению подаются они как герои.

Воропаев стих. А Банных решил, что пора сказать главное:

— Гражданин Воропаев, еще не поздно раскаяться, сделать чистосердечное признание.

Воропаев продолжал стоять, как будто сказанное им было последним словом на суде.

— Раскаяться? Мне не в чем раскаиваться! На суде я скажу то же самое, а может быть, и больше. И адвоката мне не надо. Я сам себе адвокат!

Стало ясно — продолжать дальше разговор нет никакого смысла. Банных нажал кнопку звонка. Вошел дежурный.

— Уведите…

Когда Воропаева увели, Царегородцев подошел и, за руку поздоровавшись с Банных и Дружининым, сказал:

— Присядьте, товарищи. Есть разговор. Во-первых, благодарю за успешное завершение операции. Я ее назвал «Операция “Взрыв”».

Банных и Дружинин разом поднялись:

— Служим Советскому Союзу!

Снова присели. Их взоры обратились на срочно прибывшего из Москвы генерал-лейтенанта. И полковник Банных, и майор Дружинин ждали, что скажет Царегородцев. Тот обдумывал недолго. Глянул на часы.

— Сейчас четырнадцать тридцать по местному времени. На двадцать ноль-ноль, — он обратился к Банных, — собирайте актив Управления. Буду выступать. Но, забегая вперед. Давайте поразмыслим: по какой статье классифицировать содеянное Воропаевым? Не буду открывать дискуссию: «Террористический акт» или «Склонение лиц к совершению террористического акта». Юристы разберутся. Дело в другом. Помните события трехмесячной давности? Тогда я вас, майор, отчитал за намек на раннее прекращение дела этого…

— Крохмаля, — подсказал Дружинин.

— Да-да, Крохмаля. А все потому, что у нас в Советском Союзе не было террористических актов. Покарать неверную жену в понятие теракта не входит. Но сейчас, после событий в Краснодаре и в Клину и действий Воропаева, в которых он признался, придется констатировать,