5 имен - 1 - Макс Фрай

Колдуны говорят, что у них есть где-то специальный рубильник, которым они включают осень, но я думаю, это они все врут. Чтобы их не перестали уважать. Я думаю, что это у осени где-то есть специальный рубильник для отключения колдунов. Потому что все три месяца, пока дни становятся короче, а вечера безнадежнее, от колдунов ничего не зависит. И все об этом знают. Но когда колдуны начинают опять хвастаться своим рубильником, весь город им сочувственно кивает. Потому что осенью колдуны тоже люди. И чего бы им не похвастаться тем, чего у них на самом деле нет. Самое подходящее дело для этого времени года.

Когда у нашего города еще было название, мы, живущие там, были самыми обычными людьми, в меру трусливыми, в меру счастливыми, в меру желающими каких-то, нам самим непонятных перемен. И именно тогда, где-то между осенними ливнями и первыми заморозками, в городе появились колдуны. Сначала на них никто почти не обращал внимания, все были заняты своими делами и мимо колдунов ходили, снимая шляпы и кивая. Иногда какая-нибудь впечатлительная девушка делала реверанс. Наши колдуны умеют впечатлять девушек, этого у них не отнимешь.

Колдуны жили в городе почти как обычные люди. По утрам ходили в булочную, по вечерам пили вино. Они присматривались, и им в этом совершенно никто не мешал. У жителей города, у нас, тогда вполне хватало проблем. У нас остановились башенные часы, сливки кисли прямо в кофе, и вообще творилось много непонятного и неприятного. Мы же тогда не знали, что если колдуны рядом — оно всегда так. И не потому, что злые они или желают нехорошего — просто свойство организма.

Через полгода где-то колдуны к нам присмотрелись и собрали жителей на городской площади, сославшись на очень важное дело, которое им нужно обсудить с нами. Мы побросали все свои дела и страдания и столпились на площади. Мы чувствовали, то те самые неформулируемые перемены уже где-то рядом, и мы были согласны платить за это кислыми сливками и стоящими часами. Если мы будем счастливы, решили мы, часы нам все равно не понадобятся, а кофе можно пить черным. В крайнем случае, класть туда побольше сахара.

Колдуны сказали, что они могут сделать из нашего города Н. просто город. Который никак не будет называться, чтобы его не нашел никто лишний. Что этот город будет притягивать к себе чудеса. Что они точно пока не знают, какие именно чудеса нас ждут, но это и не очень важно, ведь чудеса не бывают плохими, это общеизвестно. Что мы, жители этого города, всегда найдем, чем заняться, и нас больше не будут мучить дурацкие проблемы. Все проблемы, сказали колдуны, будут у нас отныне не дурацкими, а очень правильными. А решать правильные проблемы — это ведь совсем другое дело. Вы увидите разницу, сказали колдуны, вы себе пока даже не представляете, насколько велика эта разница. И плата за это очень небольшая — надо всего лишь принести в жертву одного жителя города. Потому что настоящие, чудесные города не появятся, пока не будет пролита кровь. Потому что города не поверят, что это все всерьез. Колдуны сказали, что если есть добровольцы, то пусть они объявятся, тогда проблем будет меньше. Потому что если добровольцев нет, они выберут сами. Потому что они уже все решили, и наш город им вполне подходит для жизни.

Мы тогда разошлись с площади полные всяких тревог и страхов. Нам очень хотелось обещанных чудес, мы не могли дождаться, пока наш город станет настоящим, без названия. Но никто из нас не собирался приносить себя в жертву, потому что все очень хотели посмотреть на новый город и пожить в нем. Потому что чужое счастье — это что-то очень призрачное, а твои надежды — это нечто безумно материальное, можно даже потрогать. Колдуны дали нам на раздумье два дня, и сказали, что они очень рассчитывают на нашу гражданскую сознательность. Еще они сказали, что тот, кто захочет пожертвовать собой, просто умрет, тихо и без всяких ритуалов. А потом появится город.

