Сталинская премия по литературе: культурная политика и эстетический канон сталинизма - Дмитрий Михайлович Цыганов

особенного призвания или дарования. Может быть, этим отчасти объясняется полное отсутствие притока в критику новых кадров. Характерно, что в то время, как за последние годы в различных высших учебных заведениях защищено свыше сотни диссертаций по советской литературе, за которые присуждены ученые степени, не видно, однако, новых имен в нашей критике. Молодые люди, очевидно, не видят здесь широкого и заманчивого творческого поприща. Только так можно это объяснить[815].

Кадровые перестановки в Комитете не ограничились принятием вышеприведенного постановления от 29 сентября 1943 года. Очередная «чистка» затронула лишь одного эксперта, занимавшего пост заместителя председателя Комитета и обладавшего весьма неоднозначной репутацией. Речь идет об А. П. Довженко. Постановлением № 206 от 25 февраля 1944 года (не предназначалось для опубликования в печати) он был выведен из состава Комитета по Сталинским премиям, а его место занял И. П. Юра[816]. Причины этого решения кроются во вполне конкретных обстоятельствах: в августе 1943 года решением А. Щербакова по ходатайству Г. Александрова была запрещена повесть А. Довженко «Победа», а уже в ноябре того же года — и другая его «антиленинская», исполненная «националистическими извращениями» повесть — «Украина в огне» (Довженко разослал ее рукопись в ГИХЛ, «Советский писатель» и в редакции «Знамени», «Октября», «Смены» и других литературно-художественных журналов). Ноябрьскому запрету предшествовало специальное заседание редакторов центральных газет в Агитпропе ЦК[817]. Следующим шагом этой кампании стала осуществленная Щербаковым в начале февраля 1944 года рассылка писем в редакции центральной периодики[818] с требованием не публиковать тексты Довженко. А уже 12 февраля было принято секретное постановление Политбюро ЦК КП(б)У «О Довженко А. П.» за подписью Н. Хрущева. В нем Комитету по Сталинским премиям рекомендовалось исключить из своего состава А. Довженко, заменив его на Г. Юру[819].

Основное обсуждение кандидатов на премию по литературе состоялось на заседании 9 марта 1944 года[820]. После прошлогоднего выступления Асеева с основательной критикой кандидатов на премию и его заявлений о низком уровне советской поэзии его негласно отстранили от обязанностей представителя секции на общих пленумах Комитета. Повлияла на это отстранение не только докладная записка[821] Г. Александрова А. Щербакову от 26 ноября 1943 года, но и дискуссия на заседании президиума Союза писателей 22 декабря 1943, где обсуждалась возможность выдвижения неизданной поэмы Асеева «Годы грома»[822] на соискание Сталинской премии. Катаев тогда восклицал: «Асеев переоценил свое значение как поэт. <…> Это первый раз, когда поэт разительно порвал с народом <…> это для меня Асеева отбросило в среду банальных и ничтожных поэтов. Мы что-то должны сделать. Может быть с письмом к нему обратиться…»[823]; и далее «…все живое противостоит тому, что написал Асеев, — вот почему это клевета, что происходит на нашей советской земле»[824]. Этому обсуждению предшествовал спор Асеева с Фадеевым по поводу стихотворения «Надежда». Все это привело к тому, что с докладом по разделу поэзии в Комитете выступал Н. С. Тихонов, на тот момент уже избранный новым председателем Союза советских писателей[825]. Всего в секции литературы по поэзии обсуждалось 17 кандидатов, из которых эксперты выделили лишь 5 претендентов на премию:

КУЛЕШОВ. Это белорусский молодой поэт, написавший поэму «ЗНАМЯ БРИГАДЫ». Это поэма о современной Белоруссии, о борьбе белорусского народа с немецкими захватчиками. Это замечательное поэтическое явление, потому что оно счастливо соединяет в себе очень много элементов, которые здесь удачно представлены. Во-первых, эта поэма очень лирична. Во-вторых, она сюжетна. В-третьих, она богата интонациями. И на русском языке она очень приближена к оригиналу, и все основные моменты не теряются в переводе. Это одно из лучших лирических произведений белорусской поэзии не только за время Отечественной войны, но вообще в истории белорусской поэзии. Это — многообещающее произведение. <…> У нас единодушное мнение, что эта вещь выделяется из всех представленных. <…> Это — всесоюзная поэзия, потому что весь аромат, который в ней есть, обогащает поэзию всех народов Советского Союза.

ЛЕОНИД ПЕРВОМАЙСКИЙ — «ЗЕМЛЯ» и «ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ». Это вещи очень сильные, это тема о войне, тема борьбы, тема раздумья об Украине. Стихи представляют собой то сюжетное произведение, то думы своеобразные, то лирические произведения. Но этот сборник представляет единство. <…> Тема повторяется. Но эти два сборника полновесные, и на русский язык они очень хорошо переведены. <…> Жаль, что мы не можем с ними ознакомиться целиком. Мы в секции считаем, что стихи Леонида Первомайского имеют право после Кулешова занять второе место.

ПАВЕЛ АНТОКОЛЬСКИЙ — «СЫН». Это совсем другого типа вещь — глубоко личная. Она напоминает вещи, которые роднят нашу поэзию с древними элементами. <…> В данном случае это поэзия очень высокого напряжения, очень большой страсти, большой искренности и глубины. <…> Несмотря на то, что это вещь глубоко личная, она выходит за границы личного чувства. Мы ощутили здесь новое биение эпохи и биение сердца автора как современника. Кроме того, здесь имеется и философская струя, которая противопоставляет два лагеря, два юношества, два стана, два мира. Это произведение очень сильное, очень интересное по исполнению. Если мы оставим в стороне личное, то, отчего она родилась, мы увидим здесь и общественное звучание. Этот автор должен остаться кандидатом.

ПРОКОФЬЕВ — «РОССИЯ» и военные стихи. <…> Он никогда не писал больших вещей; скорее был склонен к песне в чистом виде, или к частушкам <…>. Но из этого вышел, с большой формой: он написал поэму «Россия». Это шло из истоков песни. Он применил все многообразие песенного таланта и сделал это очень свежо. <…> это большой песенный запев, в котором проходит тема фронта, семьи, родины.

К этой поэме примыкают военные стихи, которые нашли большой резонанс на фронте. И не только потому, что они написаны на военные темы, но и потому, что стихи очень сильные. <…> у него есть проверенный читатель. Вопрос идет не о газетных стихах, а о стихах для всей страны.

ГАФУР ГУЛЯМ — СТИХИ, НАПИСАННЫЕ ВО ВРЕМЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ. Гафур Гулям — это тонкий поэтический инструмент. Он прекрасный знаток узбекской старины, традиций, которые уходят в глубокую древность; традиции со времен Навои изменились; Гафур Гулям решает вопрос очень смело: он берет трудную для узбекской поэзии форму; и ценно то, как он удачно и хорошо пользуется традицией Маяковского в развитии узбекской поэзии, чем способствует большому освежению узбекской поэзии, приближая ее к современной форме. Эта новизна доминирует.

<…> У него есть стихотворение о женщине, стихотворение «Я еврей» и целый ряд других, которые дают право считать, что эта книга