Волжане: Поветлужье. Ветлужцы. Ветлужская Правда (сборник) - Андрей Архипов

Лес будто вымер.

Вязкое молчание окутало сгущающиеся сумерки таежных зарослей.

Никого…

С трудом повернув охотника на спину, Тимка ощупал его с головы до ног. Вроде в порядке, никаких ран, кроме наливающейся огромной шишки на пол-ладони выше виска и сочащейся крови из ссадины оттуда же.

«Ох, опять тебя, дядя Антип, угораздило по голове словить…»

Наскоро ополоснув его ссадину водой из ближайшего ручейка и перемотав голову раненому чистой тряпицей, Тимка начал обходить поляну по кругу, пытаясь отыскивать следы, как его учил охотник.

Так, это та прогалина, по которой он сам ушел и вернулся, а тут… нет, паутина висит нетронутой. А вот в этом месте свисают лохмотья, и паук совсем недавно начал опять перекрывать проход своей белесой тонкой нитью. Да, судя по всему, пришли с противоположного направления от того, куда бегал он. А может, ошивались где-то рядом? Хорошо, что не столкнулся.

«Ох, надо еще осмотреться…»

Однако других следов последующий поиск не дал.

«А долбленка, на которой они приплыли, цела ли? Неужто пропустил? Да, точно…»

Пробежав полсотни метров до Ветлуги и не обнаружив там лодки в кустах, Тимка удрученно вернулся обратно. Немудрено не заметить следов на тропочке, которую они натоптали, когда таскали вещи в глубь леса.

«Куда же ушли чужаки, и где Радка?»

Еще раз осмотрев Антипа и не решаясь потревожить охотника, Тимка уложил его чуть удобнее, подложил под голову что-то мягкое и нарисовал на земле стрелку, показав направление, куда он пойдет. Дождь вроде не собирался, так что была вероятность, что его знаки не смоет.

«Уф-ф… теперь в путь», – сказал он себе и отправился к Ветлуге, где свернул вниз по течению, удаляясь от нижнего гурта.

Однако не прошел он и трех-четырех сотен метров по берегу реки, как заметил в кустах неестественно смотрящийся там обработанный кусок дерева. Потянув его с силой на себя, он вытащил на песок заляпанную кровью долбленку с длинной трещиной, тянувшейся по дну.

И тут же сверкнула мысль.

«Неужели сбежавшие буртасы? Это же они увели ночью лодку, да и стреляли по ним, может, и попали… Вот и кровь. Если так, дело плохо…»

Что уж они сделали с утлым суденышком, Тимка знать точно не мог, но догадаться можно было вполне. Пытаясь с раненым пристать в темноте к противоположному от возможной погони берегу, неловко налетели на корягу, и не слишком крепкая лодочка треснула…

«Так, значит, они тут несколько дней обитали. То ли раненый не давал им двигаться, то ли другие причины… Стоп, посмотрим следы на песке… да, есть чуть ниже. Кто-то выходил оттуда… двое! А через некоторое время зашли обратно и, похоже, что с вещами: следы чуть глубже…»

Тимка метнулся в лес и через некоторое время обозревал покинутую стоянку буртасов, теплые угли костра… Как им не быть теплыми: он отсутствовал в лагере всего часа два, не больше. Наверное, воины заметили их суденышко и, увидев, что они пристали к берегу, решили забрать долбленку, а заодно и то, что под руку попадется… Вот Радка им и досталась – другой причины исчезновения девушки Тимка не находил.

«Гады… как догоню, так сразу порву на куски, – сказал он себе, прекрасно осознавая, что ничего такого он сделать с воинами не сможет. – И все же, все же… Скоро стемнеет, и они через час-полтора должны встать на стоянку, если не захотят еще раз рискнуть лодочкой. Радку нельзя бросать. А если этой ночью ее не вызволить, то больше можно не увидеть».

Проверив наличие болтов, и потрогав для успокоения нож, Тимка двинулся дальше по берегу.

Молодость не сомневается и не боится – она еще не знает, что такое смерть. Молодость идет вперед напролом, движимая своими мечтами и идеями… Разными мечтами и идеями.

Некоторые не стоят ни гроша, некоторые несут разрушение и смерть, но некоторые содержат в себе такую чистоту и такое самопожертвование, что сверкают перед потомками звездами первой величины среди остальной серости бытия и дают им желание жить, подобно тому как капли живительной влаги спасают путника в пустыне.

Главное, чтобы они были время от времени, орошая собой род человеческий.

Радка до сих пор не могла прийти в себя после оплеухи, которую ей закатили в первые же секунды нападения. Как же нелепо они попались…

Когда зашуршали кусты, то она подумала, что это возвращается Тимка, и даже не повернула головы. Но спустя мгновение увидела, как вскакивает отец, тянется за луком… и падает, получив плашмя мечом по голове. И тут же сама летит на землю от толчка в спину, с нее слетает шапка, коса бьется как живая по земле.

