Страницы Миллбурнского клуба, 1 - Слава Бродский

Смотрю на бутылки пива, тары «монacтырского кваса»,

На полк пустых банок Кока-Колы

И полупустых пачек «Джо Камел»,

Что мешают мху дышать над Вашим гробом…

С такою досадой, с таким негодованием,

С пустыми руками...

Я бы Вам собрал хоть жасмин под кедром

Из запущенного сада, где Вас забыли,

Цветки земляники с пятизвездной улыбкой закату,

Незабудку нежно бы я подобрал

И, нечаянно, славный «Иван-чай», как пагода, пурпурный –

Краснеющий сирота полей, обыкновенный, чудный...

И этот таинственный цветок белый,

Что везде так ветрено танцует навстречу молитве,

Пушистый, как флокс, (по-русски, простите басурмана,

Не знаю, как величать его грацию,

Дома мы называем Queen Anne’s Lace –

«Кружево Королевы Анны»)...

Скипетр Вам бы нашел из еловой веточки,

Хоть как-то, пусть ничтожным образом

Замаливая вину нашу общую пред Вами...

Но с пустыми, как лозунг, руками

Стою, слышу у могилы матерный разговор панков по мобильному:

Для них весь мир – пустырь.

Им не стыдно даже курить над Вашей могилой.

А мне стыдно, что даже сейчас Вас терзает народ

С жестокостью грубой и пошлой,

А я тщетно стою с пустыми руками, молча–

Даже слез нет для такой обиды...

Но когда березовый дождик изольет за меня эти слезы,

Разгоняя из святыни панков с мобильниками,

Когда дрозд прервет синицу в тишине молитвенной

И порозовеют сосны, греясь под ранним солнцем,

Тогда Вы почувствуете,

Анна Андреевна,

Муза любви, совесть России,

Что я Вас целую.

Письмо Тебе по поводу Письма Татьяны

Не глупо ли, не страшно ли, не опасно ли

Азартное сладострастье, бессонное томление,

Бред прелестный, умиление, радость чувственных напастей?

Не устарела ли любовь, как фрак, бакенбарды и цилиндр?

В наши дни разве чувствуют, между эсэмэсками и Твиттером?

Только пугаются признаний, посмеются, в лучшем случае –

Сам смеюсь над собой.

Друзья хором «мудрствуют»:

«Остепенись, остановись, будь “cool”, неуязвимым…»

От добрых толковых советов спасет лишь собственная моя глухота!

Лишь уязвимость защитит!

Лишь исцелюсь, раздирая раны мои открытые,

Лишь таинственная зависимость от тебя и только тебя – вдруг,

Друг мой, есть счастье на белом свете!

Куда уж разумнее наконец-то выждать и отмерить, семь раз хоть, Проверить, рассчитывать, взвешивать, выгоду черпать, играть,

Гарцевать, как гусар, вкруг да около явной правды,

Кокетничать с молнией!

Так, в общем, логика требует, так и весь опыт мой горько завещает:

Как бы, мол, сердце ни екало, как тайфун в кармане, хотя бы частично –

Не цинично, но вежливо – надо б хоть чуть-чуть раздваиваться,

Умирая, все ж смотреть на милый рок хорошенько со стороны…

А я? В блокнот запиши, душа моя!

Семь нег, один ответ. Ты просто есть,

Исхода нет, а я сразу – вспышкой! – и навсегда!

Живу, чтоб тебя восславлять и любить!

И без опаски всякой – торопясь полнолунно в приливе! –

Весь на тебя извергается вулкан души моей отчаянной!

Милый север путей моих, светлый компас тоски моей! –

Молюсь тебе, капризно-заветной моей иконке,

Как нищий в соборе, сам не понимая значенья слов страстных молитв,

Ослеплен туманом кадильно-колыбельных иллюзий и надежд,

В Тебя верую!

Как, может быть, всю жизнь прожив в струях, ураганах, течениях

В зябком, сером океане (вдоль которого праздно гуляю сейчас,

Навстречу закату, навстречу тебе, до самого края причала),

Лосось, лелея родных ручейков память,

Из пустыни безбрежной воды

Верно избирает робкую речку одну горную, наконец,

из семи морей притоков–

Радостно – вверх по камням, водопадам! –

Против теченья плывя,

Прыгает, жизнь отдаст, чтоб плодиться и умереть!–

Так и я тоскую по тебе, душа моя,

С певучим узнаванием родного!

Раздумья у закрытой церкви

Про Бога не знаю. В Тебя верю: Ты –

Мое успение, мое спасение,

Мое распятие и воскресенье.

В твой взгляд верю:

Водопадом в меня Бесконечность струит

И даже Время шалит.

