Полигон - Александр Александрович Гангнус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Идет Эдик, — сказал Плескачев. — Ого. Кукан еле волочит.
— Ну уж, — ревниво отозвался Жилин. — Все поменьше моего-то.
Все поглядели в сторону, противоположную той, с которой Олег сидел у колеса, так что Эдик не мог его видеть.
«Интересно, что у него сейчас в голове, когда он меня не видит, — подумалось ему. — Вот бы узнать».
— Чего он еле плетется? — пробурчал Жилин. — Эй! Ты что как на похороны, а?
И Олег не утерпел, лицо Эдика после такой реплики надо было видеть. Вскочил, выглянул из-за «уазика». Их взгляды сразу скрестились…
Вид у Эдика был странный. Пухлая нижняя губа отвисла. Верхняя, еще более пухлая и без того почти заячья, вечно приподнятая, приподнялась еще более, придавая лицу Эдика такое выражение, будто он сейчас заплачет.
Когда Олег выглянул, Эдик остановился, рот закрыл, сглотнул, переложил кукан в другую руку и двинулся дальше.
— Устал, как собака, и голова… болит, напекло, видать, — сказал он отрывисто.
— Тоже мне, паинька, чуть не десять лет здесь — и напекло. — Жилин пристально посмотрел на Чеснокова. Потом перевел взгляд на его кукан. — А ну, покажи, покажи. А ничего… Но меньше моего, а?
— Меньше, меньше, Илья Лукьянович, — Штукас выхватил из рук бледного Эдика кукан, поднял его. — Ну, конечно! Сорок штук, а, Эдик?
Эдик не отвечал. Искоса взглянув на Олега, будто проверяя, не собираются ли его бить, Эдик с какой-то даже торопливостью вдруг полез в машину, пробубнив:
— Поехали…
Ехали молча. Все попытки Жилина и Штукаса завязать веселый шутейный общий разговор быстро иссякли — столь мрачным и красноречивым было молчанье Эдика и Олега — они сидели сзади по бокам у Плескачева. Жилин обернулся, взглянул остро, испытующе на обоих. Повернулся и замолчал — больше уже в машине не заговаривал никто — до самой базы.
Эдик был на шесть лет моложе Олега, а на полигоне работал года на три дольше — он попал сюда по распределению сразу после института. Еще недавно Олега и Эдика можно было бы назвать друзьями. Да, еще каких-нибудь год-полтора назад. Эдика тогда только что назначили заместителем начальника по научной части. На собраниях и семинарах Эдик произносил энергичные слова про рывок, который должна совершить обсерватория, чтобы выполнить важнейшую из задач, стоящих перед коллективом научных сотрудников и инженеров. Прогноз! Предсказание землетрясений, по каким-то причинам необычайно частых здесь, на стыке индийского и праазиатского субконтинентов, где выросли могучие горные системы. Район между двумя ревущими реками, собирающими воду из вечных снегов и крупнейших ледников Азии, уставили временными и постоянными сейсмостанциями, насытили реперами и геофизической аппаратурой, назвали все это геополигоном, применив военный термин для сугубо в данном случае мирного испытания новых идей, приборов в условиях постоянной опасности естественной катастрофы.
Когда, уже пообвыкнув на полигоне, Олег рискнул на своей переаттестации выступить с наметками нового подхода к проблеме землетрясения, его здорово пощипали. Землетрясения, горные удары и взрывы, в первоначальном варианте гипотезы, объявлялись чуть ли не одним и тем же. Совсем вразрез с принятыми представлениями трактовался и такой основной вопрос уже даже не геофизики, а геологии, как рост гор. После первоначальной обиды, импульсивного желания замкнуться, уйти в себя, Олег довольно скоро почувствовал, что щипали — за дело. Смелые обобщения и коренная ломка сложившихся представлений были нужны (или, во всяком случае, интересны всем) — тут, кстати, никто особенно и не спорил. Но вот аргументация, обоснование, знакомство со старой и новейшей специальной литературой требовались обширные и безупречные — а этого не было, чего уж тут.
Эдик тогда тоже критиковал, но даже мягче других. А потом подошел и довольно долго выспрашивал детали: «А это как ты себе представляешь? А такой факт как истолкуешь?» Проявил, в общем, заинтересованность, что не могло не расположить к нему.
Особенно Эдик стал горячим поклонником гипотезы, когда на ее основе Олег стал пересматривать прежние подходы к проблеме предсказания сильных землетрясений по статистике сильных и слабых. Это тогда произошла знаменитая сцена: Олег и Жилин играют в шахматы, а Эдик и Саркисов спорят до хрипоты, сидя за столом, — и все это на саркисовской веранде, куда не так-то просто получить приглашение. Спорят о том, кто на полигоне гений — Дьяконов или Волынов. Причем, за Дьяконова — Эдик. Жилин подмигивает Олегу и крутит пальцем у виска: вот, мол, дураки. Да, была такая эпоха, походил в фаворитах у начальства. Эдик предложил сотрудничать. Олег согласился и поначалу не пожалел. Эдик работал хорошо. Наволок массу ценного материала, о существовании которого Олег просто не подозревал. Результат получился очень интересный, с явным выходом на прогноз и, что для Олега было главное, весьма укрепляющий позиции гипотезы. Статья была доложена, на редкость единодушно одобрена обсерваторским семинаром. Да и начальство, в лице самого Саркисова, было на сей раз оперативным. Тогда-то, на гребне совместной азартной работы, Олег с Эдиком, можно сказать, подружились, он постоянно забегал на холостяцкий огонек, да и Дьяконов приглашаем был к Чесноковым на семейные застолья непременно с гитарой, постоянно вместе ездили на рыбалку. Уже близился выход журнала со статьей. Но однажды Эдик как бы невзначай сообщил, что у него возникли сомнения в правильности их подхода.
— Я тут подобрал материал по южной зоне, проверяю, все что-то не так.
Немного удивило — почему Эдик свои сомнения в совместной работе проверяет один, без соавтора, но внимания не обратил, в конечное торжество своей гипотезы Олег верил нерушимо. Как вдруг, буквально за несколько дней до выхода «Геофизического вестника» с совместной статьей в обсерваторию пришел номер «Докладов Академии наук», где была небольшая статья за подписью одного Эдика Чеснокова. По сути, эта статья повторяла их совместную работу, но только на другом, том самом южном материале. При этом имя автора самого нового подхода к статистике слабых землетрясений даже не упоминалось. И про гипотезу — ни слова. Оказалось, если ее не упоминать, все прекрасно получается — просто новый подход, и все, а каким