Биология войны. Можно ли победить «демонов прошлого»? - Георг Николаи

составляющих часть его, в каждый данный момент оно — единственное абсолютное мерило всего существующего.

Кроме того, оно стоит над человеком, оставаясь тем не менее человечным. Человечество развилось и развивается по пути и в направлении, пожалуй, случайном, но предопределенном раз навсегда. Позади нас лежит целый ряд эволюции: мы были животными и стали людьми; но и относительно своего будущего мы с уверенностью можем сказать, по крайней мере, что человек грядущего будет несколько иным, чем человек современный, хотя первый, быть может, уже заключается в последнем.

Поэтому сверхчеловек не представляет собою чего-либо нового, и все же он нечто иное. Не стоит задумываться над тем, хороша ли подобная эволюция. Она совершается, а потому было бы безрассудно (и даже преступно) противиться ей. Животное, человек и будущий сверхчеловек составляют одно объединенное во времени целое, а потому и сверхчеловек останется существом человеческим, хотя он и превзойдет человека. Таким же нераздельным целым останутся человек и сверхчеловек и в том случае, если мы будем рассматривать сверхчеловека как синтез всех ныне живущих людей, как человеческий род. Здесь перед нами одно пространственно нераздельное целое.

Итак, понятие сверхчеловека в пространстве и во времени шире понятия отдельного человека, и тем не менее оно неразрывно связано с последним.

Наконец, понятие человечества одновременно идеально и реально. Что человечество в этом смысле есть величина реальная, это мы старались доказать выше. Но если согласиться с моими доводами и признать человечество реальностью, то все-таки в известном смысле оно остается идеею в платоновском смысле. Оно является регулирующим человеческие отношения принципом, хотя и следует признать, что, будучи только частью его во времени и пространстве, мы не обладаем органами, благодаря которым мы могли бы полностью охватить его; для нас оно остается идеей совершенства, творящей в целом лучшее из того, что у нас творят или хотят творить в отдельности. «Мы несемся по волнам, они поглощают нас, и мы тонем в пучине», а этого нельзя себе представить без идеи «вечного потока», возвещенной древним греческим мудрецом. Итак, человечество само по себе реально, и все-таки оно навеки останется недосягаемым идеалом.

Таким образом, человечество удовлетворяет всем условиям, необходимым для того, чтобы построить на нем твердую религию. Это, в сущности, и понятно, ибо никто — а следовательно, и человечество — не может достигнуть совершенства без веры в самого себя. Все великие мыслители прошлого, создавая религию, находили основы для нее в своей собственной душе. Современная наука доказала, что первобытные люди поступали так же, что «по образу и подобию своему сотворили себе люди своих богов». Но так как сотворенным таким путем божествам (или, поскольку речь идет о более развитых людях, идеям божества) приписывали более или менее абсолютное существование, благодаря чему оно становилось независимым от наших внутренних переживаний, этим божествам постоянно угрожала опасность превратиться в мумии, неспособные вместе с людьми переживать их жизнь.

Реальная вера должна базироваться на реальном бытии человека, а не на вымышленных идеалах. Из этой постоянно изменяющейся реальной жизни, которая с течением времени все более совершенствуется, само собой вытекает, что будущее всегда будет казаться высшей реальностью, в которую мы можем верить, которую мы должны любить и на которую нам следует надеяться. Эти три добродетели служат краеугольным камнем всякой истинной религии; не следует только верить в то, истинность чего не доказана, любить то, чего уже не существует, и надеяться на то, что представляет собой одну лишь мечту.

Заслуживает ли подобное миросозерцание названия религии? Да и нет! В сущности, оно его заслуживает, так как оно говорит о связанности (religio), требуя лишь, чтобы мы чувствовали себя связанными с тем, с чем мы нераздельно слиты, т. е. с нашим телом и нашими чувственными восприятиями. В сущности, это должно было бы быть столь понятным, что особое название явилось бы излишним. Называть ли это религией или нет, — верить в человечество должен был бы всякий, кто гордится тем, что он человек.

Все необходимые моменты, вытекающие из того факта, что мы представляем собою людей определенной организации, и понимаемые нами как требования морали, принято называть гуманностью. Быть гуманным — значит понимать историю эволюции человечества, знать, откуда мы пришли, сознавать, куда мы идем, и в соответствии с этим приспособляться ко всему, происходящему в природе, и к тому, чему нас учит история развития человечества Мы верим в эту историю эволюции, любим человечество и надеемся на свое дальнейшее развитие, т. е. на постепенное оформление сверхчеловека.

Надо задуматься и понять, что человек — индивид и в то же самое время часть организма высшего порядка. Кто это знает и ощущает не только как извне воспринимаемую истину, а как живущий внутри его закон, тот — человек. Кто этого не ощущает, тот, как бы он ни был по своей внешности похож на человека, т. е., по выражению Канта, «цивилизован», тот не человек, так как ему недостает самого существенного, недостает того, чем человек отличается от всех прочих тварей, — сознания принадлежности к человеческому роду. Кто вообще человек, тот существо нравственное. Все частности с этой точки зрения имеют лишь преходящее значение.

Так и война. Когда победит человечность, война умрет. Но только тогда, ибо человечество не может переломить и не переломит меча до тех пор, пока оно не придет к сознанию того, что меч не входит в понятие человечества, а является чем-то чуждым ему и может быть свободно отброшен.