Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

Да и палач скажет: «Право, я не шучу, / Я смотрю делово» /5; 140/. Процитируем также песню «Рецидивист» и стихотворение «Что брюхо-то поджалось-то…», в которых лирический герой подвергается аресту: «Мне майор попался очень деловой», «Пусть вертит нам судья вола / Логично, делово». А в черновиках песни «Мы вращаем Землю» встречается следующий вариант: «Деловой особист среди нас не найдет / Тех, кто сдался на милость» (АР-6-29). Особист — это представитель Особого отдела НКВД, а впоследствии — Наркомата обороны.

Ну а теперь перейдем к сопоставлению «Таможенного досмотра» с «Палачом».

Таможенники знают, что лирический герой — крамольник: «Найдут в мозгу туман, в кармане фигу, / Крест на ноге — и кликнут понятых!». Палач же наоборот дает ему возможность выговориться во время казни: «Говори, что хочу, / Обзывай хоть кого. <…> Приговоренный обладает, как никто, / Свободой слова, то есть подлинной свободой».

В обоих случаях совпадает описание пыток: «Под пресс его, под автоген! — / А там пила разрежет» (БС-18-20) = «Стану ноги пилить — / Можешь ересь болтать» /5; 141/. Впрочем, для представителей власти это обычное дело — так сказать, род службы: «Это их обязанность, / Это их, скорее, даже долг» /4; 460/ = «Я здесь на службе состою, я здесь пытаю» /5; 139/.

Кроме того, власть использует метод «кнута и пряника»: «Ласково, строго ли / Щупали, трогали» /4; 453/ = «Потрогав шею мне легко и осторожно, / Он одобрительно поцокал языком» /5; 140/.

Как видим, и таможенники, и палачи — «вежливые люди»: «Тех же, кто группами, / Вежливо щупали», «С группою приезжею / Щупали вежливо» (БС-18-6) = «Вдруг сзади тихое шептанье раздалось: / “Я умоляю вас, пока не трожьте вены”» /5; 139/ (о мотивах вежливости и ласки представителей власти мы уже говорили при сопоставлении «Палача» с «Историей болезни»).

Но лирический герой находится в напряжении, поскольку знает, чего можно ожидать от власти: «Напрягся я, пустил слезу, / А сердце — сто ударов, / Хоть я распятий не везу, / Икон и самоваров» (БС-18-13) = «Как до мяса я брит — / Каждый нерв начеку!» (С4Т-3-293), «Янапрягся чуть-чуть / И сказал наобум…» /5; 475/; и испытывает страх: «И смутный страх мне душу занозил» (БС-18-27) = «И исчез к палачу / Неоправданный страх» (С4Т-3-293).

Герой иронически прославляет таможню: «Как хорошо, что бдительнее стало! / Таможня ищет ценный капитал — / Чтоб золотинки с нимба не упало, / Чтобы гвоздок с распятья не пропал!». А в «Палаче» он будет прославлять палачей уже на полном серьезе: «Накричали речей / Мы за клан палачей».

***

Прообразом палача во многих отношениях являются также вампиры в «Моих похоронах» (1971).

Палач собирается казнить лирического героя, а вампиры готовятся выпить у него кровь, причем герой — от безысходности — идет им навстречу: «Погодите — сам налью, — / Знаю, знаю — вкусная!». А в «Палаче» он с готовностью оказывает содействие палачу в подготовке казни…

При этом и вампиры, и палач калечат герою пальцы: «Мне два пальца на руке / Вывихнул, паршивец» (АР-13-34) = «“Я безболезненно отрежу десять пальцев, / Но аккуратно, словно ногти обстригу”» (СЗТ-2-468); а также нацеливаются на его шею: «Я чую взглядов серию / На сонную мою артерию» = «Потрогав шею мне легко и осторожно, / Он одобрительно поцокал языком» (данный мотив мы уже разбирали на примере песни «О поэтах и кликушах», «Горизонта» и «Баллады о короткой шее»: «Да, правда, шея длинная — приманка для петли», «Не то поднимут трос, как раз где шея», «И на шею ляжет пятерня»).

В «Моих похоронах» героя вогнали в гроб, а в «Палаче» поместили в тюремную камеру.

В первом случае он лежит, а во втором ложится: «Почему же я лежу…» = «Он сбросил черное, я взвыл и лег ничком» (АР-16-188) (а «кровопивец-дирижер» в «Моих похоронах» тоже был в черном: «в траурной повязке»; АР-13-36); предчувствует скорую смерть: «Вот мурашки по спине / Смертные крадутся» = «Смежила веки мне предсмертная усталость»; и упоминает крючья как орудия, используемые властью: «Погодите, спрячьте крюк!»[2375] /3; 84/ = «Чтоб не стать мне собачьей добычей гнилой, / Непригодное тело подцепят крюком» /5; 474/ (вспомним еще одно стихотворение на эту тему: «То друзей моих пробуют на зуб, / То цепляют меня на крючок» /5; 330/). Однако «гнилой собачьей добычей» герою все же придется стать в стихотворении «В стае диких гусей был второй…» (1980): «Там, внизу, всех нас — первых, вторых — / Злые псы подбирали в реке».

В «Моих похоронах» фигурирует «престарелый кровосос» (АР-13-38), а в «Палаче» герой говорит: «Я почти раздавил свой неострый кадык, / Когда в келью вошел этот милый старик» /5; 474/.

В «Моих похоронах» героя «очень шустрый упырек / Стукнул по колену», и так же поступит палач, но с другой целью: «Подбодрил меня он — / По коленке побил»™.

Вампиров герой иронически называет мои любимые знакомые /3; 322/, а о палаче говорит: «Как жаль, недолго мне хранить воспоминанье / Об очень милом, неизвестном палаче» (АР-11-67).

Еще более неожиданные параллели выявляются при сопоставлении «Палача» с «Затяжным прыжком» (1972). И, как ни странно, воздушные потоки, мешающие герою совершить прыжок и подвергающие его разнообразным издевательствам, ничем не отличаются от палача. Например, последний признается: «Я и стриг, я и брил, / И с ружьишком ходил», — а в ранней песне герою «выбривали щеки / Холодной острой бритвой / Восходящие потоки».

Соответственно, одинаково реализуется тема пыток: «Но жгут костры, как свечи, мне — / Я приземлюсь и в шоке — / Прямые, безупречные / Воздушные потоки» = «Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу…» /5; 141/, «Я был подавлен этим жестом, ошарашен…»(АР-16-188).

Упоминает лирический герой и руки своих мучителей: «Я попал к ним в умелые, цепкие руки» ~ «Оказаться хочу / В его нежных руках» (СЗТ-2-468). Сарказм в последней цитате более чем очевиден.

Если в «Затяжном прыжке» герой вынужден слушаться воздушных потоков: «Выполняю с готовностью всё, что велят» /4; 280/, - то в «Палаче» он уже делает всё, что от него требует палач, с радостью, вследствие чего становится объектом авторской сатиры: «Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу, / Я крикну весело: “Остановись, мгновенье!”».

Совпадает и концовка обоих произведений, поскольку герой говорит о заботе со стороны воздушных потоков и палача: «Мне охлаждают щеки / И открывают веки — / Исполнены