Мир весь ликует свежестью,

Мир весь расплавлен нежностью

Сквозь чувственную мглу!

В листопаде душа парит (ну, пусть я всегда летучий,

Но был я лишь серой тучей,

Теперь я слегка серебрянее).

Про Бога не знаю. В Тебя верю: Ты –

Мое успение, мое спасение,

Мое распятие и воскресение.

Березка

На улице угарной, на трудовом шоссе,

Под башнями министров, под окнами вождей,

В метелице печальной, при серебристой мгле,

В преддверье олигархов, в спесивевшей Москве

Стоит березка белая, забытая, одна

И никакою властью не чванится она.

Нельзя не замечать ее безмолвной доброты:

Благословляет птиц шальных и бабушек с детьми,

Но мимо нее ходят все, нет дела до того–

Там наверху все заняты вопросом «кто кого?»

А та березка белая – сама Любовь! – чиста,

И никакою властью не чванится она.

Как бы ни опошляли, врали, воровали все,

Как бы ни изменяли, засоряли всё везде,

Любовь не вырождается в спесивевшей Москве –

Ведь все ж в забытом дворике, прелестна в снежной мгле,

Стоит березка нежная, естественна, мила,

И согревает душу нам, восставшую из сна!

Cтихи, сочиненные в аэропорту,

во время ожидания вылета из России

Почему я так люблю эту страну

Расстрелянных поэтов?

В свободный мир уехав, почему грущу,

Покинув пьяную тюрьму Советов?

Да, тут бесправье правит всем, а всем плевать,

А чванстствуют тут злые,

(Давно о ценностях они не говорят,

Их лишь волнуют цены дорогие).

Неухожена, заброшена,

Вещая страна берез!

Вся душа тобой поглощена,

Не чураюсь горьких слез.

Ах, что-то в твоем воздухе отравленном

Есть нежное, светлое!

Тень тоскливой луковидной грации в бреду.

Милости Божия!

Раздумья на салфетке в баре в аэропорту

(Подслушивая равнодушный разговор о политике)

Как легко отказаться от счастья!

Ничего не надо, друг, менять.

Ни во что тебе не нужно верить

И ничем не нужно рисковать...

 (К своей тетрадке)

Твердому сердцу – мягкой посадки!

Пресному быту – блеска стихов!

Пусть утоляется бездна тетрадки

Пением и рвением богов!

Формула счастья

Странствовать,

          жить на природе,

                       работать душой,

Любить,

           быть любимым…

Скромно.

Радуга

Только встретились,

Только солнце взошло на душе,

Сделав радужным мое отчаянье,

Как невинный твой голос паутиной меня отпустил

К погоде моей родной (и пасмурной,

Как цвет кожи у дельфинов).

И грустно мне теперь

В родной пустыне башен

И безразличье дружбы.

Где же ты, друг мой,

Светлая, первая робость,

Легкость тяжелее камня?

Похмелье

Кончилось застолье.

Похмелье сменило веселье.

Прелести, остроты и комплименты в мой адрес

Убраны, еще теплые, с памяти,

Как недоеденный шпинат c тарелок...

И, «родных» покидая,

После пресных объятий,

Измучен добротой друзей,

Укоряя себя за пустыню внутри,

Где должен роскошно цвести садик счастья,

С каким горьким головокружением я побрел

К реке, где серые волны меня ждали,

Серые волны бурливые, серые волны игривые!

И шире реки и глубже – рекою против реки! –

Я наконец уносился

Серой тоской по тебе!

Размышления на тему «Я Вас любил…» 

I.

Любовь, что только Время проявляет, не измерима Временем.

В прошлом, настоящем и будущем, всегда-всегда

Я Вас любил, люблю и буду любить.

Я родился для этого – и с этим умру.

Любить Вас – единственное мое призвание… и завещание.

Доказано, что Бога нет.

А Бог есть, раз ты есть, моя любовь.

Даст ли Вам Бог любимой быть другим? Полюбят Вас неизбежно,

Но не так искренно, не так нежно...

Поймешь, не в этой жизни,

Так в следующей…

II.

Любовь, как смерть, приходит к нам лишь раз.

Но, может, ты была лишь поводом, а я – проводом

Исповеди пустой пучине Вселенной,

Искорки мгновенной,

Чего-то мнимого?

Может, как мне однажды заметил

швейцарский банкир на Бермудах,

Всегда нужно брызгать лимоном шпинат, чтоб усвоить  его железо,

Да любовь вовсе не существует, равно как и душа:

Есть лишь физика, химия, биология,

Есть лишь «устойчивые, взаимовыгодные критерии».

Может, всё – майя, душа моя?