5 имен - 1 - Макс Фрай

В общем, двойники все разошлись к полуночи, старый Джон закрыл заведение, потому что утомился сильно за день, горожане наши, шумя, вернулись по домам. Я тоже вернулась, надела свой любимый сарафан, короткий и без рукавов вообще и пошла на площадь, посидеть, порадоваться. А может и потанцевать, если луна будет полной. Луна у нас ведет себя как хочет, так что может и полной оказаться.

На площади, за столиком закрытого кафе сидела моя соседка и плакала. Я не стала спрашивать, что с ней такое, и так ведь все ясно.

Иногда, раз в неделю примерно, я хожу встречать утренние сумерки. Чаще всего, это просто красиво и спокойно, но, если повезет, если звезды расположатся удачно, если день обещает быть пасмурным и если туман, можно увидеть, как день вчерашний превращается в день сегодняшний.

Это, конечно, совсем не просто. Нужно знать где и когда оказаться, чтобы это увидеть. У нас рядом с городом есть пруд. Маленький совсем и почти заросший. О нем почти никто уже не помнит, поэтому пруд и зарос. От невнимания людского. А когда люди перестают обращать на что-то внимание, на это-то что-то тут же обращает внимание мир. Поэтому все происходит только на этом пруду, нигде больше. А на берегу есть огромный камень, на который нужно забраться и усесться, чтобы все как следует разглядеть. И приходить смотреть на все это нужно только одному, никак иначе. Еще бы хорошо не привлечь к себе внимание мира, потому что он может обидеться и начать совершать всякие чудеса в каком-нибудь другом месте. А его еще найти нужно будет. На это иногда сотня лет уходит. Это-то место я случайно нашла, просто пошла погулять как-то утром, чтобы побыть немного в этих самых сумерках и набрела на пруд. но так ведь очень редко везет.

Так вот, если все-все эти условия выполнить, и усесться на камне поудобнее, то минут за пятнадцать до восхода солнца вчерашний день превратится в сегодняшний. Ниточки, которые удерживают вчерашний мир, сгорают странным серым пламенем, красивее которого во всем свете не найдешь, даже если обойдешь его вокруг три раза и поплюешь через правое плечо. И вчера, которому не на чем больше держаться, тогда падает и потихоньку растворяется между совсем еще небом и совсем уже землей. Если обнаглеть, можно зачерпнуть его ладошкой, пока растворяется, и тогда у тебя на всю жизнь останется немного вчера. Но от этого радости обычно никакой. Вчера в неволе хиреет и тускнеет. Лучше все-таки хранить в памяти, а не в кулаке. Хотя я поначалу жадничала, из каждого увиденного вчера по чуть-чуть зачерпывала и раскладывала дома по скляночкам. Думала, оставлю себе на старость, начнется склероз, а вчерашние дни тут, как тут, надо только в скляночку смотреть подольше. Но потом я их всех повыпускала на том же пруду. Ведь если у меня склероз начнется, я наверняка не вспомню, что это за скляночки, и что там внутри.

Да, еще иногда перед восходом можно увидеть как совы превращаются в то, чем они не кажутся, а являются, но про это я рассказывать не буду. Я им обещала.

Зимой дни такие короткие, что превращаются один в другой совершенно незаметно. Да и утренние сумерки случаются совсем поздно, когда уже людей везде полно. Так что зимой приходится сидеть дома, красить дощечки на санках и иногда ходить на пруд кататься. Забывая про всякое волшебство. Зимой вообще просто забывать. А жить сложно. Но я тренируюсь.

У нас в детстве была такая игра "Ничего не держи". Каждый из нашей компании, нас шесть человек было, мог в любой день в любой момент сказать «игра», и мы все тут же бросали все, что в было в руках и ничего не держали. И ни за что не держались. Столько, сколько ведущий скажет. Ведущий, правда, тоже должен был играть с нами. А мы ведь не просто так по улицам ходили, пока игра шла. Мы все время пытались найти что-нибудь такое, сложное-пресложное. Сначала мороженое ели. Это весело было, конечно, но не сложно ни капельки. Продавщица мороженого наша доставала из кармана назначенного казначея деньги за шесть порций, и совала нам в зубы стаканчики с пломбиром. А потом мы его на каком-нибудь столике, громко чавкая, поедали. Умываться, правда, потом приходилось долго. Но это ничего. Потому что единственными исключениями из правила были вода с воздухом. Их все равно не удержишь, как ни старайся.

Потом Ник, наш заводила, начал таскать нас к старому веревочному мосту. Вот это правда поначалу страшно было. И понимаешь, с одной стороны, что ничего с тобой не случится, и не упадешь ты никуда, а с другой стороны, мост ведь раскачивается, и руки сами тянутся к этим истертым канатам. Мост еще мой прадедушка строил, так что висел он на честном слове. Честного слова, правда, вполне хватало. И даже сейчас хватает. И вот ты, чтобы ни за что не ухватиться и не проиграть, суешь руки в карманы поглубже, идешь по мосту и орешь во всю глотку. От страха. И чтобы как-то отвлечься. А обратно уже по обычному мосту, на всякий случай.

Правда, со временем мы и к этому привыкли. Бегали по мосту туда-сюда, даже в салки иногда играли. А Ник сказал, что это уже скучно и что теперь надо попробовать походить по крышам.

Крыши — это штука совсем жуткая, там ни за что не ухватиться вообще практически невозможно. Но мы вот что обнаружили. Если все-таки пойти, даже если крыша наклоняется совсем, и если там внизу поручней не поставили, и если скользко так, что даже босиком съезжаешь куда-то вниз, если сделать три шага вперед, то можно взлететь. Ненадолго, конечно, секунд на десять всего, но зато взлететь совсем по-настоящему. Потом, правда, когда обратно спустишься, точно за что-нибудь ухватишься. И проиграешь. Но это уже неважно было. Потому что мы потом только и делали, что пытались взлететь на подольше. У Ника как-то почти полминуты получилось провисеть над крышей моего дома. Мы обзавидовались. А почему так только у него получилось — не знали. Да и сам он не знал, наверное. Только гордился и нос задирал.

Вот, а потом мы стали постарше. То есть, доросли до такого возраста, когда мосты и крыши — это уже не способ полетать, а место для более-менее романтического свидания с поцелуями под луной. Или без луны. Как сложится.

Но тут получилась вот какая штука. Как только кто-нибудь из нашей компании себе находил что-нибудь любимое, оставшиеся пятеро тут же объявляли игру. На целый день. Дольше нельзя было по правилам. Но ведь и дня вполне хватало. Я ведь помню, каково это было. Когда просыпаешься с мыслями о том, как вам вдвоем вчера было хорошо и как еще сегодня будет, а тут Ник в окно стучится. И бумажку показывает с надписью "Сегодня весь день Игра". И тебе уже хочется послать их всех подальше, и не видеть больше никогда, вернуться в постель, обнять, поцеловать, забыть на фиг про все…но потом вспоминаешь мост и крышу, и то, какое лицо было у Ника, когда он висел в воздухе тогда, и понимаешь, что нельзя, никак нельзя отказаться от игры. Одеваешься тихонько, и выбегаешь на улицу, сколько бы лет тебе ни было — 17 или 27. И идешь есть мороженое. Или кофе пить. Кофе пить без рук я только совсем недавно научилась. А вот ни за что не держаться и ничего не держать, наверное, уже давно. На мосту, может быть. Вот я еще прикуривать научусь как-нибудь, и будет тогда совсем счастье. Ник последний раз сказал, что научился. Но врет, наверное.