Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

лучше. Энрике наверняка правильно оценил истощение сил и беспомощность своего противника. Достигнув Калаорры, вблизи границы, он провозгласил себя королем Кастилии и вскоре, 29 мая, устроил свою коронацию в Бургосе. По пути в этот город наемники Энрике напали на еврейскую общину в Бривиеске, вырезав все её двести семей до последнего человека. Так как никто не потрудился похоронить убитых, «их тела, — как написал современный автор, — послужили пищей птицам и диким животным»[356]. Трудно усомниться в том, что это массовое убийство было, как и предыдущие — Алькана, Нахера и Миранда, — осуществлено по приказу Энрике или хотя бы с его согласия, так как антисемитские лозунги были по-прежнему лозунгами его кампании против Педро. Они присутствовали даже в официальном приглашении на его коронацию, в котором он обвинил Педро в «порабощении» «всей земли» «возвышением мавров и евреев до положения их хозяев» и «сокрушением католической веры»[357]. В полном согласии со своей антисемитской политикой он обложил общину Бургоса штрафом в миллион мараведи, что намного превышало возможности общины[358]. Вскоре после этого он объявил, что все христиане освобождены от обязанности платить свои долги евреям[359]. Ничего лучшего нельзя было придумать, чтобы поощрить христиан таких городов, как Авила и Сеговия, атаковать худерию и ограбить местных жителей, отняв у них документы, свидетельствующие о долгах христиан евреям[360].

Педро поспешил в Толедо, надеясь получить там военную помощь, но Энрике погнался за ним и заставил его отступить к Севилье. Придя в Толедо, граф, провозглашенный королем, повторил акт грабежа общины, произведенный против евреев Бургоса. И толедским евреям тоже было приказано выплатить ему в течение двух недель один миллион мараведи — сумму, которой, как и в случае Бургоса, у общины не было. Как следствие этого, многие из евреев оказались без всяких средств и были обречены на рабство[361].

В момент, когда Энрике вошел в Севилью, Педро уже успел покинуть город. Он отправился в Гасконь, бывшую в то время в английских руках, для того чтобы заручиться помощью Англии. Он взял с собой часть королевской казны и послал основную её долю в Португалию по реке, на корабле под командованием своего казначея Яньеса. Но агенты Энрике в Севилье, которые следили за Яньесом, схватили его и отобрали деньги. Яньес был доставлен к Энрике, который поспешил мобилизовать его на свою финансовую службу. Был ли Яньес в сговоре с грабителями Энрике? Такое предположение кажется чересчур надуманном. Но Педро, который позже приговорил его к смертной казни, мог подозревать Яньеса в предательстве[362]. В любом случае весь этот эпизод, который, как мы увидим, решил судьбу Педро, почти наверняка не произошел бы, если бы казна была в руках у дона Самуэля.

X

Теперь Энрике правил почти всей страной, кроме Галисии, оставшейся верной Педро. Думая, что война практически закончена, Энрике сконцентрировался на создании своей администрации и с бесстыдным цинизмом и голым прагматизмом, типичным для всех его действий, повернул в другую сторону свою политику по отношению к евреям. Его антисемитская кампания, которая помогла ему захватить власть, оказалась теперь ненужной, и он не видел никакой причины её продолжать. Поэтому он стал искать способных и умных еврейских финансистов, которые могли бы создать для него систему сбора налогов того же типа, что служила его предшественникам. Так, во время своего визита в Севилью он вступил в контакт с Йосефом Пичоном, богатым и хорошо известным севильским евреем, который, несомненно, произвел на него сильное впечатление и как финансовый эксперт, и как целеустремленный предприниматель. Энрике неформально назначил его руководить организацией сбора налогов, которая в тот момент фактически бездействовала.

То, что Энрике доверил сбор налогов этому человеку, а не кому-либо из евреев, служивших на этой должности при Педро, было, возможно, результатом того, что последние отказались помочь Энрике вести его дела. Поскольку им могло быть известно о переговорах, которые вел Педро с англичанами в Байонне, чтобы обеспечить их помощь, они не потеряли надежду на его возвращение, и до тех пор, пока надежда ещё жива, они не могли пойти на службу к его врагу.

Как и многие кастильские евреи, они должны были видеть в неприглядном свете, чтобы не сказать больше, готовность Пичона помочь Энрике, палачу Альканы и Нахеры и грабителю еврейских состояний. Отсюда вытекает, что как минимум с самого начала крупные еврейские откупщики налогов находились в резкой оппозиции к Пичону — факт, который, несомненно, тормозил его усилия по мобилизации опытных сборщиков налогов. Тем не менее прошло совсем немного времени, и всевозможные должности в казначействе Энрике стали заполняться евреями.

Если руководство кастильского еврейства было обеспокоено таким развитием событий, то антисемиты страны были поражены и приведены в ярость. Вслед за этим «все города, поселки и селения», представленные на кортесах в Бургосе (февраль 1367 г.), напомнили Энрике о его прежних утверждениях, а именно, что «все зло, ущерб, смерти и изгнания, случившиеся в прошлом, произошли из-за советов евреев, которые были фаворитами и должностными лицами прошлых королей» — прозрачный намек на дона Самуэля. Соответственно, они отправили петицию Энрике, требуя, чтобы ни один еврей не был назначен ни на один пост, включая даже должность врача, при дворах короля, королевы и инфантов. Энрике ответил, что никогда подобная петиция не была адресована никакому кастильскому королю и что, хотя некоторые евреи были приближены к нашему двору (casa), мы не включаем их в наш совет (в противоположность Педро и Альфонсо XI, которые включили Самуэля га-Леви и Йосефа Наси в свои советы), а также «мы не наделяем их властью, которая может нанести нашей стране какой-либо вред»[363].

Однако эта петиция не была единственным требованием, поднятым испанскими уполномоченными касательно евреев. Они ещё хотели, чтобы король назначил христиан командующими крепостей, которые евреи охраняли в Севилье, и просили, чтобы стены, окружающие еврейские кварталы (такие, как в Толедо), были разрушены. Они явно стремились сделать евреев беззащитными, а их кварталы открытыми для нападений. Энрике, тем не менее, отклонил их аргументы, что еврейское командование фортами было «вредным» для христиан. Не произвело на него впечатления и упоминание Толедо, что должно было напомнить ему проблемы, с которыми он столкнулся при осаде этой крепости в 1355 г. Энрике решительно отверг эти требования петиции, указав, что он понял намерения её авторов. Выполнение этих требований, сказал он, приведет к полному краху евреев, что противоречит его интересам[364]. Он, однако, не забыл о необходимости угодить городам хоть в чем-то. В ответ