Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков

А чтобы такое указание последовало непременно, отметил: «Во главе Петросовтрударма (Совета трудовой армии — Ю. Ж.) назначается уполномоченный Совета обороны республики председатель Петроградского совета тов. Г. Зиновьев»160.

Однако очень скоро выяснилось, что проект положения, подготовленный Зиновьевым, уже никому не нужен. 15 апреля 1920 года СТО решил не преобразовывать 7-ю армию в трудовую.

2.

Петроградские рабочие, железнодорожники, коммунальщики, даже когда бурно митинговали или бастовали, измученные голодом и холодом, все равно считали Петросовет своим. Единственным выразителем собственных чаяний и надежд.

Чиновники, интеллигенция — техническая, научная, художественная — восприняли Октябрь и особенно роспуск Учредительного собрания как узурпацию большевиками власти. А потому саботировали декреты и распоряжения ее, бастовали или демонстративно подавали в отставку, в лучшем случае занимали как бы нейтральную позицию.

С забастовкой чиновников справились легко и довольно быстро — ведь у них была только одна альтернатива: либо выйти на службу и получать зарплату, либо оказаться безработным. Сложнее было найти взаимопонимание с интеллигенцией, требовавшей, прежде всего, свободы слова. Вернее, свободы открыто протестовать против новой власти, не признавать ее, но продолжая трудиться на своих местах.

Именно так поступали учителя, врачи, фельдшеры, фармацевты. Профессура — университета, институтов технологического, политехнического, горного, инженеров путей сообщения, гражданских инженеров, военно-медицинской академии, Академии художеств, консерватории. В том числе светила тогдашней российской науки — академики геолог, президент Академии наук А. П. Карпинский, физиолог, лауреат Нобелевской премии И. П. Павлов, математик В. А. Стеклов, другие. Они хотя и не оставляли своих кафедр, но не скрывали своего враждебного отношения. От профессуры не отставало и студенчество.

Ту же позицию активного неприятия советской власти заняли режиссеры и актеры драматических театров, балетная и оперная труппы Мариинского театра — прославленные трагики Ю. М. Юрьев и В. Н. Давыдов, хореограф М. М. Фокин, прима-балерины Т. Н. Карсавина и А. П. Павлова, великий танцовщик В. Ф. Нижинский, писатели и поэты Д. С. Мережковский, З. Н. Гиппиус, Е. И. Замятин, Ф. К. Сологуб, Вс. И. Иванов, В. Ф. Ходасевич, В. А. Пяст, Н. С. Гумилев, А. Н. Куприн, журналисты большинства пока еще незакрытых газет.

А говорили они, писали, расточая злобу и ненависть, не порознь, а солидарно, объединенные профессиональными по форме союзами — учительским, инженеров, техников, Пироговским, русских писателей, прочими, органически связанными с либеральным Союзом городов, кадетской партией.

Статьи же А. А. Блока — «Может ли интеллигенция работать с большевиками», «Интеллигенция и революция», его поэма «Двенадцать», опубликованные в левоэсеровской газете «Знамя труда» соответственно 31 (18) января, 1 февраля (19 января), 3 марта (18 февраля) 1918 года, не только не повлияли на общее настроение интеллигенции, но и подчеркнули раскол ее, сделали его очевидным для всех. Также ничего не изменила и вызывающая просоветская позиция режиссера В. Э. Мейерхольда, певца Ф. И. Шаляпина, биолога К. А. Тимирязева.

После отъезда ВЦИКа и СНК в Москву заниматься фрондой пришлось уже Зиновьеву. Уже в апреле 1918 года существовавшие якобы чисто профессиональные союзы, претендовавшие на роль третьей силы, были реорганизованы. Превращены в советские традиционные профсоюзы. Одновременно, при молчаливом непротивлении Петросовета, возникли два новых, принципиально иных по сути.

