Внебрачная дочь продюсера - Анна Литвиновы

А-А!

Ошеломленная, я рухнула на землю. Я не поняла, что происходит, и ничего не соображала. Они оба накинулись на меня…

А-А-А-А! НЕТ! НЕ НАДО!

Двое взрослых мужчин…

Потом они менялись…

Я потеряла сознание…

Меня нашла мама. Она заставила меня пойти в милицию…

С нами разговаривали вежливо…

Вот такие же, как вы, с усталыми глазами…

Преступников они не нашли…

– Итак, – продолжил Михаил, как его, Николаевич, здесь и сейчас, в облупленной камере, где ее держали, точно зверя, в клетке. – Итак, я только хотел бы напомнить вам, дорогая Олеся, м-м, Максимовна, что после того случая вы испытывали немалые проблемы в общении, особенно с лицами противоположного пола. И еще – у вас никогда до сих пор не было сердечного друга.

– Вам лучше знать, – с сарказмом бросила Леся. Сарказм ей дался, честно говоря, из последних сил.

– Работа такая, – развел руками Михаил Николаевич. Он сделал вид, что принял ее ироническую реплику за чистую монету. – И не серчайте на меня, дорогая Олеся Максимовна! Я напоминаю вам о неприятных для вас вещах исключительно потому, что вы, по моему глубокому убеждению, должны строить вашу защиту именно на них – ну, детали вы сможете впоследствии обговорить с адвокатом… Теперь я позволю себе напомнить о тех событиях, что случилось совсем недавно…

Леся бросила на него взгляд исподлобья.

ЧТО И СКОЛЬКО ОН ЗНАЕТ?

– Итак, – продолжал следователь, – неделю назад, в минувшую субботу, седьмого июля, вы познакомились (зачем и почему, оставим пока за скобками) с продюсером Иваном Арнольдовичем Брагиным на вечеринке в честь юбилея компании, которую он возглавлял. Вы довольно быстро после знакомства согласились пойти к нему домой – проживал он неподалеку от ресторана, где проходил праздник… Вы отправились пешком… Я правильно пока излагаю?

– Да, – хмуро отвечала Леся.

– Я думаю, дальше тоже будет правильно… Итак, – сказал Михаил Николаевич, – вы поднялись вместе с Иваном Арнольдовичем к нему в квартиру. Вы не будете это отрицать?

– Нет, не буду, – покусывая губы, промолвила девушка.

– И совершенно верно, – кивнул следователь, – потому что в жилище покойного Брагина, несмотря на то, что вы тщательно протерли многие предметы и поверхности, обнаружены отпечатки ваших пальчиков…

– Где? – выпалила Леся.

– А вот это секрет, – погрозил ей пальцем следователь. – Большо-ой секрет. Пока… Но – вернемся к той ночи. Итак, вы поднялись в квартиру к Брагину. Он немедленно начал приставать к вам. И тут… Я предполагаю, что в тот момент на вас, дорогая Олеся Максимовна, нахлынули ваши детские травмирующие воспоминания – о жестоком изнасиловании и его последствиях. Вы, возможно, не отдавали себе отчета в своих действиях (а возможно, находились в состоянии аффекта), вы вполне можете не помнить сейчас того, что с вами случилось, травмирующие воспоминания могли быть вытеснены – однако факт остается фактом. Вы схватили каминную кочергу и, обороняясь, нанесли бедному Ивану Арнольдовичу три удара, вследствие которых он скончался…

– Не было этого, – упрямо заявила девушка.

– То есть вы хотите сказать, что не помните. Что ж, возможно, вы и вправду не помните, решающее слово в столь тонкой материи должны, разумеется, сказать специалисты, однако факт остается фактом: Иван Арнольдович мертв… – иезуитски улыбнулся следователь.

На мгновение Лесю охватила паника.

Я помню, как мы вошли в квартиру. Как Брагин меня обнял. А потом… Потом… Вот кадр: я стою перед зеркалом, зеркало слегка запотело, я рассматриваю себя и собираюсь надеть халат… Потом я вышла из ванной… и увидела продюсера… На полу, мертвого…

А вот что было сразу после его объятий?

Как я вошла в ванную? Как раздевалась?

Я НЕ ПОМНЮ.

И что еще могло случиться – перед тем, как я оказалась в ванной?

Я не помню, не помню, не помню!

Неужели?

Нельзя ему поддаваться!

– А на орудии убийства, – спросила она Михаила, как его там (голос подводил ее, срывался), – обнаружены мои пальцевые отпечатки?

– Да, – быстро ответил следователь.

– Вы лжете.

– Никак нет.

– Можно посмотреть заключение дактилоскопической экспертизы?

