Внебрачная дочь продюсера - Анна Литвиновы

– Давай посмотрим, что там?

– Нет уж, – отрезал Ник, – давай из квартиры сначала выберемся и внизу, в машине, поглядим.

И он направился к двери.

Леся первой вышла из подъезда – детектив галантно пропустил ее вперед. И тут же нос к носу столкнулась с невысоким штатским в белой рубашечке и молодым милиционером в чине капитана.

– Евдокимова Олеся Максимовна? – с исключительной вежливостью спросил мент, козырнув.

Сердце у девушки упало. Она молча кивнула. А тут из подъезда вышел Ник.

– Э, э, – с ходу налетел он на ментов, – что за дела?!

– Документики ваши можно? – не обращая на Кривошеева ни малейшего внимания, вопросил капитан Лесю.

– У меня нет с собой документов… – пробормотала она.

– Да ладно вам, мужики! – воскликнул детектив. – И регистрация у девчонки есть, и прописка. Просто у нее вчера все документы на пожаре сгорели. Но я за нее отвечаю. Я сам мент, бывший, из рядов тоже капитаном уволился. Хотите, мою ксиву посмотрите.

– Гуляй, мужик, мы к тебе претензий не имеем, – скучающе ответствовал капитан. – Пока.

Но отстранить Кривошеева оказалось не так-то просто.

– А мы и штраф на месте заплатить можем. Пятихатки хватит?

– Убийцу пятихаткой не отмажешь, – со значением заявил штатский.

А капитан добавил, обращаясь исключительно к Лесе:

– Вам придется проехать с нами.

Леся почувствовала, что у нее кружится голова.

– Она что, арестована? – вскинулся Кривошеев.

– Пока задержана, – небрежно бросил ему штатский. – По подозрению в серии убийств.

– Да бросьте вы, мужики! – воскликнул Ник. – Какие серийные убийства? Девушка чиста как слеза ребенка. Подполковника Воронина знаете из Центрального округа? Он убийством Брагина занимается, мы вчера с ним чай пили, и он мне божился, что у них в разработке нет никакой девушки вообще.

– Не знаю я никакого Воронина, – равнодушно бросил штатский, а милиционер, взяв опешившую Лесю под локоток, уже препровождал ее к стоящему неподалеку «уазику». Он, как недавно Кривошеев, а чуть раньше – Васечка, распахнул перед ней дверцу авто, только не переднюю, а заднюю, и еще подтолкнул. На сей раз мужская галантность никакого удовольствия ей не доставила.

– А вы откуда, мужики? – растерянно крикнул им вслед Ник. – С Петровки, что ли?

Они не удостоили его ответом. Милиционер и штатский уселись с разных сторон бок о бок с Лесей. Безмолвный шофер в милицейской форме завел движок. Ник прокричал ей что-то – она не расслышала.

Ник подбежал ближе к машине и что-то снова крикнул. Леся опять не расслышала, и только минуту спустя, когда машина выруливала со двора, догадалась по движению губ, что хотел ей сказать Кривошеев:

– Не признавайся ни в чем, Евдокимова! Я тебя вытащу!

Весь остаток дня Леся провела как в тумане. Потом она так и не смогла восстановить последовательность событий. Когда у нее, например, брали отпечатки пальцев? Когда только привезли в ИВС или позже специально для этого выводили из камеры? А вот серебряное колечко изъяли сразу же и заставили расписаться. А когда повели на первый допрос? Вечером того же дня? Или ночью? Или назавтра утром, в субботу? А сколько времени она провела в камере?..

…И ее единственная сокамерница, женщина средних лет, явная наседка, все гундела ей в ухо, и очень убедительно, что не надо ничего от следователя скрывать, а надо все рассказать и покаяться, и тогда ей срок меньше нижнего предела дадут, а может, даже условным наказанием ограничатся… Что это было? Утро, день, ночь, вечер?

А вот первый допрос она запомнила хорошо.

Ее привели в комнату с облупленными стенами и усадили в клетку, которая занимала примерно треть помещения. Там уже ждал человек в штатском с усталыми и проницательными глазами.

– Здравствуйте, Олеся, – неожиданно бархатным голосом проговорил он. – Меня зовут Михаил Николаевич. Вы мне в дочери годитесь, поэтому позвольте называть вас просто по имени?

– Не позволю, – зло сказала девушка.

– Не позволите, и ладно, – легко согласился уступчивый мужчина. – Буду звать вас Олесей Максимовной.

Леся промолчала, вздернув подбородок.