Первый — «Культура и свобода» «в память 27 февраля», то есть Февральской революции, что более чем ясно выражало его тенденциозность. Собравший исключительно престарелых, широко известных народовольцев, примкнувших к меньшевикам: В. Н. Засулич, Г. А. Лопатина, Г. В. Плеханова, В. Н. Фигнер, немногих иных. Свою отнюдь не просоветскую позицию они выразили только раз, на митинге 7 апреля в цирке Чинизелли, собранном для обсуждения проблемы «Революция и культура». Однако в дальнейшем посвятили себя исключительно издательской деятельности.

Второе объединение — «Союз деятелей искусств» — оказалось уже по составу совершенно иным. В его руководство вошли писатели Ф. К. Сологуб, Л. Н. Андреев, поэт Н. С. Гумилев, композитор, директор Консерватории А. К. Глазунов, художники А. Н. Бенуа и К. С. Петров-Водкин, актер Ю. М. Юрьев. Они же, забыв о политике, занялись собственными проблемами: ликвидацией Академии художеств и формированием вместо нее Свободной художественной школы, созданием Театра трагедии (вскоре переименованного в Большой драматический, БДТ), издательством «Всемирная литература», иными такими же.

А осенью 1918 года помог окончательно ликвидировать фронду тот, кто, казалось бы, не принял Октября. Кто выпускал оппозиционную газету «Новая жизнь», публикуя в ней свои резкие, враждебные большевикам «Несвоевременные мысли», — Максим Горький. Именно ему, при незаметной постороннему глазу поддержке со стороны Зиновьева, удалось 6 октября собрать в Таврическом дворце многотысячный митинг под лозунгом «Интеллигенция и культура». После бурных дебатов принявший такую резолюцию:

«Собрание рабочих и интеллигентов, созванное Петроградской трудовой коммуной под председательством М. Горького, заслушав ряд ораторов, признает, что история последнего года показала глубокую народность Октябрьской революции… Собрание считает необходимым сближение революционного трудового народа — диктатора со здоровыми элементами трудовой интеллигенции, признающей правильность общей политики советской власти, готовой вести плечом к плечу с рабочим классом и крестьянской беднотой великую борьбу за социализм»161.

Все же не столько митинг, сколько конкретная политика, проводимая Петросоветом — отсутствие каких-либо репрессий: ни арестов, ни закрытия новых союзов интеллигенции и, главное, возможность беспрепятственной работы, привела если еще и не к полному миру, то твердому примирению, прекращению открытой вражды.

Зиновьев воспользовался таким поворотом в отношениях и три недели спустя, как бы между прочим, сказал в Петросовете: «Тот митинг, который происходил под председательством Горького, имеет не только местное значение. Он важен как показатель. Все, что было до сих пор искренне восстановлено против нас, все это теперь идет к нам. Горький, конечно, величайший художник. И в своих слабостях он, несомненно, тоже отражал не самого себя. Теперь это ясно видно. Он отразил целый слой интеллигенции, даже часть интеллигентных рабочих — меньшевиков и эсеров, которые в Петрограде и Москве десятками переходят теперь в ряды нашей партии. И вот Горький теперь пришел к нам»162.

И все же для Зиновьева митинг в Таврическом дворце, возвестивший окончание фронды, продолжавшейся год, отнюдь не решил всей проблемы, которая для Григория Евсеевича не ограничивалась лишь интеллигенцией. Выступая чуть позже на Петроградской партийной конференции с докладом «Коммунисты и мелкобуржуазная демократия», он, используя уже занятые позиции, подверг жесткой критике тех большевиков, кого не устроило наступление внутреннего мира, ибо они были заражены махаевщиной. Тем идейным течением, которое рассматривало всю без исключения интеллигенцию как один из эксплуататорских классов, с которым необходима непримиримая борьба.

«Вопрос в том, — объяснял Зиновьев, — должны мы все это (положительную в принципе роль интеллигенции — Ю. Ж.) уяснить себе, должны ли дать