Внебрачная дочь продюсера - Анна Литвиновы

Иван атаковал ее на этот раз особенно самозабвенно. К любви к ее жаркому телу примешивалась горчинка предстоящей разлуки. К радостной мысли о том, что он наставляет рога другу, – зависть к нему: Куприянов уезжает из Союза, а Брагин пока остается…

Лена в последний раз протяжно вскрикнула и изо всех сил сжала плечи Ивана, а потом обмякла и осторожно выпустила его из своих объятий, и тут же бросилась стирать полотенцем со своего лона и с его тела следы их любви – ни единой капли не должно остаться на месте преступления…

– Я пойду в душ, – сказал Иван, а Лена прикрыла глаза и в истоме растянулась на постели.

Он аккуратно затворил дверь в спальню. Не одеваясь, голый, как был, подошел к своему стоящему в коридоре «дипломату». Выудил из него сверток: газета «Правда», туго перевязанная бечевкой. А в свертке – стопка листов, слепая копия, отпечатанная на машинке. Очень страшно было сначала доставать текст, а потом везти его на метро через всю Москву. Ведь только время покажет, не напрасны ли все его старания…

Иван подошел к раскрытому чемодану и аккуратно, на самое дно, под все сложенные вещи засунул пачку листов. Махровая антисоветчина, диссидентские бредни. Но на Западе они еще не печатались, Иван точно знал это, дипломат обязан владеть ситуацией в сфере контрпропаганды. То, что текст нигде за кордоном не публиковался, многократно повышало его ценность. И его опасность для тех, кто намеревался вывезти его из Советского Союза. Для курьера, вольного или невольного…

Только бы ни она, ни ее муж не взялись перед взлетом перепаковывать чемодан! Только бы они не нашли антисоветчину сами! Тогда – провал всей операции. Одна надежда: времени у них немного, некогда будет в чемодане копаться. Завтра утром у супругов – самолет в Париж.>

А уж Брагин постарается сделать так, чтобы на таможне в Шереметьеве-2 их вещи досмотрели с особенной тщательностью.

Впрочем, в любом случае – найдут листочки сами супруги (и, значит, его затея не удалась) или их обнаружат на таможне (и тогда он на коне) – у него с Ленкой сейчас последнее свидание.

Сначала она предала своего мужа и завела связь с ним, с Иваном. Теперь любовник в свою очередь предает ее. И своего друга Куприянова.

Что ж, се ля ви. Пора и в самом деле в душ. У него с ней еще есть пара часиков. Надо торопиться, чтобы напоследок взять у жаркого Лениного тела все, что оно ему пока еще может дать.

– Как вы сумели раскопать эту историю? – тихо спросила вдова.

– Ее мне рассказал Вася, – ответила Леся. – Ваш племянник…

– Ах вот оно что… А он откуда знает?

Леся не стала говорить, что тот ничего точно не знает , а лишь догадывается – а между двумя этими понятиями, согласитесь, огромная разница, но сейчас Вера Петровна сама подтвердила, что дело обстояло именно так: ее покойный муж сподличал тогда, двадцать три года назад, предал и своего друга, и свою любовницу. И вот теперь они с Ником уже, можно сказать, знают – однако у них по-прежнему нет почти никаких улик.

Леся, разумеется, не стала рассказывать вдове, что племянник ненавидел ее покойного мужа. И когда Вася поведал Лесе, с какого эпизода его дядюшка начал строить свою карьеру, девушка решила, что парень придумывает или преувеличивает… Но потом, когда Василий произнес фамилию Куприянов, она подумала, что где-то ее уже встречала, причем совсем недавно, и именно в связи с убийством продюсера. Додумать эту мысль до конца Лесе помешал пожар на даче… Однако на следующее утро, в пятницу, после ночи, проведенной с Васей, девушка все-таки вспомнила: она видела эту фамилию на доске объявлений в брагинском подъезде, в списке консьержей… Правда дежурство Куприяновой приходилось не на субботу, когда случилось убийство, а на другой день… Однако в ту же пятницу, когда саму Лесю уже закатали в изолятор временного содержания, Ник установил, что вахтеры самочинно поменялись сменами. И значит, неопрятная толстуха в очках, что дежурила по подъезду в субботу и которую Леся допрашивала в среду, – и есть та самая Куприянова…

Ничего этого она не рассказала вдове – совсем не обязательно заказчице знать внутреннюю кухню расследования. Девушка лишь озвучила конечный вывод:

– Куприяновой было за что мстить Ивану Арнольдовичу: ведь благодаря ему она тогда, двадцать три года назад, потеряла все…

За двадцать три года до описываемых событий

2 апреля 1985 года

– Я не могу понять! Не могу, не могу!