«Подняться, убежать… быстрее! А-а-а! Сильный рывок за волосы – и боль по всему лицу от руки в кольчужной рукавице.

Не успела, не успела, всё… А Тимка на свободе, спаси его Господь!»

Сознание вернулось только в лодке, где ей пришлось лежать со связанными впереди руками и затекшими от тугих пут ногами.

«Сколько уже плывем? Час? Два? Сутки? Не вспомнить».

Сверху послышались голоса, и долбленка ткнулась носом в прибрежный песок у обрывистого берега. Кто-то потащил ее из лодки, вскинул на плечо и понес в лес. Жесткое окольчуженное плечо било по ребрам и под них, вызывая судорожные спазмы боли и невольные вскрики сквозь прикушенные губы. Мгновение полета, рывок за косу – и земля встретила ее мягкой хвойной подстилкой и узловатыми корнями елок, попавшими прямо на бедро.

«Ах, чтоб тебя! У-у-ух, как больно…»

Ну вот, мучитель отошел, теперь можно и выдохнуть, переждать, когда боль затихнет, и попытаться расправить затекшие конечности…

Путы с ее ног сняли примерно через четверть часа, сразу после того как воткнули заостренный колышек в середину поляны. Привязали к нему короткой веревкой все еще стянутые кисти рук, бросили кусок утки, ею же и запеченной еще на стоянке, поставили туесок с водой.

Утиная ножка покатилась по листве, набирая на себя пучок сухих хвойных иголок. Ешь, мол, прямо так. Ух, благодетели! Старший, ударивший ее по лицу воин даже кивнул на кусты, предлагая сходить по нужде, если желает. Подняла выше голову, мотнула посильнее: не хочу…

«Ох, это же буртасы сбежавшие: те самые лисьи хвосты на спине… Что сделают со мной? Что? Насиловать не будут – уж больно равнодушно смотрят, мала для них, видать… К булгарам повезут? Да, скорее всего. Продадут в наложницы на невольничьем рынке, и прощай навеки, родимая сторонка».

Сердце захолонуло от тревожного чувства возможной потери, и Радка еще раз огляделась.

Трое воинов сидели около огня, спрятанного в яме на месте вырванной с корнем огромной ели. С реки и не заметишь: слишком слабые отблески по верхушкам деревьев…

«О, Господи, Господи! О чем я, неужто помощи какой жду?!»

Вскоре двое из воинов легли спать рядом с костром, а третий ушел куда-то в подлесок. Радка тоже попыталась уснуть, однако сон не шел. Время мучительно тянулось в нерадостных размышлениях и переживаниях. И не только о себе.

«Отец получил мечом плашмя по голове, может, выспросить что хотели, а может, клинок так пошел, кто знает… Прирезали потом или жив еще? Если жив и очнулся, ищет ли? Ох, сколько вопросов, и нет… не будет на них ответов!»

Голова и шея болели невыносимо, и она прислонилась ею к свежему березовому колышку: слышала, что дерево боль с человека снимает.

«Сними и ты с меня ее, частичка березовая…»

Стало немного прохладно, и Радка ногами закопалась в хвою, хотя и знала, что от земли потянет холодом и тот вытянет у нее остаток сил.

«Эх, теперь уж все одно… Жалко, что Тимку она уже не увидит больше, – по нраву он ей пришелся, легко с ним. Ну да ладно, судьбинушка у нее такая… Судьбинушка? А если на меч броситься или в воду упасть связанной? Так, может, это и есть моя судьба?

Радкины глаза вспыхнули отчаянием…

«Будь что будет, не хочу жить вдали от лесов родных, рек прозрачных. Сбегу! А не суждено мне такое, так тут в землю и уйду… Для начала повернусь, будто во сне. Один из буртасов первый час на нее поглядывал, да и сейчас спит сторожко. Ох, кол даже не шелохнется… Все равно – лягу вокруг него и буду совсем понемножку тащить».

Через час мышцы спины болели невыносимо, хотя казалось, что кол уже начал поддаваться. Да и кисти рук уже один раз сводило судорогой, и в голову закрадывалась предательская мысль:

«Да зачем все это? Все равно поймают да накажут. Может, потом прыгнуть с лодки? Так будет легче умереть, просто надо отложить чуть-чуть усилия, сделать все потом, утром…»

Но жгла и другая мысль: «А как же Тимка? Он так же поступил бы или сражался до конца, каждое мгновение?»

И опять содранные в кровь ладони тащили ненавистный колышек из земли… Иногда казалось, что прошла вечность, но, судя по ночному светилу, минул всего лишь час или два…

«Чу, что за вскрик в глубине леса? Или это волчара настиг свою добычу, и она жалобно всхлипнула в свой смертный час?»

Однако почти неслышно за спиной поднялся тот, давешний буртас, что подглядывал за ней, и скользнул мимо в ночную тьму.