Тропинка в зимнем городе - Иван Григорьевич Торопов

Он пристально вглядывается в лицо шагающего позади высокого мальчика… Густые черные брови. Нос чуть с горбинкой, выдающийся вперед подбородок… Он и есть, он самый — Бисин, Огненный Глаз! Вон как пронзает взглядом… Что же это? Время повернуло вспять? Может, сам он, Иван, еще и не побывал в солдатах?.. Ну, язви тя в корень… Чолэм тебе, привет, Огненный Глаз! Парень ты хоть и завидный, но Машутка, вишь, ко мне от тебя сбежала, прямо из-под венца… Ох, Маша!.. Ох, Бисин, по твоей вине, злодей, она порешила себя!.. Волк ты, волк… но куда же это меня тащит Огненный Глаз? Опять пищаль нацелит… А моя где? Ой, где же моя пищаль?

Взбудораженный горячечными думами, старик надрывно ойкает вслух. Ваня сразу же останавливается. Мальчики опускают раненого на землю.

— Что, дедушка, больно? Лежать неловко? — спрашивает Ваня, склонясь над ним.

— Ничего, пройдет… — опамятовался дедушка. — Должно, ворохнулся неладно.

Осторожно переходили ложбину Черного ручья, утыканную травянистыми кочками. Сам ручей пришлось гатить, хорошо, что Ваня догадался положить на носилки, к дедушкиным ногам, топорик, обычно крепящийся к лазу, — нарубили веток.

Скоро ли, долго ли, но добрались до Тяновой избушки без особых приключений.

Едва опустили носилки под кедрами, Ваня сразу же бросился отворять дверь в сенцы — ведь чего только не пришлось передумать о заброшенном чибуке. А тот — вот он, живой, как только почуял солнечный свет, сам резво затопотал к улице, и не затем, чтобы сбежать, а наоборот — потерся о Ваню: проголодался небось, просит поесть, как у матери. Ваня погладил мягкую шерстку, сказал ласковое слово. Вадим удивленно смотрел со стороны на лосенка, потом подошел и тоже начал гладить его. Чувствуя под ладонью живое тепло, мальчик смягчился, сердце наполнилось жалостью. Подумал: «А ведь засек бы бегущим по лесу — подстрелил бы, конечно… Азарт сильнее жалости…»

Ваня зашел в сенцы и увидел, что короб, в котором была вода, пуст — не столько выпил, неумеха, сколько разлил. И траву да мягкие хвойные кисточки съел. Брюхо, видать, и впрямь жить научит…

Сюдай тоже приблизился к чибуку, свесив язык, помахивая хвостом, будто прося извинения за вчерашнюю нелюбезность: олан-вылан, как поживаешь, а мы даже соскучились по тебе… Лосенок, совсем не страшась, боднул его горбатым носом, шаля, приглашая играть, не понимает еще, дурашка, какой клыкастый и опасный зверь этот Сюдай.

Старого снайпера внесли в избушку, уложили на нары.

На улице, под кедрами, где, как гласила легенда, покоилось тело древнего коми охотника Тяна, Вадим, переводя возбужденное дыхание, сказал Ване:

— Постой… Теперь давай решим. Надо ли приносить сюда и моего деда?

— А что? — спросил Ваня, хотя догадался сразу, о чем пойдет разговор.

— Вместе — не случится ли худа?

— Не знаю… — Ваня тоже засомневался.

— Вряд ли они помирятся…

— Да-а… А сам ты как думаешь, Вадим?

— Я — опасаюсь. Дед наш резкий очень, заводной. Не привык никому уступать… всякое может случиться… Я думаю: не лучше ли нам с дедом остаться пока в шалаше?

— Вот задача-то, попробуй сам решить либо заглянуть в ответ… — размышлял Ваня. — А знаешь что, давай спросим у дедушки, как быть?

Солдат Иван, не колеблясь, сказал, что Бисина тоже нужно перенести сюда.

Почти полдня ребята снимали старикам повязки, накладывали новые, свежие. Осторожно, смягчая ваткой, смоченной спиртом, они отторгали от закровенелой плоти смазанные пихтовой смолой берестинки. Раны, слава богу, не загноились, а наоборот, даже чуть затянулись, особенно у Ваниного деда. Да и с виду Солдат Иван казался живее и бодрей. Может, Бисин был ранен серьезней — пуля вроде бы угодила пониже и сильней ожгла его легкие. А может, думы его были куда более тяжки и унылы, чем у Ваниного деда, это и мешало выздоровлению, — ведь бывает, что человек и просто от горестных мыслей хиреет, а тут еще рана…

Растолкли таблетки стрептоцида, присыпали смазанные йодом раны, прикрыли ватой, проложенной меж двух бинтов, бинтами же туго перевязали. Все это Вадим достал из аптечки.

Меж делом Вадим рассказал Ване, что мать его — врач, и он часто бывал с нею в больнице, однажды даже проник в морг, пристроившись к группе студентов-практикантов. Иным, сказал он, на вскрытиях в анатомичке случается дурно, а ему, Вадиму, хоть бы что. Поэтому мать настаивает, чтобы и он поступал в медицинский институт. Но ему лень учиться так долго — целых шесть лет. Ему хотелось бы лесованьем заняться, охотничьим промыслом, стать таким же заправским охотником, как его дед.

27

Оставалось ждать вертолета: дня через два он должен был прилететь за добычей. Но ведь сядет он у переката — значит, нужно переместить туда раненых стариков? Можно бы, конечно, использовать лодку Бисина, подняться на ней вверх по течению, по Тян-реке, а там, опять на носилках, перенести к дому. Но такой дальний переход, тряский и полный подвохов, новые перекладывания с носилок да на носилки, был опасен: не открылись бы снова раны…

Нет, кому-то из мальчиков, Ване или Вадиму, придется сбегать к избушке, оставить там, на видном месте, записку: что, мол, хозяин болен, сам передвигаться не может, и нужно сделать посадку в верховьях реки, у домика Тяна.

Но кому идти — Ване или Вадиму? Хотя они как будто уже и привыкли друг к другу, но теперь каждый особенно остро почувствовал, как неохота ему оставлять тут своего деда. Конечно, тягостно это — вот так не доверять друг другу, но что поделаешь?.. Они не могли пересилить себя.

В конце концов решили идти вместе.

Да, все дела и планы нарушились, перепутались — не распутаешь, забот полон рот и печалей невпроворот, но куда от них денешься?.. Только бы вертолета дождаться. Только бы стариков благополучно доставить.

Собак решили не брать, чтобы не отвлекали в пути, посадили обеих на привязь.

Но как оставить рядом двух стариков, недавно стрелявших друг в друга?..

Солдат Иван, заметив сомнения и тревоги ребят, усмехнулся:

— Гляди, Бисин, парни наши боятся, как бы мы с тобой не перегрызлись!

— Мне и с места, пожалуй, не сдвинуться, — прохрипел в ответ Бисин. — Где уж тут грызть…

— Вы идите, идите. Мы больше не станем ругаться, — заверил Солдат Иван.

— Найдется и доброе, что рассказать друг другу, — к примеру, как на войне снайперовали, — поддержал Бисин.

Ваня понял, что старикам даже хочется остаться наедине.

Прихватив ружья, мальчики торопливо зашагали вдоль Тян-реки, знакомой уже дорогой. Не отвлекаясь попутной беготней за зверем