Никогда не играй в пятнашки - Игорь Алгранов

— Ну, Петя, ты и суров, однако же, к человеческому роду, — покачал головой Фёдор. — Неужели все такие засранцы? — он взглянул сквозь стекло пузырька с выпивкой на голую пыльную лампочку под потолком, тускло освещавшую комнатушку подрагивающим светом. — А как же потребность в прекрасном? В Боге, наконец? Как там в Священном Писании говорится… Мне один нейрохирург-проповедник, помню, на симпозиуме по протезированию коленной чашечки, в перерыве читал Матфея в уточнённом переводе: «Счастливы осознающие свою духовную нищету»…

— В Боге? — Пётр оторопело взглянул на друга. — Поверь мне, Теодоре, большинство людей, поглощённых своими милыми материальными заботами, благополучно обходится без этого самого «духовного», либо подменяя его этакими комбинациями из тех трёх или четырёх «столпов потребления», либо и вовсе находясь в блаженном неведении о своей духовной обделённости. Так, изредка чувствует некую «душевную пустоту», что «чего-то не хватает в жизни». «Может, стоит развеяться? Дорогой, давай поедем к морю?» Музей, вид на горы, театр, кинотеатр, цирк, клуб, пиццерия — нужное вычеркнуть после применения. Да что говорить, Федя, даже если кто-то решает выбраться из этих котлов, кипящих бурной, но малополезной жизнедеятельностью, всё равно он оставляет за собой базу, основу, точку отсчёта — Город. Там его средства к существованию, туда человек всегда возвращается, там его пастбище.

— Так что же делать, Петя? Разве образ жизни угрожает сейчас людям?

— Что делать и кто угрожает? — Пётр нахмурил лоб, покрытый мелкими крапинками веснушек, и немного помолчав, продолжил: — Ты удивишься, но если говорить о спасении человечества, то из всего вышесказанного вытекает мысль вторая. Надежда выбраться из этой ямы всё-таки есть, и впереди не конец. Если, конечно, человечество успеет.

— Что успеет?

— Приспособиться и сменить этот твой удобный образ жизни паразитов на что-то более полезное для биосферы. Стать менее сосредоточенными на себе, слушать и слышать окружающий мир.

Фёдор нахмурился и подпёр щеку ладонью.

— Да как же приспособиться, Петенька? Когда со всех сторон вся эта жуткая напасть так и лезет, чтобы превратить тебя в этакое бессловесное животное с гнилыми зубами, грызущее землю…

— Эх, Федя, Федя, знал бы прикуп, жил бы сейчас у моря. Может и правда уже слишком поздно…

— А если говорить совсем уж откровенно, — подняв ладонь кверху, снова оживился Фёдор, — то лишили же нас возможности выбирать как жить. Сам разве не помнишь, как всё постепенно закручивалось в сторону этой проклинаемой тобой урбанизации? И ведь всё как на заказ: и Подземка, и съедобная структура, и нефть фонтанами…

Пётр шевельнул длинными ноздрями и поглядел косо на приятеля, потом стал задумчиво разглядывать яркую надпись на бутылке, и, наконец, словно собравшись с духом, сказал:

— Надо уходить из городов. Если ещё не поздно.

Фёдор ошарашенно выпучил глаза на друга.

— Ты что, Петя, сбрендил? И так уходим, куда деваться-то?

— Ты не понял… Сейчас, если эвакуация, куда движутся все потоки беженцев?

— Как куда? В соседние города, куда же ещё. Больше некуда.

— Вот! А я говорю, что это тупик, Фёдор. Рано или очень рано города закончатся. Поэтому надо уходить из городов. Совсем. Если ещё не слишком поздно.

— Нет, обратно в лес уже не сможем вернуться.

— Ну, тогда заставят.

— Вот ты, однако, замахнулся! Да как же мы теперь без городов выживем, когда всё традиционное хозяйство за пятьдесят лет, считай, вымерло. Нет, Петя, ничего у нас не выйдет. Без городов мы — ничто, давно уже ничто. И вряд ли сумеем обратно, в средние века. Даже, пожалуй, и в двадцатый, до всей этой географической сублимации в гиперполисы нашего разлившегося было по равнинам человечества, и то не потянем.

Фёдор прижался спиной и гладким горячим затылком к холодной облезлой бетонной стене и блаженно улыбнулся, щурясь на хмурого смолкшего друга.

— А хорошо сидим! — крякнув, почти пропел он протяжно и добавил, в очередной раз глядя вверх сквозь стекло бутылки на тусклую лампочку под потолком: — Ad impossibilia nemo tenetur.

— Что это значит, заочный друг Гиппократа? — недовольно спросил Пётр.

— «К невозможному никого не обязывают».

Пётр открыл было рот, но снова ничего не ответил, и в воздухе повисло довольно долгое молчание. Помолчав с минуту, Складка всё же решил продолжить прерванную беседу.