– Ваше положение, Олеся Максимовна, очень серьезное, – начал Михаил Николаевич тихо и размеренно, – и потому я как следователь, ведущий ваше дело, советую прямо сейчас рассказать мне все как на духу. Тогда я смогу оформить ваше задержание как явку с повинной, а явка с повинной, вы, как будущий юрист, должны это знать – является серьезным, смягчающим вину обстоятельством. Кроме того, я буду настаивать, что все убийства вами были совершены: а) в состоянии аффекта, б) являлись следствием превышения пределов необходимой обороны. Разумеется, вам назначат комплексную психолого-психиатрическую экспертизу, а это, увы, штука не из приятных – однако я постараюсь, во-первых, чтобы вам провели ее в наиболее комфортных, насколько это возможно, условиях, а во-вторых, чтобы вас признали вменяемой, потому что принудительное лечение в больнице закрытого типа хуже любой зоны, я вас уверяю. Однако в случае вашего активного сотрудничества со следствием можно будет добиться, я думаю, даже условного наказания или, в худшем случае, ограничиться колонией-поселением… Но, повторяю, только в случае вашей деятельной помощи следствию.

– Я ни в чем не виновата, – упрямо сказала Леся и сжала губы.

– Полагаю, вы имеете основания утверждать это, – легко согласился следователь, – потому что, с вашей точки зрения, убийства действительно совершили не вполне вы, а некто, я бы так выразился, находящийся внутри вас и оживающий в определенных, весьма стрессовых обстоятельствах. Я предполагаю, вы даже могли не сознавать и не помнить, что совершили преступление…

– Не понимаю, о чем вы, – промолвила Леся.

– Осмелюсь заметить: я вижу, что линия защиты, избранная вами, далеко не самая удачная. Позвольте посоветовать вам (на правах не следователя, а старшего товарища, опытного юриста), что именно нужно рассказать вам прямо сейчас. И повторить потом во время суда. Уверяю вас, что другая линия защиты – основанная на чистосердечном раскаянии и деятельном сотрудничестве с органами правопорядка – окажется гораздо более плодотворной – прежде всего для вас, дорогая Олеся, м-м, Максимовна…

Следователь сделал паузу и вопросительно посмотрел на нее, но так как Леся промолчала, продолжил:

– Вы помните, что с вами случилось двадцатого сентября две тысячи первого года в вашем родном городе Т-ске?

Леся дернулась. В голове промелькнуло: «Боже, они и это успели раскопать!»

– Я понимаю, – кивнул Михаил Николаевич, – что воспоминание для вас далеко не из приятных, однако я позволил себе вытащить на свет божий ту историю исключительно ради того, что впоследствии на ней будет базироваться вся ваша защита. Видите, – он улыбнулся и развел руками, – я с вами разговариваю не как представитель прокуратуры, а скорее как адвокат, потому что вы, Олеся Максимовна, мне глубоко симпатичны…

Так как Леся не отвечала, он продолжил:

– Итак, в ту пору вам было четырнадцать лет. Неполная семья, сложности пубертатного периода… Словом, вы тогда, как многие девочки-подростки, почему-то решили, что имеете лишний вес, и стали усердно сгонять его…

Мгновенно в памяти пролетело воспоминание.

Я еду на велосипеде по лесопарку. Шуршат листья. Парк пуст. Лес уже становится прозрачным. Воздух свежий, бодрящий. Порыв ветра срывает с деревьев желтые листья. Они долго летят, кружась…

– Не надо об этом, – хрипло сказала Леся. – Пожалуйста, не надо.

– Не надо так не надо, – легко согласился следователь. – Но вы все помните?

Она кивнула.

– Да, я помню все.

Мама умоляла меня, чтоб я не ездила в парк, – и я ей обещала, что не буду, но сама думала: а что может случиться, ведь я на велике, умчу от любого…

– Одно мгновение, и ты уже… – говорила мама.

В тот день я ехала по пустынной аллее. Впереди вдруг вырисовывались – на фоне желтизны леса – две черные спины. Двое мужчин. Не спеша идут впереди меня. Я их нагоняю.

УГРОЗА – УГРОЗА – СТРАШНО…

Внутренний голос кричал мне. Но я не послушалась его. И не повернула назад. И не свернула в боковую аллею. Я поехала вперед, напрямик.

ЧТО МНЕ БУДЕТ, ВЕДЬ Я НА ВЕЛИКЕ, УМЧУ ОТ ЛЮБОГО…

Мужчины оглянулись и заметили меня. Я никогда не забуду их лиц. Их выражение мне очень не понравилось. Но сворачивать уже было некуда. А разворачиваться и улепетывать – глупо.

БЫЛА НЕ БЫЛА…

Я пронесусь мимо них!

Когда я проезжала мимо, парни даже расступились, давая мне дорогу. Но в ту секунду, когда я поравнялась с ними, один вдруг изо всех сил ударил меня в плечо.