– Пока нет. Но в свое время я его вам обязательно предоставлю.

ОН ВРЕТ, ОН ВРЕТ, ОН ВРЕТ,

НЕТ ТАМ МОИХ ОТПЕЧАТКОВ!

Эта мысль слегка ободрила ее.

А следователь продолжил:

– Немедленно после данного преступления вы, Олеся, м-м, Максимовна, решили, что должны раскрыть его – причем сами. Это серьезное обстоятельство, свидетельствующее в вашу пользу, потому что доказывает, что вы, возможно, и вправду считали, что не убивали Брагина. Ваше аффективное расстройство, видимо, продолжалось. На следующий день вы вполне по-детски решили изменить внешность, сменили прическу, наряд, имидж… Затем вы начали досаждать людям, связанным с Брагиным, своими расспросами и порой нелепыми фантазиями…

Борисоглебский, сволочь, рассказал. Все рассказал. Как я представилась ему внебрачной дочкой Брагина. Сдал меня старый сатир с потрохами .

– И вот, – продолжал Михаил Николаевич, – в рамках вашего так называемого «расследования» вы в один прекрасный день, а именно в минувший четверг, двенадцатого июля, появились на Мясницкой в квартире у старшего сына Брагина – Петра. Было такое? Советую вам не отрицать, потому что вас видели соседи, они довольно точно описали вас – короткая стрижка, татуировка на шее…

– Да, я была у него, – с вызовом ответила Леся. – И что дальше?

– В квартире Брагина-младшего травмирующая вас ситуация повторилась. Я не знаю, читали ли вам уже на юрфаке курс виктимологии…

– Нет, – покачала головой девушка, – но я интересовалась этим предметом.

– Тогда вы, Олеся Максимовна, должны знать, что имеется определенный типаж женщин, которые своим поведением неосознанно провоцируют представителей сильного пола на проявление по отношению к ним сексуального насилия. Да, согласен, вы одеваетесь далеко не вызывающе, и ваше поведение никак нельзя назвать вульгарным или даже чрезмерно кокетливым. Однако доказано, что насилие со стороны мужчин может быть вызвано как раз, наоборот, чрезмерной скромностью жертвы, ее боязнью, ее страхом перед повторением определенной травмирующей ситуации. Давно замечено, что часть женщин, подвергшихся насилию единожды, впоследствии снова и снова становились жертвами сексуальных домогательств…

– Я это знаю, – хрипло сказала Леся. Она тяжело дышала. – Куда вы клоните?!

– Вы умничка! – искренне, чуть ли не по-отечески похвалил ее следователь. – Из вас вырастет весьма квалифицированный юрист… Однако вернемся к четвергу, двенадцатого июля… Вы пришли на квартиру к Петру Брагину. И тут он стал в достаточно циничной форме принуждать вас вступить с ним в интимные отношения. Возможно, он даже начал совершать с вами – вы об этом сами должны непременно мне рассказать! – развратные действия сексуального характера. И тогда вы, в целях самообороны, схватили недопитую бутылку коньяка и ударили ею по голове гражданина Брагина. Ваши пальцевые отпечатки на горлышке бутылки имеются… В результате полученных травм гражданин Брагин скончался…

Я помню – да, я все прекрасно помню! – я действительно схватила бутылку. И вправду занесла ее над головой. Но… Петя тогда испугался, отшатнулся, и я поставила бутылку на пол и вышла… Или?.. Или – все-таки ударила?.. Ударила его…

Нет! Я не могла, не могла! Не поддаваться! Не поддаваться!

– На бутылке, – повторил следователь, – обнаружены ваши пальцевые отпечатки. Также несомненно, что именно она послужила орудием убийства. Потому как на ней найдены следы крови и волосяного покрова гражданина Брагина, а эксперты утверждают, что убийство совершено тяжелым тупым предметом, каковым бутылка темного стекла, несомненно, является…

– Я действительно брала бутылку в руки, – растерянно сказала Леся, – но не била! Я только замахнулась на него!

А может быть, все-таки ударила? Был во время той сцены момент, который я не помню… НЕ ПОМНЮ… Вот я замахнулась, он отшатнулся, а потом?.. Потом помню, как я уже выбежала из подъезда и несусь по Мясницкой и плачу… А что было между? В промежутке между этими событиями?

А Михаил Николаевич словно в ответ на ее мысли, ее сомнения вкрадчиво сказал:

– Это вы помните, что только замахнулась, а вот эксперты считают иначе, и в данном эпизоде я бы тоже посоветовал вам избрать более продуктивную линию защиты. Ту, которая, по крайней мере, не противоречит данным экспертизы… А самый лучший вариант, повторяю еще раз, – явка с повинной и чистосердечное раскаяние.