— И всё-таки, как же быть с пришельцами, Петя? Они что-то плохо вписываются в твою концепцию. Без них ведь жизнь всё-таки была бы гораздо приятнее, не смотря на описанные тобой недостатки, так?

— Ты прав, Теодоре, как никогда, — мрачно откликнулся Егорыч. — Плохо чужаки вписываются в казалось бы стройные рассуждения, когда не знаешь откуда они взялись, и к чему в конечном итоге так решительно стремятся. Тем не менее, тот факт, что этим тварям полюбились наши города, совсем не радует. Кто знает, как бы оно всё сложилось, не будь у нас всех этих гиперов и мультиков. Зато теперь вроде как некому стало исподтишка к городской жизни принуждать.

— Ну не знаю… Не придумало бы людское племя подземку и синтетику, пошло бы по другому пути. Например, мощную авиацию, быстрые железные дороги и практичные автомобили развивало бы, а ещё — эффективное земледелие или ещё что-нибудь в таком роде. И всё равно упорно тянулось бы в те же удобные города. А?

Пётр только пожал плечами. Старики опять посидели с минуту молча.

— Ладно, прочистили мозги, — Фёдор торжественно поднял вверх пузырек с остатками выпивки. — Давай же выпьем за твою теорию и выжившее человечество, олдер!

— Давай.

Складка быстро сделал последний глоток, опустошая свой пузырек.

— А может, всё-таки инопланетяне? А, Петя? И никаких внутренних противоречий. Слабое, конечно, утешение…

Егорыч в ответ только махнул рукой и с вселенской печалью во взгляде запрокинул бутылочку.

В зале для заседаний снова стало очень тихо.

Бригадир ошеломлённо взглянул на Незаурядова, как, впрочем, и все остальные.

— Куда-куда?! В Ромов?! Ну, профессор, вы — нечто. А что же, есть ещё вторая точка?…

Тот снова пожал плечами.

— В Святом Питере. Оттуда получены отличные данные по активности.

Смотрящие загалдели, кто-то громко захохотал, несколько смотрящих нестройным хором затянули громкое «у-у», послышались возгласы типа «а чего не в Америку?» и «жить стало лучше, жить стало веселее».

— Я в самом деле ещё не говорил? Странно. Прошу прощения, моя оплошность. Лаборант отправил мне данные в задачник минуту назад, и я сразу стал корректировать модель. Пока не могу сказать точный район в каждом из этих городов…

Сокол неопределённо хмыкнул в своём углу и снова стал разглядывать ботинки.

— И прошу принять к сведению, что на данный момент Святой Питер — это самая оптимальная точка для исследования. Остальные, кроме, пожалуй, Ромова, даже более близкие географически, не проявляют подобной феноменальной активности, к тому же маршрут в указанную точку возможно проложить минуя севернее цепь радиоактивных пустошей центральной полосы, включая Московскую. Но как туда добраться, и, главное, потом выбраться… И в отношении других центров активности всё не так просто. Так что остаётся только Ромов — достаточно близок и очень впечатляющие данные.

— «Не так просто», — снова подал голос седовласый Сокол и сплюнул на пол. — А в проклятом Ромове, кишащем розовой заразой, конечно, будет легко.

Бригадир неодобрительно посмотрел на него, но промолчал.

В помещении снова поднялся гул голосов. Ирбис взглянул на Надю. Та сосредоточенно изучала кончики волос на челке, теребя их пальцами.

— Что ты обо всём этом думаешь?

— Ну, не всё же нам только убегать.

— Нам? Даже думать забудь об этом, — Ир отвернулся и посмотрел на Волка, сидевшего справа от него. — Пойдешь со мной? Всё равно кроме нас здесь никто Ромов не знает, как свои пять.

Волк, ещё не до конца придя в себя после вчерашней веселой пирушки на сотню человек по случаю его свадьбы и не менее бурной брачной ночи, устало посмотрел на него, потом на Лару, которая сидела рядом и тоже выглядела довольно уставшей. Девушка молчала.

— Как это никто, — возмутилась Надя, — а я? Ты что, без меня там полтора месяца по трубам ползал?

— Я же сказал, о тебе речи нет, малышка, — Ир потёр переносицу. — Дело слишком рискованное. Слишком, понимаешь?

— А я, пока ты там будешь, здесь с ума сойду! С катушек сдвинусь! — раскрасневшись, выпалила Надя и возмущённо отвернулась.

— С катушек спрыгивают, — с серьёзным видом поправил Волк, погружённый в размышления. — Раньше, в двадцатом веке, были такие катушки, плоские дощечки на колесиках, так вот, на них катались по кругу, а накатавшись — спрыгивали. А обратно потом очень трудно было забраться. Как-то так.