Толстяк - Александер Минковский

это все-таки Шульц? Фамилия у него немецкая. В гитлеровской армии служили фольксдойчи — поляки немецкого происхождения: разные изменники и предатели. Может, именно поэтому Шульц так хорошо говорит по-польски. А не в подвалах ли прячет свою добычу банда? Тоже не исключено… Все как-то начало складываться в довольно логичную картину.

— Дождемся, когда ты окончательно выздоровеешь, — поспешил я заверить Мая, — тогда и начнем действовать вместе.

— Не понимаю.

— Потом объясню. У меня есть один план.

— Если ты не против, то давай посвятим в это дело Витека Коваля, — неожиданно предложил Май. — Мне кажется, что он уже успел понравиться тебе по-настоящему.

— Я и сам подумывал об этом, — признался я. — Но не знал, как ты отнесешься.

— Вот и прекрасно! — обрадовался Май. — А почему он сегодня с тобой не…

Однако окончить он не успел: дверь палаты открылась и на пороге появился Витек Коваль.

— Привет! — Он сверкнул зубами в усмешке. — Ты, Май, сегодня выглядишь именинником. — Он бросил на постель книгу в сером парусиновом переплете. — Получай продолжение прошлой книжки — «Приключения Гекльберри Финна». Продавец говорит, что эта еще интересней той.

— Ты что — ограбил банк? — Май улыбался, стараясь скрыть обуревавшие его чувства.

— Нет, — совершенно серьезно возразил Витек. — Честность — наследственная черта нашей семьи.

— Мне нужно с тобой поговорить, — обратился я к Витеку, когда мы вышли из больницы. — У тебя найдется немного времени?

Он провел пальцами по густой взлохмаченной шевелюре.

— Почему не найтись, — ответил он. — Зайдем ко мне. Посмотришь заодно, как я живу.

Мы втиснулись в переполненный автобус, который, астматически хрипя и подпрыгивая на выбоинах, довез нас до остановки Зеленый Камень. Здесь раскинулся пригородный поселок, состоящий из небольших одноквартирных домов, очень похожих друг на друга, — с белыми стенами, островерхими зелеными крышами и красными кирпичными трубами на них. Вокруг каждого домика был разбит садик, отгороженный от соседей металлической сеткой. Раньше здесь жили зажиточные немецкие чиновники, а теперь дома были переданы управлению шахты, которое и раздало их шахтерским семьям.

Мы свернули в обсаженную тополями улочку, и Витек остановился у четвертого от угла дома.

— Здесь.

В окне появилась стройная темноволосая женщина в накинутом на плечи шерстяном платке.

— Где тебя носит… — начала было она, но, заметив меня, умолкла и скрылась в глубине комнаты.

— Я был у Мая в больнице! — крикнул ей Витек. — Он уже почти здоров. Слышишь, мама?

— Слава богу, — отозвался женский голос. — Приглашай своего товарища на чай с вареньем.

— Чуть позже! — крикнул Коваль. — Через полчасика. — Он повел меня в глубь двора к высокому треугольному сараю.

На цементном полу сарая стоял небольшой, очень компактный и сверкающий свежей краской мотоцикл.

— Ох, здорово! — У меня от восхищения даже перехватило дух. — Отличный мотоцикл!

— Вчера покрасил, — деланно равнодушным тоном пояснил Коваль. — Сносная развалина. Не хватает пока тормозной тяги и карбюратора. Карбюратор-то у меня есть, но жиклеры плохо откалиброваны. Но он и на этом тянет.

Витек передвинул какой-то рычажок и завертел педалями. Заднее колесо, поднятое над поверхностью пола на специальной стойке, провернулось раз-другой, мотор чихнул, затих, но через несколько оборотов заработал с диким ревом. Из выхлопной трубы вылетали клубы голубого дыма.

— Неровно работает, — сказал Коваль. — Вот поставлю новый карбюратор, он будет тянуть как зверь.

— Ты сам его отремонтировал? — спросил я, стараясь перекричать рев мотора.

Витек заглушил мотор.

— Сам, — подтвердил он. — Старик только помог мне собрать коробку скоростей. Умеешь ездить?

— Нет. — Я вздохнул. — А ты?

— У соседа есть сотка. Он и меня научил.

— Я понятия не имею, как он вообще действует, — немного смущенно признался я. — Карбюратор, коробка скоростей…

— Это просто, — сказал Витек. — Я тоже ничего не знал, а потом взял у соседа книжку о мотоциклах, проштудировал ее, страница за страницей, а если чего не понимал, он объяснял и показывал на своем мотоцикле. Вот, смотри. — Коваль присел на корточки рядом с мотоциклом. Я тоже. — В баке бензин. По этой трубке он попадает в карбюратор. Карбюратор — это такая штука, которая дозирует бензин и смешивает его с воздухом. Доходит?

— Угу, — неуверенно подтвердил я.

— Из карбюратора смесь идет в цилиндр, — продолжал он оживленно, можно даже сказать, со страстью. — В цилиндре ходит поршень. Искра от свечи зажигает смесь, тогда происходит взрыв, который и толкает поршень вниз. Таких взрывов получается по нескольку в секунду. Поршень ходит вверх и вниз и вертит вал, от которого движение передается на диск сцепления, оттуда — в коробку скоростей и потом уже — на колесо… — Коваль увлекся, оживленно жестикулировал, сыпал непонятными мне сложными терминами: коленвал, диск сцепления, карбюратор…

Я только глазами хлопал.

— Ну как? Понятно?

— Ничего не понимаю, — признался я. — Вернее, почти ничего. Что такое диск сцепления?

Витек неожиданно рассмеялся. Он поднялся и пригладил непокорные вихры.

— Извини, — сказал он. — Я с этим провозился целых четыре месяца. А теперь, когда мне все стало ясно, кажется, будто каждый должен все понимать с полуслова. Знаешь, Мацек, если хочешь, бери. Отличная книга!

Я обрадованно кивнул. Честно говоря, надежд на то, что мне достанется мотоцикл, хотя бы и в самом ужасном состоянии, у меня не было, но свобода, с какой Коваль беседует о таком сложном механизме, вызывала у меня зависть. Если уж он с таким энтузиазмом говорит об этом, то дело, по-видимому, захватывающее.

— Спасибо, — сказал я. — Обязательно возьму у тебя эту книжку. Представляешь, что будет, когда ты подъедешь к школе на собственном мотоцикле? Все с ума сойдут!

— Кому это нужно? — неохотно отозвался Коваль, поглаживая блестящую машину. — Вот погоди — достану тросик и новый карбюратор. Вот тогда мы погоняем…

— Погоняем?

— Ага. Научишься. Это совсем не сложно.

— И ты дашь мне покататься на мотоцикле? — недоверчиво спросил я.

На этот раз удивился Коваль. Брови его недоуменно полезли вверх.

— А почему же это я вдруг не дал бы?

Дело, по-видимому, в характере человека. Арский, например, даже на минуту не хотел дать мне свою авторучку: «Испортишь, поломаешь, нельзя…»