Растерянный и бледный, бывший преуспевающий молодой дипломат Александр Куприянов – теперь уволенный с работы и исключенный из партии – метался по гостиной, отчаянно жестикулируя. От него попахивало вином – как почти постоянно в последнее время. Его супруга Лена сидела на том же самом диване, куда складывала наглаженное белье немногим больше месяца назад. О, какая тогда царила в этой комнате радостная атмосфера предвкушения, сборов в дальнюю дорогу, в первую загранкомандировку… И как ей тогда хотелось еще и усилить ту радость, и потому она не прогнала в тот день, пожалела Ванечку Брагина…

– Чего ты не можешь понять, Саша? – тихо спросила Лена.

Ее муж исключен из партии. Его изгнали с работы. Блистательная карьера дипломата оборвалась, не успев начаться. Теперь он ищет – только подумайте! – место учителя в школе, и то в столице его не хотят брать, ближайшая вакансия для него обнаружилась аж в Подольске.

И во всем этом виновата она. Она – и Брагин. Ближайший друг. Его друг. И ее.

Брагин подставил ее, предал и продал. Он разрушил их семью, карьеру Сашки и их жизнь. Может быть, мелькнула безумная мысль, повиниться перед мужем, разделить его горе и ответственность – и ей станет легче? И ему – тоже?

– Чего ты не можешь понять? – еще раз переспросила Елена.

– Все того же, – печально ответил муж, глядя в окно. – Откуда в моем чемодане взялась эта гадость?

Еленанаконец решилась.

– Ее подложил Иван Брагин, – тихо и твердо, смертельно побледнев, промолвила она.

– Что?! – воскликнул он. – Но как? И когда?

Жена прикрыла глаза, до боли сжала пальцы и решительно произнесла:

– Иван был моим любовником.

– Что?! Ванька?! Он?! Он с тобой спал?!

– Да. И в тот последний день, когда я упаковывала вещи, – тоже. На прощанье. Наверно, он и подложил в чемодан эту гадость. Больше некому.

– Ты!.. Ты!..

Лицо мужа исказилось. Он не мог найти слов.

– Проститутка! Шлюха! Б…ь!

Муж подскочил к ней и наотмашь ударил по лицу.

Она отшатнулась и прошептала, вся в слезах:

– Бей, Сашенька, бей. Может, нам обоим станет легче.

– Вы хотите сказать, – спросила Брагина у детективов, – что все эти годы Елена Куприянова искала моего мужа? И лелеяла мысль отомстить ему?

– Не знаю, – честно призналась Леся.

– Я не думаю, – важно покачал головой Ник, – что Куприянова специально устроилась консьержкой в тот подъезд, где проживал ваш муж, чтобы иметь возможность отомстить. Думаю, имело место то самое случайное совпадение, странное сближение, на которые столь богата жизнь… Я допускаю, что первые годы она еще лелеяла мысли о мести своему бывшему любовнику, но ведь вы с Брагиным находились вне пределов ее досягаемости…

– Да, – кивнула вдова, – сначала мы провели три года в Анголе, потом была Португалия, ЮАР… Туда бы она не дотянулась…

– А вы не знаете, – участливо спросила Леся, – что сталось с ее мужем, Александром Куприяновым?

– Знаю. Когда мы вернулись в Союз, я навела справки. Куприянов тогда уже очень сильно пил. Он по-прежнему жил с Леной, она работала учительницей и, по сути, его кормила… А потом, в девяносто третьем году, я узнала, что Сашка скончался от пневмонии… Ему было тридцать шесть лет, детей у них не было, а следы его жены с тех пор потерялись…

– Вы ее вряд ли сразу узнаете, – предупредил Ник, – она стала настоящей развалиной.

– Все мы не молодеем, – криво усмехнулась Вера Петровна.

Леся бросила на своего напарника укоризненный взгляд: тактичный парень, ничего не скажешь. Чтобы сгладить промах Кривошеева, она быстро сказала:

– Зато ни вы, ни ваш супруг, я думаю, с тех пор почти не изменились… Поэтому когда Куприянова устроилась работать вахтершей в ваш элитный дом, она вашего мужа сразу узнала. А он ее, я думаю, не приметил… И она ему, конечно, не открылась…

– Ну да, – подхватил Ник, – ведь вы с Иваном Арнольдовичем – богатые люди. А богачи даже стареют красиво.