Два дня мы сидели по домам и испуганно выглядывали из окон, не пойдет ли кто к колдунам. Два дня мы все надеялись, что найдется альтруист, который пожертвует собой. Те, кто курит, курили, прикуривая одну от другой, те, кто пьют, пили, не просыхая. Все остальные просто боялись. Нам было страшно, как бывает всегда накануне чуда. Нам было страшно, что колдуны выберут кого-то из нас, что добровольца не будет, что все решит слепой жребий. Было страшно, что жребий станет подглядывать и выберет именно тебя. Потому что у тебя сегодня вид непрезентабельный. Или галстук съехал набок. Или из прически выбилась одна прядь и торчит, портя всю картину. Или просто жребий не любит такие лица, так ведь тоже бывает.

Потом наступил вечер последнего данного нам дня. Но все равно, ни одна дверь ни открылась, и на нашей. обычно шумной площади не было ни души. Только колдуны сидели в шезлонагх и беседовали о чем-то. Наверное, о том, какие все-таки трусливые жители в этом городе. А ведь они расчитывали на большее. И на лучшее.

А на утро третьего дня оказалось, что умерли все жители города. Все до единого. Потому что желание жить в городе без названия, зато с чудесами, каким-то, непонятным для нас образом, победило страх. Колдуны поматерились, конечно, но потом, когда город Н уже стал превращаться вгород без названия, воскресили всех обратно. Сказали, что такой жертвой, пусть даже не вечной, будет доволен любой город. И хотя они хмурились неделю, воскрешение — все-таки очень утомительное занятие, я думаю, они были довольны. Если, конечно, не подстроили это все сами. Хотя, подстроили, конечно же. Иногда ведь достаточно просто рассказать.

Нынче город меня дальше моста не пускает. Да и на мост тоже. Сижу в кофейне за мостом, где несбывшееся, мы с ним хорошо уживаемся вместе. Навсегда там не останешься, иначе тоже не сбудешься, но чашку другую кофе выпить вполне можно. И покурить с ним на пару, поболтать о тех временах когда. "Те времена когда" у нас с несбывшимся почти одинаковые. Там светло, пахнет морем и, кажется, есть какая-то великая любовь. Это больше похоже на сны, чем на воспоминания, но мы не жалуемся. Я говорю несбывшемуся, что все еще будет, понимаю, как глупо это звучит, но все равно говорю.

Приходили колдуны, сказали, что в город мне пока что нельзя. "ты слишком на земле сейчас" грустно сказали колдуны. Да, я слишком на земле, согласилась я. Пока что так, пока что снег не выпал, настоящий. Землю еще видно, и можно быть слишком на ней, запросто. "может, ты так надеешься избежать отмеренного тебе одиночества?" поинтересовались колдуны. Да нет, ответила я, меня вполне устраивает это одиночество, я же даже конверт не открывала, я не знаю, сколько там еще. Просто так получилось, в какой-то момент понимаешь, что ты слишком над землей и начинаешь потихоньку спускаться. У меня тут не то, чтобы много хорошего, у меня тут межсезонье. Но уже морозно. У меня тут полулюбовь и дружба всякая, та, которая издалека, и та, которая близко, на расстоянии дыхания, примерно. "зачем тебе полулюбовь?" спросили колдуны "тебе ведь от любви плохо". Мне плохо, согласилась я, но как иначе, ведь иначе, если совсем без любви, я никогда не смогу снова оказаться в городе, я не смогу подняться, вы же понимаете. Вы же тоже когда-то были на земле. Колдуны кивнули, они были, они очень хорошо знают. "а в кафе на площади новый сорт кофе теперь" сказали они, как будто просто так, как будто без намека. "Почти как кенийский, но в сто раз лучше". Да, у нас в городе все в сто раз лучше, иначе не бывает. У нас в городе и жизнь сама в сто раз лучше, чем тут на земле. Мне надо еще одно дело сделать, понимаете, сказала я, взглянув на несбывшееся. Понимаете, в поезде на Новый год — это просто необходимо, это то, что должно сбыться. Ведь надо же отделить прошлое от будущего, иначе нет никакого смысла жить в этом городе, где все в сто раз лучше. Колдуны снова кивнули. Вы не бойтесь, сказала я колдунам, я ведь уже умею ни за что не держаться, и ни за кого. Так что я обязательно и непременно вернусь. Как только снег выпадет совсем. Как только мое несбывшееся сбудется. Тогда я смогу выйти из этой кофейни. Но и в нее я еще вернусь. Потому что несбывшегося много, а я одна, но мне нужно иногда помогать ему сбываться. Ему же тут тоже скучно.