Тропинка в зимнем городе - Иван Григорьевич Торопов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зато Ваня спал, похрапывая. На его открытом, подрумяненном огнем лице играла во сне улыбка. Ему-то что! На них обоих нет никакой вины. Вот спустятся в село, заявят обо всем куда следует.
Сердце Вадима испуганно сжалось, он едва сдержался, чтобы не вскрикнуть. Деда небось, как только он выздоровеет, судить будут, отцу неприятности… и сам он, Вадим, на всю жизнь опозорен будет… А если еще какие дедовы старые грехи всплывут на суде? Тот же Солдат Иван все и выложит, постарается заварить кашу погуще после такого-то дела… еще, глядишь, и в газете напечатают… Как тогда людям, тем же дружкам школьным, девчонкам на глаза показаться? Придется бежать без оглядки… Дед вон в свое время ушел подальше от родной деревни. Но тогда-то что, тогда можно было и спрятаться, затеряться, а вот теперь попробуй… и радио, и газета повсюду разнесут дурную славу… Так и будешь жить с этим клеймом…
Вадим остановился, затаив дыхание, поглядел на спящего Ваню, на проем шалаша. И вдруг в груди его что-то резко и мучительно встрепенулось…
А что? Если слегка нажать курок… Лес глух и темен… А после дед научит, что и как делать, где что говорить, чтобы не нашлось концов… свидетели где? Да и сам он, если бы стали допрашивать, сумел бы извернуться. Однажды он в школе избил одного парня, да так и не признался, сколько ни держали его в учительской…
Вадим чувствовал, как от этих мыслей начинает лихорадочно стучать сердце, перехватывает дыхание; он не может оторвать от шалаша горящего взгляда…
И в этот миг почти одновременно вскочили собаки, с злобным лаем бросились в чащу леса.
26
Да, это был опять медведь, запах мяса притягивал его. Но два могучих пса на сей раз быстро застращали его и, кажется, даже не позволили поживиться остатками лосиной требухи — их злобное «гав-гав» слышалось совсем недолго, затем взбудораженные псы вернулись обратно к костру.
Косолапый хозяин тайги, конечно, сообразил, что тут к его незваным гостям подошло подкрепление, и, смирясь, решил убраться подобру-поздорову.
Значит, комнате Вадима в городе еще не пришел срок обзавестись таким почетным охотничьим трофеем — шкурой медведя.
А может, все и к лучшему. Ох, вовремя подоспел этот медведь — отогнал и развеял недобрые мысли, которые лезли в голову, сводя с ума.
Даже теперь, когда все улеглось, Вадиму стыдно поднять на Ваню глаза: как будто, если он взглянет, тот сможет прочесть на его лице недавнее сумасбродство.
Светало. Мальчики решили больше не ложиться, потому что новый день предвещал им немало забот.
Прежде всего надо было сделать носилки. Они срубили сухие сосновые жерди, легкие и прочные, не сверленные еще короедом. Настригли рябиновых и черемуховых виц. Вадим, не теряя времени, начал зачищать жерди от сучьев, а Ваня взялся мять лозу. Прижмет ногой к земле комлевый конец, возьмется за другой да и крутит, как бурав. Дело это лишь с виду нехитрое — лоза ведь может легко переломиться там, где сучки да рассошки, — но Ванины руки, благодаря дедовым наукам, уже привычны к этой работе.
Потом они густо оплели прутьями две жерди, захватывая их петлями, сверху настелили мягких пихтовых лап, прикрыли их лазами да куртками, — носилки были готовы.
Но тут Солдат Иван заявил, что, прежде чем они уйдут отсюда, надо все здесь как следует прибрать.
Лосиную шкуру протереть с изнанки солью, хорошенько растянуть, распялить на окоренных шестах, ворсом вниз, в затененном месте. Проверить мясо, развешанное на перекладинах: где плохо провялилось солнцем и дымом костра, где сыровато еще, снова густо протереть солью.
И хотя мальчикам не хотелось задерживаться тут из-за лишней работы, оба они были довольные тем, что сумели все это сделать.
На огне тем временем варился суп, вскипал чай.
Старики ели с большой охотой, и оба, как будто сговорившись, попросили плеснуть им в чай спирта из фляжки.
— Стало быть, дело идет на поправку… — заметил Ваня.
— Ежели не на упокой, — скривился в усмешке Бисин. — Хворый перед смертью, говорят, всегда пищи досыта требует…
— Перестань, Бисин, мальцов стращать, — перебил его Солдат Иван, — им уж и без того досталось. Видать, у смертушки все еще не хватает сил, чтоб с тобою справиться. Ни огонь, ни вода, ни пуля тебя не берут!
После еды ребята осторожно вынесли из шалаша Солдата Ивана, уложили его на носилки.
— Как бы в третий раз на фронте побывал, язви тя в корень… — сказал старый снайпер, обращаясь к санитарам. — Навоевали мы вам хлопот.
— Ничего, дедушка, выдюжим! — успокоил его Ваня. — А если в дороге почуешь боль, ты скажи.
А Вадим обратился к Бисину:
— Ты, дед, пока полежи здесь, мы скоро вернемся за тобой. Султана я привяжу у шалаша.
Бисин подозвал внука поближе, горячо зашептал ему на ухо, когда тот наклонился:
— Как снесете Солдата, возвращайся сюда один. Понял? Что нам с ними артелиться! Мы и вдвоем перебьемся…
— Как же так? — оторопел Вадим.
— Ненавидят они нас. Повадки-то у них прежние: в чужие дела лезть, не за себя заступаться… Подальше бы от них.
Жуткое ночное наваждение на короткий миг вернулось к Вадиму, ослепя глаза и взбудоражив сердце. Но он совладал с собой, сказал:
— Погоди, дед, сначала отнесем Солдата.
С тяжелыми носилками отправились мальчики в путь. Впереди, стараясь ступать как можно мягче, шагал Ваня, он был в одной рубахе, на голове кепка, поперек плеча — ружейный ремень. Сзади шел Вадим, тоже налегке и тоже с ружьем.
Солдат Иван лежал на носилках навзничь, глядя на сосны, стоявшие вдоль охотничьей тропы, на ясное утреннее небо, пронизанное солнечным блеском, и предавался нескончаемым думам.
Сюдай бежал впереди и, временами останавливаясь, смотрел на это странное, досель не виданное им шествие, но опять возвращался к своим собачьим заботам: то сунет острый нос в дыру под корягой, то задерет морду, то вдруг исчезнет где-то, то появится вновь.
Старый снайпер хотя и был сухощав, поджар с виду, но жилист, весу в нем много, и без торной дороги тащить его было не больно легко. Ваниным рукам еще терпимо — натружены деревенской работой, — а вот тонкому, как тростина, Вадиму совсем тяжело, плечевые суставы у него ноют, пальцы, стискивающие концы жердей, так и норовят сорваться. И хотя ему не хочется выказывать себя слабаком, приходится первым просить передышки.
Затем они опять идут вперед, укачивая